Вытащив из повозок большие свёртки, жители Явиша вместе с приехавшими мужчинами понесли их на выложенную плоскими камнями площадку напротив города. Там лежали подготовленные дрова, присыпанные кусочками благовонных смол.

Под тихую мелодию музыкантов левит запел погребальную молитву. Горожане подхватили заунывное пение. Женщины заплакали и с видом нестерпимого отчаянья ударили себя в грудь. «И-хха! Иа-хха! — вопили они в соответствии с обрядом и рвали у себя длинные пряди, отпущенные на висках.

Закончив пение погребальных молитв, свёртки положили поверх дров. Главный из старейшин вышел вперёд и произнёс:

— О великий Ягбе! Простри милость над сынами твоими, погибшими от рук нечестивых, защищая алтари твои на высотах Эшраэля. Ведь поколения людей сходны с судьбой древесных листьев: одни рассеиваются по земле, мёртвые и увядшие, другие с весною вновь яркой зеленью одевают ветви. Вот здесь лежа! перед нами тела царя Саула и сына его Янахана. Злодеи из земли Пелиштимской отделили им головы от плеч и выставили без одежды на глумление и поношение. Но мы помним, как много лет тому назад Саул собрал ополчение и освободил наш город от пленения Нахашем, царём аммонитским. Мышцею своею погубил Саул врагов, и с ним были бойцы от всех колен эшраэлевых. Тогда захватил царь Саул лютого зверя Нахаша, собравшегося выколоть глаза всем мужчинам Явиша и обесчестить всех женщин и девушек. Казнил Саул дерзкого Нахаша, будто презренное чудовище, будто когтистого льва и скимена, пожирающих внутренности человеческой плоти и пьющих кровь младенцев. Но пришло время, и в наказание наше от господа погибли славные. А нечестивые повесили на крепостной стене их нагие тела. И пошли наши сильные мужи, и сняли их со стены, и доставили сюда для достойного погребения. Плачьте же, дочери Явиша, и стенайте по душам Саула и Янахана, ибо их уже не вернёшь. Ничто не сравнить с жизнью. Можно добыть богатство в походах: и белых телиц, и густорунных овец. Можно купить коней рыжей и чёрной масти, золотые треножники и обитые медью звонкие колесницы, и украшения с самоцветами, и одежды из виссона и багряницы. Но невозможно получить назад жизнь. Её не поймаешь — вылетевшую из тела через ограду зубов, ибо воля бога — тетива для стрелы. Стрела улетает, но не возвращается.

После сказанного главный старейшина Явиша Галаадского взял из рук слуги тлеющую ветвь и поджёг дрова с телами погибших. Сухие поленья занялись жарким пламенем. Каждый горожанин, пришедший с огнём на конце ветви, бросал её в общий костёр, который запылал и казался издали огромным красным цветком. В наползающей тьме отсвет погребального костра долго соперничал с заревом заката над грядою гор.

Когда костёр потух, взяли обгоревшие кости, сложили в глиняный сосуд и закопали под старым дубом напротив городских ворот, у холма. На том дубе повешен был когда-то царь аммонитский Нахаш, и тело его исклевали орлы-стервятники. А поверх захоронения Саула и Янахана жители Явиша поставили чёрный остроконечный камень. Назвали его Табера, то есть «Горение».

Большой зал во дворце номарха Рехмиу на берегу восточного протока нильской дельты славился великолепием. По всему периметру его окаймляла монументальная колоннада из гладкого известняка, где колонны изображали снопы стеблей папируса, перехваченные широким поясом. На каждой капители под потолком были выбиты либо папирусные метёлки, либо голова богини Хатор — массивное женское лицо с коровьими рогами.

В верхней части стен чередовались орнаменты из цветной глазури в виде голубых лотосов или розеток, окружённых оранжевыми и жёлтыми бабочками.

Расписанные яркими красками стены несли исторические сюжеты: охота на бегемотов, моление далёкого предка номарха под финиковой пальмой, отягощённой гроздьями плодов, другой предок высокородного правителя, стреляющий из лука в пролетавшего над ним журавля, и наконец великий фараон Рамсес Второй на колеснице, запряжённой дивной красоты лошадьми с грациозными шеями и золочёными гривами. За колесницей ползут на коленях пленные иноземцы: смуглые, горбоносые азиаты-семиты с всклокоченной бородой и пышной шапкой волос, белокожие хетты или пеласги с прямыми светлыми волосами до плеч, коричневые жители Пунта, полногубые, с чёрной мелкокурчавой головой.

