— Надо было повесить хотя бы десятка два этих самодовольных стариков, — заметил сердито Абенир. — А наиболее упрямых посадить на кол.

   — Заповеди Моше не разрешают мне поступать так с избранниками народа, с единоверцами, — тихо сказал Саул. — Я и так виновен в смерти священников из Омбы... Поехали обратно. Жаль убивать своих...

   — Да чего их жалеть, — возразил непримиримый Абенир. — Вон северные племена в Бет-Эле и Дане открыто поклоняются быку. И ничего, Ягбе их не карает.

Три колесницы, запряжённые сильными лошадьми, скатились с холма. «Цо, цо!» — крикнули возничие, и колесницы помчались к Гибе. «Э-ххо!» — под такие вопли они остановились у Сауловой крепости. Лошади возбуждённо ржали и стучали копытами. Все разошлись, а царь послал Бецера за старым левитом Ашбиэлем.

Саул нетерпеливо его дожидался. Когда левит пришёл, сонно моргая, он сказал старику:

   — Надень ефод, Ашбиэль. Приготовь курения, и всё, что тебе понадобится. Может, сжечь жертву? Пусть принесут ягнёнка. Я хочу говорить с богом.

   — С богом ты сможешь говорить, если он сам этого захочет, — промолвил старик, не боясь царского гнева. — А насчёт жертвы — остерегись... Ибо сказано: «Не приноси жертву всесожжения на всяком месте, но только там, где указал тебе бог с помощью грозовой молнии. Например, если загорелось дерево на холме или на горе, там можно соорудить алтарь. А если появится кто-нибудь с тёмным ликом и будет превозносить мерзостных духов, какой-то лукавый прорицатель, чародей и воскрешающий мёртвых, то убей его».

   — Хорошо, обойдёмся без всесожжения, — угрюмо согласился Саул. — Пошли на восточную башню, она ближе к небу. А может быть, к Эдему[64], где, наверное, живёт бог.

   — Эдем, по мнению мудрецов, находится на север от Ханаана. Он располагается недалеко от Суз, где живут, как говорят, люди развратные и преисполненные пороков. Сказано, райский сад цветёт беспрестанно на высоких, под самый небесный свод, закрытых облаками горах, и место это между истоками великих рек Эпрато и Хидеккеля, а также — менее полноводных рек — Тихоном и Фисоном, — пояснил Ашбиэль.

По узким ступеням царь и старик-левит поднялись на сторожевую башню крепости. Остановились посреди квадратной площадки под остроконечной крышей.

Ночь заглядывала в узкие бойницы. Мириадами холодных огней сияли звёзды. Проносившиеся тучи закрывали их временно, погружая башню в полную тьму.

Слуга постелил толстый войлок и скрылся.

   — Становись на колени, Саул, — сказал Ашбиэль попросту, как говорил в те годы, когда сын Киша ещё не был царём. — Повторяй за мной всё, что сможешь запомнить и повторить. А в сердце своём зови Ягбе, собственными мыслями. Может быть, бог снизойдёт к тебе.

Саул опустился на колени, прижал к груди ладони и закрыл глаза.

Левит стал немного поодаль, низенький и нескладный, в коротком ефоде и белой шапочке. Серебряная седина бороды поблескивала при отсветах звёзд.

— Благословен ты, видящий бездны, восседающий на херувимах и на престоле своего небесного царства, — начал взывать Ашбиэль хрипловатым и слабым голосом. — О, бог наш, бог Абарагама, Ицхака и Якуба, отзовись и снизойди ко мне, ничтожному рабу твоему. Благословен ты и благословенно всё созданное тобой: ангелы и твердь небесная, и воды превыше небес, солнце с луной и звёздами, дождь и роса, ветры, огонь и жар, холод и зной, ночи и дни, свет и тьма, лёд, мороз, иней и снег, молнии и облака, горы и холмы, всякое произростание на земле, источники, реки и моря, рыбы, киты и всё в морях, птицы небесные, звери и скот, и сыны человеческие. Благословенны священники, духи и души праведных, и смиренные сердцем. Благослови, бог мой, раба твоего Саула у ног твоих... — Саул старался повторять то, что довольно быстро, нараспев говорил левит. Постепенно слова слились в монотонную мелодию, от которой холодело сердце и волосы шевелились на голове. Он не понимал уже слов, слышал только возгласы: «О, Эль-Шаддаи! О, Баал-Берит! О, ЙАхбе!»

