Заложив руки за спину, задумчиво прошелся возле странного сооружения у стены, пытаясь догадаться о его назначении. Пашка об этом не рассказывал. Возвышение длиной во всю стену и шириной метра в четыре, на совесть сколоченное из светлых лакированных досок, посередине – желтый металлический шест, выходящий из пола и уходящий в потолок. Справа и слева – целые гирлянды то ли больших светильников, то ли крохотных прожекторов. Правда, нигде не видно кабелей. Под потолком, аккурат над помостом, – шар размером с футбольный мяч, покрытый небольшими отверстиями и зеркальцами. На стене, у невысокой дверцы, оказавшейся запертой, – что-то типа пульта с дюжиной кнопок и парой маленьких рубильников. Петр, конечно же, не рискнул с ними экспериментировать: еще устроишь замыкание или, того хуже, – пожар. Он еще раз подергал дверцу и, вторично убедившись, что она заперта, вернулся на середину комнаты, продолжая ломать голову.

Больше всего это походило на сцену. На миниатюрную эстраду. Почему бы и нет? Легко представить, как для горсточки избранных гостей здесь выступает заезжая эстрадная звезда – читал о чем-то таком, слыхивал. Положительно, в пошлейшей роскоши обитает предводитель команчей…

Катина комната особой роскошью не блистала – мебель здесь была попроще, чем, скажем, в столовой, хотя, конечно, опять-таки сделанная не на Шантарском деревообрабатывающем комбинате. Порядок идеальный. Петр постоял на пороге, пытаясь через вещи и обстановку понять женщину, с которой предстоит жить под одной крышей.

Не получалось. Ну, телевизор. Ну, книги. Ну, парочка картин на стене. Видимо, каждодневные старания вышколенной прислуги убивали всякую индивидуальность. «Выйдешь в туалет – а постель уже застелена…» – что-то вроде…

Зато в Наденькиной комнате индивидуальности было хоть отбавляй – ни следа неряшливости, а вот хаоса и беспорядка в избытке. Книги – грудой на полу возле полки, компьютерные распечатки, завившись в трубки, громоздятся на столе, валяются на полу, на постели. Здесь же большие мягкие игрушки, яркие журналы.

Петр завистливо поцокал языком, присмотревшись к Надиному компьютеру. Вот это действительно был рабочий агрегат, могучий и завершенный. Подключен к Интернету через модем со скоростью 33,6, отличный принтер и все прочее… Судя по всей машинерии, ребенок не только злоязычный, но и головастый – здесь работают с компьютером всерьез и немало…

Он не удержался – присел к монитору, нажал клавиши. Тут же вспыхнула лампочка МК, модем был готов к работе.

Так, посмотрим, какими мы располагаем возможностями…

Что ж, Пашка не жалел денег на падчерицу. Оплачен неограниченный доступ в «Спрайнет» и «Америка Онлайн» – так что при желании можно прямо отсюда пообщаться с Опрой Уинфри, поспрошать у звезды самого популярного в Штатах шоу, как у нее сегодня настроение, что ела на обед и как относится к Саддаму Хусейну…

Он незаметно увлекся. Вышел на «Микрософт Нетворк» – опять-таки оплаченную – и стал просматривать длиннейший список ее услуг по организации путешествий.

«Экзотика, черт… А ежели мне вдруг захотелось полетать на воздушном шаре над островом Борнео? Хм, не так уж дорого, с Пашкиной точки зрения… Так, заказ авиабилетов на тот же Борнео, дабл ю – дабл ю – дабл ю – експедиа ком… Нет-нет, не нужно нас учить отправлять факсы, мы это умеем и сами, эф-эй-кью…»

Заигрался, как ребенок. Машина была хорошая. Веб-страницы мелькали, словно сухие листья под ветром.

Услышав за спиной тихое посвистыванье, он вздрогнул, пристыженно обернулся.

Юная «падчерица» разглядывала его с непонятным выражением, старательно высвистывая какую-то незатейливую мелодийку. В руке у нее был желтый плетеный поводок – ну да, с собакой гуляла, долгонько что-то…

Петр, неуклюже поднявшись, пробормотал:

– А мы тут плюшками балуемся, знаете ли…

– Я вижу, – кивнула девчонка, бросив поводок на кресло. – Вы мне, папенька, ничего тут не раздербанили?