Пол дворцового зала, сложенный из смальты, передавал образы более обычного содержания: дикая кошка среди прибрежных зарослей, пёстро-рыжий удод с кривым клювом и растопыренным хохолком на ветке дерева, пара гусей с коричневыми грудками, серой спиной, чёрными крыльями и хвостом, и тому подобные приятные картинки окружающей природы.

Между колоннами красовались на высоких подставках сосуды ритуального назначения из палевого алебастра, красного порфира, золотистой яшмы, зелёного малахита. Чуть ближе к входу во внутренние покои находились тройные ступени. Они завершались квадратной площадкой с креслом эбенового дерева, инкрустированным слоновой костью. На высокой спинке кресла сидел золотой сокол — священное подобие бога Гора. А напротив, у стены, как бы из лиственной рамы возникал пейзаж: навстречу солнцу бегут газели, львы и страусы. Там стояла бронзовая статуя; она изображала божественного владыку Черной Земли, верховного бога Усири[79], погибшего, воскресшего, заведующего вечной жизнью египтян после смерти. Одежды бога походили на царские ризы, а его митра на высокую шапку фараона. Но лицо бога с накладной бородой и слегка улыбающимися губами отдалённо напоминало самого номарха Рехмиу, что можно было понять как его очень далеко зашедшие притязания, допускающие заказать статую бога с его собственными чертами.

Среди роскоши и великолепия дворцового зала неуверенно прохаживался низенький человек в лиловом кидаре и полосатом халате. Он поглаживал клиновидную бороду, опасливо поглядывая на двоих неподвижно стоявших у внешнего входа мужчин в туниках воинов. Ни в руках, ни на поясе у них не было оружия.

Один отличался высоким ростом и темно-бронзовым цветом кожи. Другой был среднего роста, светлокожий, необычайно широкий в плечах.

С внешней стороны дворец охраняли стражники в зелёных платках поверх чёрного парика, в коротких юбках и кожаных треугольных фартуках до колен. Их вооружение составляли длинные копья, продолговатые щиты и короткий меч у правого бедра.

Низенький человек не походил на египтянина ни одеждой, ни складом лица. В бороде его виднелась седина, глаза смотрели встревоженно. Разумеется, понятным представлялось волнение неизвестного чужестранца перед выходом правителя.

Не вполне ясным казалось вообще нахождение этого неприглядного существа посреди дворца и его странное одиночество.

Однако оно было наконец прервано. Из глубины дворцовых анфилад бодро вышел дородный старик в белой плиссированной накидке поверх туники без рукавов. Вошедший приветливо кивнул ожидающему коротышу в лиловом кидаре, который подобострастно распростёрся на полу и прижался к нему лбом как раз на том месте, где голубой зимородок держал в клюве красную рыбку.

   — Да ладно тебе, Гист, не валяйся, — насмешливо произнёс добрый старик в плиссированной накидке. — Твои услуги и полномочия требуют доверительного разговора, а не исполнения ритуалов. Вот наш дорогой Нахт (он кивнул в сторону вышедшего вместе с ним сухопарого скопца) обожает все эти ужимки и коленопреклонения. Мне они надоели ещё в молодости. Не до того теперь. Время тревожное, страна разваливается на два царства. Каждый номарх мнит из себя неограниченного владыку и мечтает стать фараоном. Кстати, и я тоже. А что в этом кощунственного, если престол может занять не только природный египтянин, а какой-нибудь полудикий ливиец или копчёный эфиоп?

Нахт вздохнул и выражением лица изобразил сожаление.

   — Скажи, я прав или нет, неукоснительный блюститель поклонов? — шутливо спросил номарх дотошного Нахта. — Вставай, вставай, Гист, хватит вытирать пол. Ничего не останется рабам. За что им тогда давать их похлёбку? — Номарх засмеялся и поманил низенького Гиста, приблизившегося на цыпочках. — Мы должны обсудить положение сложившееся в Ханаане и Пелиштиме. Я пригласил жреца из храма Гора. Мы вместе послушаем твои сообщения о правителях ибрим, их войнах и прочих, интересующих нас делах в бывшей житнице. Ведь столетиями в Кеме ввозили скот, ценности и рабов именно отсюда. А сейчас удалитесь... ты, Гист, и благонравный угрюмец Нахт. Побудьте где-нибудь в боковом помещении. Выпейте фруктового напитка и отдохните. Скоро придёт моя жена с кучей всяких певичек и лютинисток. Она просила её принять.