В это лето (Иван Лысцов) Падают груши в саду августовском, Глухо стучат о траву… В тихой усадьбе, совсем по-толстовски Я это лето живу. Иван Лысцов Творческим духом я нынче питаюсь, Тихою радостью пьян. В славной усадьбе, где я обретаюсь, Множество ясных полян. В теплых лучах золотится деревня, Нежится речка и дол. Добрая баба, как Софья Андревна, Мне собирает на стол. С рани землицу пашу я не сдуру, Круп вытираю коню. Скоро, видать, про Каренину Нюру Роман большой сочиню… Про мед и деготь (Галина Чистякова) Невозможно не заметить Вам моих блестящих глаз! У меня медовый месяц! И уже не в первый раз. Галина Чистякова Не могу понять, хоть тресни, Где вы, юные года? Замечательную песню Хором пели мы тогда: «Юбку новую порвали И подбили правый глаз! Не ругай меня, мамаша, Это было в первый раз!» А теперь, прошу заметить, Манны с неба я не жду. У меня медовый месяц Десять месяцев в году! Я с избранниками смело То вожусь, то не вожусь. Надоело это дело — Через месяц развожусь. А потом опять как в воду, Не зевай да успевай… Да и что мне ложка меду? Ты цистерну мне давай! Но вину свою за это Мне придется искупать: Могут девушку-поэта В бочке дегтя искупать… Если выследить… (Ирэна Сергеева) Если долго за нами следить, если наш разговор записать, то обоих нас надо судить, но меня за любовь оправдать. Ирэна Сергеева Начинаем с тобой понимать, если долго за нами следить, если выследить нас и поймать, то, конечно, нас надо судить. И хоть ты, мой любимый, не вор и на мне не разбоя печать, будет очень суров приговор, громом с неба он будет звучать. Обрекут нас, дабы проучить, ты и я будем вместе страдать: я — пожизненно в рифму строчить, ты — пожизненно это читать… Когда скошено и вылазит (Александр Щуплов) У меня нахальством плечи скошены и зрачки вылазят из углов. Мне по средам снится критик Кожинов с толстой книгой «Тютчев и Щуплов».
Сегодня я — болтун, задира, циник – земную тяжесть принял на плечо, и сам себе — и Лев Толстой, и Цыбин, и Мандельштам, и кто-то там еще. Александр Щуплов Собрались вместе Лев Толстой и Цыбин, и Мандельштам, и кто-то там еще. И вроде бы никто из них не циник и все что нужно принял на плечо. – Вы кто такой? — у Цыбина Володи спросил Толстой. — Не знаю вас, мой друг, мы в свете не встречались раньше вроде… — А я Щуплов! — ответил Цыбин вдруг. Толстой застыл, сперва лишился слова, потом смутился и сказал: — Постой, не может быть, откуда два Щуплова? Ведь я Щуплов! — промолвил Лев Толстой. Стояли молча рядом два титана. — И я Щуплов! — кричали где-то там. И, чувствуя себя довольно странно: — И я Щуплов! — воскликнул Мандельштам. Вокруг теснилась публика, вздыхала, и кто-то молвил зло и тяжело: — На молодого циника-нахала, должно быть, вновь затмение нашло. Если не я, то кто? (Олег Хлебников) И так живу в очерченном кругу, людей по полочкам располагаю и только одного не понимаю: как я-то не понравиться могу… Олег Хлебников Я от восторга что ни день горю, меня влечет божественное «эго». Меня зовут как вещего Олега, я о фамилии не говорю. Я сам свою предначертал судьбу, хулить меня не пробуй — труд напрасен. Остановись, мгновенье, я прекрасен! А ты, Нарцисс, перевернись в гробу… Пишу стихи и в зеркало гляжусь, Я сам не свой, я сам с собой не справлюсь. Себе я нравлюсь! А тебе не нравлюсь?! Ты бяка, я с тобою не вожусь!.. Давай не говорить (Марина Тарасова) Давай не говорить о лете, лоскутик памяти порви. Сегодня нет со мной на свете ни колоска твоей любви. Марина Тарасова Судьбы моей поникли перья, любви загнулся колосок. Порвалась ниточка доверья, и выпал дружбы волосок. Подохла в клетке птичка страсти, котенок ласки не поет. И щепочка былого счастья в корыте памяти плывет. Давай погасим пламя муки, обиды тряпочку порви. Меж нами дырочка разлуки и нет ни корочки любви. Ты не смотри на это косо, как ясный полдень на грозу. Ведь я нашла отличный способ немножко выжимать слезу… |