Она прошла мимо Петра, глянула на экран, бросила быстрый взгляд через плечо на неловко застывшего «отчима», пожала плечиками с непонятным выражением лица:

– Значит, по «вебам» странствуете, любезный родитель?

– Пришла вот в голову такая блажь, – сказал Петр, к этому времени овладев собой и решив, что ничего страшного, в итоге, не произошло. – Ты против?

– Отнюдь, сказала графиня… Правда, кто-то обещал блюсти мое право на частную жизнь и без нужды по моим апартаментам не шляться…

– Ну извини, увлекся.

– Ну ничего, бывает, – ответила она в тон, – какие, в сущности, мелочи, папенька…

– Слушай, прелестное дитя, – сказал Петр, – тебе и правда интересно вот так вот выдрючиваться, или это чистейший эпатаж по всем канонам подросткового возраста?

Похоже, он ее заставил на минутку задуматься.

– Ну, как сказать… – протянула Наденька. – Что-то вроде около того и вообще…

– Понятно, – кивнул Петр. – Трудный возраст. Потребность в самоутверждении.

Она не ответила на его дружелюбную улыбку, призванную навести мосты и содействовать сближению народов. Стояла, переминаясь с пятки на носок, нахмурив брови, – ужасно похожая на Катю. Внезапно широко улыбнулась:

– Папенька, а как насчет обещанных ста баксов? Все сроки, сдается мне, прошли…

Петр полез в карман пиджака, где покоился бумажник с парой тысяч долларов и полудюжиной кредитных карточек. Спохватился, пригляделся к юному созданию внимательнее. Очень уж озорные бесенята прыгали в ее глазах – серых, Катиных… Поневоле наталкивает на подозрения.

– Погоди-ка, – сказал Петр, обретая уверенность, – напомни, когда это я тебе обещал денежки. Потому что я вспомнить решительно не в состоянии.

– Ну понятно – тяжкие последствия аварии…

– Не финти, – ухмыльнулся Петр, – у тебя физиономия неумелой лгуньи.

– Снимаю свое предложение, – пожала она плечиками без особого раскаяния. – Пардон за неумелую авантюру. Хотела всего-навсего провести тест на тему «Последствия автоаварий касательно памяти». Извините, папенька…

– Ладно, – махнул он рукой, полез в бумажник и вытащил портрет президента, выдержанный в черно-салатных тонах. – Сотни много, а пятьдесят получай. За находчивость.

Надя смотрела настороженно и руку протягивать не торопилась.

– Бери, пока я щедрый, – сказал Петр.

– На условии?

– Да никаких условий. Считай, в честь моего счастливого возвращения к родному очагу.

– Точно?

– Точно.

– Ну, если… – она протянула руку, взяла бумажку и бросила на стол. – Премного благодарны, ваше степенство.

– Давай без выпендрежа, а? – сказал Петр. – Все я понимаю насчет самоутверждения, но, честное слово, уж не обижайся, настолько все это смешно выглядит… Естественность тебе больше идет.

Она опять замкнулась, только что улыбалась – и вновь нахмурила аккуратные бровки, глядя исподлобья. «Трудный ребеночек, – подумал Петр, – совершенно неконтактный».

– Ну ладно, – сказал он примирительно. – Извини, что я посидел тут на «паутине»…

– Да пустяки.

– Вот и ладушки, – Петр хотел похлопать ее по плечу, но в последний момент передумал – как-никак почти девушка, да еще с характером, может обидеться…

Вышел в широченный коридор.

Короткое низкое рычанье заставило его замереть.

Метрах в трех от него стоял на широко расставленных лапах большой белый бультерьер, наклонив остроконечную крысиную башку, всматривался в Петра маленькими глазками. Хвост многозначительно опущен, верхняя губа подергивается.

– Тьфу ты… – сказал Петр тихонько. – Реджи, фу! Ты что это, малыш?

Пес неуверенно вильнул хвостом. Осторожными шажками, медленно переставляя лапы, приблизился вплотную, принюхался – и внезапно отпрянул. Оказавшись почти на прежнем месте, громко взлаял.

– Что здесь такое происходит? – выглянула Надя.

– В толк не возьму, – как можно естественнее пожал плечами Петр. – Реджи, Реджи, малыш! Ты что это?

Бультерьер по-прежнему вел себя странно – то взмахивал хвостом, то, подавшись вперед, тут же отпрыгивал. Он уже не рычал, тоненько проскулил пару раз, такое впечатление, что в полном недоумении.