Сиятельный господин Нахт и лекарь Гист сложили руки на животе, поклонились и ушли.

Номарх поднялся по ступеням тронного возвышения. Он сел в кресло и щёлкнул пальцами. Высокий бронзовокожий человек, стоявший у входа, принёс стул из кипарисового дерева и красно-золотой кожи. Затем он вернулся на своё место, окаменев в прежней позе.

Номарх Рехмиу поправил серебристый парик с овальной золотой брошью над лбом и положил ладони на расставленные колени. Согнав с лица беспричинное веселье, он надменно приподнял брови.

Послышался шорох множества лёгких ног. Вошла жена номарха госпожа Раннаи. Имя её означало «Любимая богом Ра».

Её высочество окружали двенадцать юных рабынь в полупрозрачных и совсем прозрачных тканях, державшихся на ленточках через плечо. В их хрупких руках с тонкими пальчиками поблескивали перламутровой инкрустацией лютни, маленькие золочёные арфы и флейты. Некоторые из девушек несли букеты пышных цветов. И хотя оттенок кожи у юных музыкантов был разный — от слегка смугловатого до золотисто-медового и почти коричневого — лица их настолько густо покрывали румяна, белила, всякого рода притирания, что они казались почти неотличимыми одна от другой. На прелестных головках высоко взбитыми локонами громоздились чёрные, голубые и лиловые парики. От них многочисленные косички опускались на спину и полуоткрытую грудь. Глаза девушек были обведены чёрной краской, украшения составляли широкие ожерелья из бисера и модные браслеты на запястьях.

— Добро пожаловать, моя Раннаи. Иди, садись рядом, — сказал номарх. — Как дела?

Госпожа Раннаи поднялась по ступеням к мужу и поцеловала его в плечо. Потом уселась на красно-золотой стул и обмахнулась лёгким платочком из кисеи.

Позади супруги номарха встала чёрная, как уголь, негритянка с кольцами в носу и ушах. На ней пестрела оранжевыми полосками только короткая юбка. Негритянка стала плавно взмахивать над женой номарха опахалом из страусовых перьев.

Девушки с музыкальными инструментами и цветами упали на колени и коснулись лбом пола. Потом они осторожно подняли головы. Но остались сидеть на полу. Они чего-то ждали, не поднимая ресниц.

Раннаи произнесла нараспев скучноватую, давно выученную фразу:

   — Мой господин муж, по воле всемогущих богов и благодаря тебе, достойный защитник справедливости, дела мои хороши, а дни благоприятны.

Она натянуто улыбнулась и снова обмахнулась платочком.

Номарх добродушно кивнул. Он немного скосил глаза и окинул взглядом свою красивую жену, с которой виделся теперь не чаще одного раза в месяц.

Госпожа Раннаи выглядела настолько изящной, изнеженной и благоухающей, что определить возраст знатной египтянки значило бы приложить достаточное умственное усилие и незаурядную прозорливость. Безупречно гладкое, бледно-матовое лицо заставляло думать о несомненной молодости. Однако Рехмиу знал, что ей давно сорок.

   — Может быть, драгоценная Раннаи, у тебя есть ко мне просьбы? Может быть, следует увеличить количество золотых колец для содержания твоего обихода? Или ты решила обновить запасы выходных одежд и украшений? Возможно, тебе захотелось приобрести ещё рабынь или рабов для твоего дворца? — Глаза номарха стали весёлыми, какими казались до прихода жены.

   — О нет, я всем довольна, мой господин, — ответила Раннаи и слегка наклонила в сторону номарха свой искусно завитой парик. Среди уложенных гирляндами локонов парика дрожали тонкие заколки — золотые бабочки. Номарх усмехнулся и посмотрел на ожерелье жены из пяти рядов крупных бериллов, сапфиров, аметистов и изумрудов, скрывавших шею госпожи Раннаи и имеющих огромную цену.

   — Значит, твой приход означает соблюдение приличий и является проявлением благородной вежливости. — Господин Рехмиу погладил жену по пропитанной ароматическими маслами коже маленькой руки. — Я благодарен, моя Раннаи, но мне нужно заняться неотложными государственными делами. Что, ещё не всё? Я слушаю, моя драгоценная...

   — Хочу поведать тебе неприятную новость. — Раннаи состроила на бледно-матовом лице капризную гримаску. — Пусть мои девушки сыграют и споют, чтобы их настороженный слух был отвлечён... А тем временем я расскажу. Играйте и пойте гимн богине Исет для весеннего богослужения, — приказала она рабыням.

   — Нет, только не гимн, — запротестовал номарх и даже немного рассердился. — Гимнов мы ещё наслушаемся в храмах. Лучше что-то обыкновенное... о весне и... про любовь...

   — Вы слышали пожелание вашего господина, — пожала плечами Раннаи. — Пойте старательно, трясогузки.

Девушки переглянулись. Взволнованно пошептавшись, они устроились на полу прудобней. Их пальцы стали пощипывать струны лютен и арф. Засвистели нежными переливами флейты. Девушки начали играть печальную плавную мелодию с повторяющимся припевом.

   — Это старинная песня, её почти не исполняют теперь, — равнодушно сказала госпожа Раннаи.

Девушки пели:

   — Чудесная песенка и девушки хорошо поют, — добродушно заметил Рехмиу. — Чем ты возмущена?

   — О, мой супруг и повелитель, — заговорила негромко Раннаи, вытянув слегка шею и приблизив лицо к его уху. — Всякая девушка, живущая на территории дворцовых помещений, твоя собственность. Тело их принадлежит тебе, а душа богу Усири. Девушки должны блюсти целомудренность для тебя, и любая может оказаться твоей наложницей, если ты пожелаешь. Это право господина.

   — Допустим, — усмехнулся грузный старый номарх. — Хотя мой возраст не очень-то побуждает меня использовать это право. — Он подмигнул жене с двусмысленным видом.

   — Если дворцовая рабыня нарушила предписанную ей чистоту такая мерзавка подлежит самому жестокому наказанию... — продолжала его жена. — Вон та смуглая флейтистка... Она, кажется, из южных номов Черной Земли... с острова у самых порогов...

   — И что же? — с любопытством спросил номарх.

   — Её застали вчера в беседке с воином из белокурых народов моря. Но я приказала не трогать её, пока ты сам не примешь решение. Есть ещё одна нарушительница, которая сидит позади всех и держит букет лотосов. Она отдавалась чернокожему рабу из страны Куш. Что скажешь, господин мой? Какую меру наказания они заслужили? Я пока не говорю о тех юношах, которых они обнимали...

   — Конечно, по старым понятиям и порядкам, обеих рабынь следует отдать в храм Себека[81]. Там жрецы приковали бы их цепью к стене у пологой плиты на берегу уходящей под воду. Огромный крокодил в тридцать пять локтей длиной всегда приплывает после захода солнца поужинать той жертвой, которая для него приготовлена. Однако...

   — Ты хочешь их простить?

   — Девчонки хорошенькие. Одна играет на флейте. Другая, кажется, неплохо поёт. Их обучали, воспитывали. Они с детства живут у нас. Зачем скармливать их крокодилу или удушать верёвкой из-за таких пустяков? Мальчишки тоже заняты делом. Белый старательно охраняет, негр работает на поливе садов или... что-то такое...