Наконец нечто странное и лёгкое объяло его, и перед ним возник город, сияющий позолоченными крышами и башнями. Одна из башен огромными ступенями поднималась ввысь, пронзая белоснежные облака, а там стояли два воина с прекрасными лицами, без шлемов, но в золотых панцирях и светлых одеждах. Один держал в руке копьё, похожее на солнечный луч, другой — меч, напоминающий ослепительный зигзаг молнии; у одного были багряные шестикратные крылья, у другого — такие же, но сапфирно-синии, переходящие в малахитовый оттенок. Они оба смотрели на поднимающегося к ним Саула и качали головами с серебряными — у одного и с золотыми — у другого — кудрями. «Нет, ты не пройдёшь здесь, Саул», — сказал первый (с серебряными кудрями) голосом умершего Шомуэла. «Тебе следует опуститься вниз, — голосом Добида произнёс второй, тот что с золотыми кудрями. — Да, тебе вниз, но забыт ты не будешь, о тебе вспомнят».

Саул покорно двинулся в обратном направлении, сходя по ступеням вниз.

А внизу он увидел нечто бескрайнее, сине-зелёное, шумящее и вздымающее белую пену. Саул сообразил: это море, хотя он никогда не достигал в своей жизни морского берега. Тут вода закипела, и вышел из неё огромный лев с густой гривой и орлиными крыльями. Лев выпрямился, поднялся на задних лапах и стал похож на стоящего человека гигантского роста. Потом на берег выбежал медведь с чёрными когтями невероятной длины и зубами, торчавшими из пасти его, как мечи. Третьим появился страшный и ужасный зверь, похожий одновременно на барса и обезьяну. Саулу показалось, что он умрёт сейчас от страха, настолько отвратительны и жутки были закрученные рога этого зверя, острые, как огромные кинжалы, клыки, растопыренные когтистые лапы, хвост с загнутым к спине жалом скорпиона.

И возникла откуда-то толпа нагих людей, бегущих вдоль берега, спотыкаясь и толкая друг друга. Здесь были и мужчины, и женщины, и старики, и подростки, и маленькие дети, пухлые и глупенькие, с короткими конечностями и ямочками на теле. Они бежали прямо к вышедшим из моря чудовищам и долго не замечали их. Увидев зверей, люди отчаянно закричали, заплакали и хотели броситься прочь.

Однако три зверя одним прыжком оказались среди людей и стали их пожирать. Дикий вопль тысячи голосов, громовой рёв чудовищ и плеск бурного моря превратились в нестерпимый шум, стон и плач. Кровь алыми пенистыми потоками окрасила море, ставшее темно-бордовым, как вино. «Почему я здесь и зачем мне это страшное видение? — страдая, думал Саул. — Я же хотел спросить бога о дальнейшей своей жизни или смерти, о судьбе своих близких и судьбе Эшраэля... Где же он, бог Ягбе, который столько раз приходил к первосвященнику Шомуэлу?» Тут звери растерзали последнего голого человека на берегу и повернулись к нему.

«Но у меня нет ни копья, ни меча, мне нечем защитить себя», — изводился Саул, в конвульсиях безумного ужаса он закричал...

И почувствовал, как кто-то трогает его за плечо.

Саул приоткрыл глаза, сообразил, что лежит на войлоке лицом вниз, а уставший, серо-бледный Ашбиэль старается его разбудить. За оконным проёмом синело небо и розовела заря. Ласточки мелькали перед окном, и залетал прохладный ветер.

   — Ну что, господин мой и царь, ты видел бога? Ты спросил Ягбе, о чём хотел? — допытывался старый левит.

   — Я не мог ни о чём спросить, потому что не увидел его, — ответил Саул, он приподнялся на локте и удивлённо оглядел внутренность башни.

   — Значит, ему сегодня не до тебя, — сказал Ашбиэль, зевая. — В следующий раз, может быть, снизойдёт, и ты его спросишь.

Старик отвернулся к лестнице и, прихрамывая, цепляясь рукой за выступавшие из стены неровности кладки, пошёл вниз.

После неудачной попытки обратиться к богу, Саул сидел в одиночестве и пил крепкое вино. Он старался забыться, но не находил успокоения. Через два дня царь отодвинул очередной кувшин, подумал и приказал позвать лекаря Гиста.