Мореплаватель (Григорий Поженян) Лягу в жиже дорожной, постою у плетня. И не жаль, что, возможно, не узнают меня. Григорий Поженян Надоело на сушу пялить сумрачный взор. Просмоленную душу манит водный простор. Лягу в луже дорожной среди белого дня. И не жаль, что, возможно, не похвалят меня. А когда я на берег выйду, песней звеня, мореплаватель Беринг бросит якорь. В меня. Блики
(Владимир Савельев) По страницам книги «Отсветы» Снятся мне кандалы, баррикады, листовки, пулеметы, декреты, клинки, сыпняки… Вылезаю из ванны, как будто из топки, и повсюду мерещатся мне беляки. Я на кухне своей без конца митингую, под шрапнелью за хлебом ползу по Москве, в магазине последний патрон берегу я и свободно живу без царя в голове. Зов эпохи крутой почитая сигналом, для бессмертья пишу между строк молоком, потому что, квартиру считая централом, каторжанским с женой говорю языком. Я и сам плоть от плоти фабричного люда, зажимая в кармане последний пятак, каждый день атакую буржуйские блюда и шампанское гроблю, туды его так! Мы себя не жалели. И в юности пылкой в семилетнюю школу ходили, как в бой. Если надо, сумеем поужинать вилкой и культурно посуду убрать за собой. Безвыходное творчество (Марк Соболь) Всю душу разодрав на клочья и каждый нерв растеребя, я погибал сегодня ночью – я перечитывал себя. Марк Соболь. «Творчество» Всю ночь я шевелил губами, сучил ногами, пол дробя; я мерзко выл, скрипел зубами, — я перечитывал себя. Я от стыда пылал, как спичка, себя готов был разорвать. Гори она огнем, привычка — как заведенный, рифмовать! Довольно, хватит! Слово чести, я образ жизни изменю! Да провалиться мне на месте, когда хоть строчку сочиню! Да будь я проклят, если сяду опять за стол с пером в руке! Чтоб выпить мне пол-литра яду, чтоб утонуть мне в молоке!! Глаза б вовеки не глядели на этот ворох чепухи… Но ежедневно, встав с постели, я вновь сажусь писать стихи. Романс без контрабаса (Владимир Соколов) У меня совсем другое Было на уме… Владимир Соколов. «Романс» Кто-то что-то пишет где-то. В голове темно. Есть сюжет иль нет сюжета — Это все равно. Может, это? Нет, не это. Но ведь и не то. Не зима. Но и не лето. Надевай пальто. Акварельная картинка. Серебрится лес. Тихо крутится пластинка. Я в себя залез. Хорошо в себе! Конфета Тает на губе. Я лежу. Читаю Фета, Надоев себе. Кто-то в душу влез без мыла, Значит, я поэт. У попа была кобыла, Впрочем, тоже нет. Я пошевелил ногою. Кот чихнул во тьме. …У меня совсем другое Было на уме. Ночной разговор (Владимир Туркин) В изголовье уснувшего города Только звезды, да Пушкин, да я… Владимир Туркин Город спит и во сне улыбается, В небе звезды мерцают, маня. Александр Сергеевич Мается — В изголовье сидит у меня. Посидел, помолчал, пригорюнился, Головою курчавой трясет… — Что, брат, Пушкин? — в сердцах говорю ему. — Ничего, — молвит, — так как-то все… Скушно, сударь. Куда бы полезнее Почитать. Где же книжка твоя? Так-то, брат. В изголовье поэзии Только звезды, да Туркин, да я. Жарко! (Игорь Шкляревский) В столовой автопарка жарко! Внизу шурует кочегарка. В окне блестит электросварка. А со стены глядит доярка. Игорь Шкляревский Сижу в столовой автопарка. В столовой автопарка жарко. От щей в желудке — кочегарка. В глазах блестит электросварка. Ко мне подходит санитарка. А санитарку звать Тамарка. Она по паспорту татарка. А у нее в руках припарка. А со стены глядит доярка. Ее зовут, наверно, Ларка. Есть у нее сестра — свинарка. И муж — бухгалтер зоопарка. На горизонте — друг Захарка. С Захаркой друг его Макарка. В зубах у первого цигарка. А у того в кармане старка. Сидим в столовой автопарка. Там где-то жуткая запарка. А нам ни холодно, ни жарко. Нам хорошо! Эх, старка, старка… |