Бесовские штучки (Юрий Панкратов) На лугу, где стынут ветлы, где пасутся кобылицы, обо мне ночные ведьмы сочиняют небылицы. Юрий Панкратов Нечестивы и рогаты, непричесаны и сивы, прибывали делегаты на конгресс нечистой силы. Собрались в кружок у дуба и мигали виновато, все пытали друг у друга: — Братцы, кто такой Панкратов?! Ведьм немедля допросили: — Что за шутки, в самом деле? — Но они заголосили: — Ночью мы не разглядели!.. Домовой пожал плечами, в стенограмме бес напутал. Водяной сказал, скучая: — Может, кто его попутал?.. Делегаты повздыхали, — тут сам черт сломает ногу! И хвостами помахали, и послать решили… к богу! …Обижаться я не вправе, но придется потрудиться, о своей чертовской славе сочиняя небылицы. Сколько будет дважды два (Лев Куклин) Я немало дорог истоптал в этом мире, И на собственной шкуре я понял зато: Дважды два — не всегда в нашей жизни четыре, А порою — и пять. А бывает — и сто. Лев Куклин Я когда-то мечтал инженером стать горным, В этом деле хотел получить я права. Но везде мне вопрос задавали упорно: — Сколько будет, товарищ Куклин, дважды два? — Пять! — всегда отвечал я упрямо и гордо, В эту цифру вложив темперамент и злость. Инженером, увы, а тем более горным, К сожалению, так мне и не довелось… Я хотел быть актером, врачом и матросом, Стать ботаником чуть не решил я едва. И повсюду меня изводили вопросом: — Сколько будет, товарищ Куклин, дважды два? Улыбались, не то еще, дескать, мы спросим… Стал везде отвечать я по-разному всем: «Шесть», «одиннадцать», «тридцать один», «сорок восемь», Как-то сам удивился, ответив: «Сто семь!» Кто, не помню, помог мне однажды советом, Поклониться советчику рад и сейчас: – Ваш единственный путь — становиться поэтом, Ибо уровень знаний подходит как раз… И с тех пор я поэт. Сочиняю прилично. Издаюсь, исполняюсь, хоть в мэтры бери… Я, конечно, шутил, ибо знаю отлично: Дважды два — как известно и школьнику — три! На задворках
(Евгений Елисеев) Выйдешь на задворки и стоишь как пень: до чего же зоркий, лупоглазый день! А потянешь носом – ух ты, гой еси!.. Евгений Елисеев Кто-то любит горки, кто-то — в поле спать. Я люблю задворки — чисто благодать! Дрема дух треножит цельный божий день. Всяк стоит как может, я стою как пень. Думать — энто точно — лучше стоя пнем вислоухой ночью, лупоглазым днем. Бьешься над вопросом, ажно вымок весь. А потянешь носом — хоть топор повесь. Хорошо, укромно, как иначе быть… Тут мысля истомна — инда да кубыть. Если ж мыслей нету, господи спаси, выручить поэта может «гой еси»! Тайна жизни (Василий Захарченко) Я часто замираю перед тайной. Ей имя — жизнь. В разрядах молний, в грохоте грозовом, В рассоле огнедышащей планеты Родился крохотный комочек жизни – Икринка, сгусток… Василий Захарченко Я часто замираю перед тайной, Я бы назвал ее — преображенье. Загадочнее тайны нет нигде. …Немыслимо бывает пробужденье: Глаза разлепишь — что за наважденье? — Лежать лежишь, но неизвестно где… А в голове — все бури мирозданья, Да что там бури — просто катаклизмы, Как написал бы Лавренев — разлом! Глаза на лбу, в них молнии сверкают, Язык шершавый, в членах колотун, Ни встать ни сесть, Во рту бог знает что, Не то Ваала пасть, не то клоака, Выпрыгивает сердце из груди, И что вчера случилось — помнишь смутно… И тут, я вам скажу, одно спасенье, Верней сказать, единственное средство. Берешь его дрожащими руками В каком-нибудь вместительном сосуде, Подносишь к огнедышащему рту!.. Струится он, прохладный, мутноватый, Грозово жгучий, острый, животворный!.. Захлебываясь, ты его отведал — И к жизни возвратился и расцвел! Есть в жизни тайна! Имя ей — рассол. Смертельный номер (Лада Одинцова) Весна, весна, — хоть горло перережь, Весна – Хоть полосни себя по венам. И жизнь была — заполненная брешь, Любовь была — случайна и мгновенна. Лада Одинцова |
