Спи, деточка. Спи, лапочка. Усни. Закрой глаза, как закрывают пренья. Головку на подушку урони, А я сажусь писать стихотворенья. Я не скрываю, что тебя люблю, Но дряни на земле еще до черта! Вот почему я никогда не сплю, И взгляд стальной, и губы сжаты твердо. Нет, девочки! Нет, мальчики! Шалишь! Нет, стервецы, что яму нам копают! Я знаю, что они, пока ты спишь, Черт знает что малюют и кропают! Ты отдыхай. А я иду на бой, Вселенная моим призывам внемлет. Спи, кошечка. Спи, птичка. Я с тобой. Запомни, дорогая: друг не дремлет! Нам бы ямбы
(Осип Колычев) Стиляжьи штиблеты модерна Порой не натянешь никак. Но служит спокойно и верно Разношенный ямба башмак. Осип Колычев Пусть помнят стиляги и монстры, Как, дверь запирая на крюк, Ношу я свободно и просто Поношенный ямба сюртук. Пусть те, кто бесстыдно поносит Меня за излюбленный штамп, Поймут, что хотя я и Осип, Но все-таки не Мандельштам! Пусть те, кто не знает России, Увидят меня за столом В портах амфибрахия синих, С нахмуренным гневно челом. Извечный противник модерна, Я с классикой с детства дружу. С тех пор я спокойно и верно В галоше хорея сижу! Мерин (Валентин Кузнецов) Петух на сумерки покрикивал, Сухой соломою шуршал… А он бежал. Ногами взбрыкивал И ржал!.. Валентин Кузнецов. «Жеребенок» В деревне хрипло и уверенно Вовсю орали петухи. А я стоял, читая мерину Свои последние стихи. В глазах круги и мельтешение. Береза. Сад. Колодец. Сруб. Потел от жаркого волнения Его не знавший ласки круп. А я читал. Порою вскрикивал. А иногда немножко пел. Он слушал и ногами взбрыкивал. Ушами прядал. И храпел. Тянул к тетрадке морду жадную, Потом вздохнул. И задрожал. И в первый раз за жизнь лошадную Заржал! Дитя вокзала (Станислав Куняев) Полжизни прошло на вокзалах – в Иркутске, в Калуге, в Москве, и несколько мыслей усталых осело в моей голове. Станислав Куняев Висит в переполненном зале задумчивый дым папирос. Мне кажется, я на вокзале родился, учился и рос. С баулами и рюкзаками из тамбура в тамбур сигал. И то, что добро с кулаками, должно быть, я здесь постигал. И что бы мне там ни сказали, я знаю, и верю, и жду, что именно здесь, на вокзале, я личное счастье найду. Я в самом возвышенном смысле работу даю голове, считаю осевшие мысли: одна, и еще одна… Две! Долюшка (Иван Лысцов) Ворога вокруг пообъявились, Знай снуют, орясины, твистя. И откуль она, скажи на милость, Привзялась, такая напастя? Что им стоит, супостатам ярым, Походя наплюнуть в зелени… Я насустречь вышел не задаром, — Ольняного, не постичь меня! Слово самоцветное сронили, Встряли нам, певцам, напоперек. Помыкнули нами, забранили… Я ж их — хрясь! — дубиной. И убег. Я сам-друг на страже. Не забуду За глухими в оба доглядать. Не сыпая ночи, дрючить буду, Чтобы не вылазили опять. Лесная буза (Юнна Мориц) Был козлик тощий и худой, И жил он у старухи нищей, Он ждал соития с едой, Как ангел — с вифлеемской пищей. Он вышел в лес щипать траву, Бездомен, как герой Феллини. Алела клюква в черном рву, Господь играл на мандолине, И рай явился наяву! Козла трагичен гороскоп, Раскручена спираль сиротства. Жил волк, бездушный мизантроп, Злодей, лишенный благородства. По челюстям сочилась брань Картежника и фанфарона. Он ждал! Была его гортань Суха, как пятка фараона. Он съел козла! Проклятье злу И тем, кто, плоти возжелая, Отточит зубы, как пилу, Забыв о том, что плоть — живая! Старуха плачет по козлу, Красивая и пожилая. А волк, забыв о Льве Толстом, Сопит и курит «Филип Моррис», Под можжевеловым кустом Лежит, читая Юнну Мориц, И вертит сумрачным хвостом. Письмо Франсуа Вийону (Булат Окуджава) Добрый вечер, коллега! Здравствуйте, Франсуа! (Кажется, по-французски это звучит «бон суар».) Скорее сюда, трактирщик, беги и вина налей. Мы с вами сегодня живы, что может быть веселей! Но в темную полночь именем милосердного короля На двух столбах с перекладиной приготовлена вам петля, И где-то писатель Фирсов, бумагу пером черня, Был настолько любезен, что вспомнил опять про меня. Все барабанщики мира, пока их носит земля, Пьют за меня и Киплинга капли Датского короля, И сам Станислав Куняев, как белый петух в вине (Правда, красивый образ?), речь ведет обо мне. Мы с вами, мой друг, поэты, мы с вами весельчаки; Мы-то прекрасно знаем, что это все — пустяки. Кому-то из нас (подумаешь!) не пить назавтра бульон… Да здравствуют оптимисты! Прощайте, месье Вийон! |
