К портрету Г (Татьяна Глушкова) По мотивам книги стихов «Белая улица» …Ты хочешь поэтессой стать? Так стань! Куда как легче! Проще нет занятья, ты изучи, что создали собратья, усердно наклонив над книгой стан. У одного возьми размер и ритм, а у другой — стиха закаменелость, у третьего возьми метафор смелость, а у четвертой — необычность рифм. Возьми лучину, канделябр, свечу, добавь сердечных мук, усталость, горечь, истории (одобрит Пал Григорьич!), Пегаса, кваса, Спаса и парчу. Смешай все это, не сочти за труд, пиши смелей, учтя мои советы. Не так уж он и сложен, путь в поэты… Сдавай в печать. Не бойся! Издадут! Вчерашний день (Евгений Храмов) Золотились луковицы храмов, Вышел я, Евгений Львович Храмов, И собою солнца диск затмил. Я царю сказал: «Посторонитесь…» Все вокруг шептались: «Что за витязь? Как красив он, смел, умен и мил!» Кубок опрокинув без закуски, Говорил я только по-французски, В золотой затянут был мундир. Треуголку снял Наполеошка И сказал, грассируя немножко: «Ша, французы, это — командир!» Я в салоне сел к роялю «Беккер», Несравненный Вилли Кюхельбекер, Рдея от смущенья, подошел. Говорить хотел, но не решался, А потом и вообще смешался, Высморкался, хмыкнул и ушел… …В этом месте разлепил я веки, Жаль, что я живу в двадцатом веке И былого не вернуть, хоть плачь… Ничего со мною не случилось, Это мне с похмелья все приснилось, Я очкарик, рохля и трепач. Двоечница (Феликс Чуев) Куплю рубаху, брюки темно-синие, пройдусь по половицам, как по льду, и двоечницу, самую красивую, на зависть всей площадке, уведу. Феликс Чуев На танцплощадке розовые личики танцуют на зашарканном полу. Отличниц приглашают лишь отличники, а двоечница мается в углу. Глядит девчонка на меня, на Чуева! Мурашки побежали по спине. И двоечница тотчас же почуяла родное что-то, близкое во мне. Мы с ней потанцевали. Слово за слово, я ей всучить пытаюсь свой портрет и убеждаю двоечницу ласково, что в этом ничего плохого нет. Она вдруг слезы принялась размазывать, они ручьями брызнули из глаз. Тогда я начинаю ей рассказывать, что я не кто-нибудь, а красный ас! И вроде шансы сразу же повысились, вот мы уже заходим к ней во двор… И я шагаю, как генералиссимус и мну в руках «Герцеговину Флор». Раскопки в XXX веке
(Валентин Берестов) Откопан был старинный манускрипт. Скорей листать страницы! Шорох. Скрип. Стихи. Представьте, ничего себе! Инициалы автора — В. Б. Наверно, это рукопись моя. Что ж, у шедевров жизнь уже своя… Нет, что вы, что вы! Никаких намеков. Жаль, оказалось, это — Виктор Боков… Кошка (Владлен Бахнов) Лежала кошка на спине, Устроившись уютно. И никому та кошка не Мешала абсолютно. И вот, зажав в руке перо, Подумал я при этом, Что это для стихов — хоро — Шим может стать сюжетом. Она лежала — я уви — Дел, — хвост игриво свесив. Что знать могла она о дви — Жущем весь мир прогрессе? Мешала узость кругозо — Ра кошке знать ленивой О том, что, как и где изо — Брели на данной ниве. Сказать по правде, просто ни О чем не знала киса. И я закончил ирони — Ческие экзерсисы. Пират (Эдуард Успенский) Лился сумрак голубой В паруса фрегата, Собирала на разбой Бабушка пирата… Эдуард Успенский Лился сумрак голубой, Шло к июлю лето. Провожала на разбой Бабушка поэта. Авторучку уложила И зубной порошок, Пемзу, мыло, чернила И для денег мешок. Говорила: — Ты гляди, Дорогое чадо, Ты в писатели иди, Там разбой что надо! Ты запомни одно, Милый наш дурашка: Золотое это дно — Крошка Чебурашка! Не зевай, не болтай, Дело знай отменно. Ты давай изобретай Крокодила Гену! Ты, гляди, не будь дурак, Ром не пей из бочки. И старушку Шапокляк Доведи до точки… …Долго пела она, Целовала сладко. До чего же умна Старая пиратка! Это сущий пустяк — Ремесло пирата… Ну, а если что не так — Бабка виновата… |
