Хлеб, любовь и Азия (Гарольд Регистан)
По мотивам поэмы «Звезды в снегу»
На полевом далеком стане (Не уточняю, что за стан) Однажды в труженицу Маню Влюбился труженик Степан. Она сама к нему тянулась, Шептал он что-то, к ней припав… И это дело затянулось На много полновесных глав. И вдруг он встал. – Послушай, Манька! Послушай, звездочка моя, Прости, любимая, но встань-ка, Гляди, о чем подумал я. Я за тебя отдам хоть царство, С тобою быть всегда готов, Но знаешь, сколько государству Мы можем недосдать пудов?! Она вскочила. – Невозможно! Пошли! Того гляди, гроза… И разом вспыхнули тревожно Их изумрудные глаза. О как они в труде горели! На них залюбовался стан. Они умаялись, вспотели, Но перевыполнили план! Не сорвались хлебопоставки… Над степью плыл густой туман. И снова на широкой лавке Марусю обнимал Степан. И вновь она к нему тянулась, Шептал он что-то, к ней припав. И это снова затянулось На много полновесных глав. Больше не хочу! (Екатерина Шевелева) Я была в Женеве, Бонне, Ницце, До чего же скучно за границей! Целый год томилась я в Париже, Мне Перхушково духовно ближе. На Монмартр ходила, не робела, Но, придя, о Зюзине скорбела. Я мартель и арманьяк пивала, Но о «Трех семерках» тосковала. Проезжая Вену в «мерседесе», Мне хотелось на трамвай в Одессе, А в отелях Дели и Мадраса Не нашлось московского матраца… В Филадельфии дрожали губы: «Надоело. Поскорее в Мгу бы!» В Токио мне ночью снилась Шуя… Крест поездок на себе ношу я. Боже мой, к кому бы обратиться, Чтоб не ездить больше за границу! Ремесло (Яков Белинский) Легко сапожнику: сработал сапоги – пощупай хром! И каждому из тыщи понятно, что хорош… О бедные стихи, у вас – ни каблуков, ни голенища. Яков Белинский Поэтам нелегко. Мастеровым пера до подлинного далеко искусства; то смысл насквозь течет, а то в строфе дыра, спадает форма, жмет безбожно чувство. А то еще, глядишь, стихов не тот размер глухое вызывает раздраженье. Сапожники – вот кто классический пример трудящихся, достойных уваженья! В поэзии – для них доступным быть хочу. На разговоры лишних слов не трачу, в руках сапожный нож, то бишь перо, верчу, подметки строф гвоздями рифм собачу. Спины не разогну, как белый раб, тружусь, искусство – ремесло, учти, художник. Вот почему всегда я так собой горжусь, когда мне говорят, что я – сапожник! Мы чаврим (Михаил Беляев) Обнажилась девушка в лесу… Хочется остановиться, Но стоять не хочется. И зачаврит она, Как в дождях колосок. Михаил Беляев Я в смятенье, Головой трясу. Снял очки, глаза протер рукою. Обнажилась девушка в лесу. В первый раз Увидел я такое! Надо бы уйти, Но не могу. Посидеть решил – так не сидится! Лег на траву – Отлежал ногу, Встал, но тоже плохо – не стоится. Крикнул: «Эй!» – И вижу – вот те на! – У нее глаза на мокром месте… Я зачаврил, Чаврит и она, Лучше, если мы зачаврим вместе. Бутылка (Валентин Берестов) Среди развалин, в глине и в пыли Улыбку археологи нашли… Молчок. Щелчок. И – праздник позади… Валентин Берестов Среди развалин, в глине и в пыли Бутылку археологи нашли. Кто знает, сколько ей веков иль дней. «Московская» написано на ней. «Особая» добавлена внизу. Я улыбнулся и смахнул слезу. Взошла луна, и долго при луне Находку созерцал я в тишине. …Пещера. Питекантропа рука. Пол-литра. Птеродактиль табака. Сгрудились питекантропы. У них Глаз-ватерпас – чтоб ровно на троих! Иначе в глаз – и впредь не подходи. Кусок. Глоток. И – эра позади. |