Однако Ямин тоже не отличался скудоречием и беспамятством.

   — Скрытая мудрость и спрятанные сокровища... какая польза от них? — улыбнулся толстыми губами из бурых зарослей бороды бен Хармах.

   — Сразу опечалю тебя. Наш господин и царь снова заболел. Смотреть на его мучения тяжело. Как опытный лекарь, я полагаю, что причиной заболевания является не телесное расстройство, а удручающие обстоятельства, которые действуют пагубно на его волю и разум. Говоря проще, Саул слишком обеспокоен происками первосвященника. Он сомневается в прочности своего царствования, и эти сомнения сильно его изводят.

   — Мне казалось, после последнего отступления пелиштимцев его положение в Эшраэле укрепилось. Кстати, благодарю тебя за те захваченные товары, которые можно перепродать значительно дороже с помощью моего друга, купца Шимона. Они будут отправлены в Сидон или Гебал к оборотистым сынам Анака. Мы все получим свою долю золотом и серебром. Особенно хороши египетские притирания и ткани с острова Алашии. Металлические изделия тоже пригодятся.

   — Не забудь о доле царского брата Абенира. Мы обязаны своими барышами ему. Он давно заинтересован в продаже добычи захваченной в походах, — напомнил Гист, оглаживая свою клинообразную бороду.

   — Да, да, отбрось малейшую тревогу. Так же, как и ты, доблестный Абенир получит всё сполна, — растопырив для убедительности мясистые пальцы обеих рук, любезно уверял Ямин.

   — Тогда обращусь к другим новостям. Болезнь Саула легко устранима, если помочь ему поверить в надёжность его царского венца. После удачного (прямо скажем — удивительного) единоборства бетлехемского пастуха с великаном из Гета, Саул необычайно возвеличил мальчишку. Сначала он позволил прославлять его на пирах и народных празднествах. Разодели этого Добида не хуже царского сына и носятся с ним, словно с избранником бога. Особенно усердствует Янахан: влюблён в белокурого хитреца почти как в девушку.

   — Я имею об этом кое-какие сведения.

   — Не стану делать нехорошие предположения. Но такое восславление Добида нам совсем ни к чему. Не так давно наш господин призвал бетлехемца играть на арфе, а сам поставил возле себя копьё. И когда тот забренчал, Саул пустил в него копьём, но промахнулся.

   — Жаль. Хотя, конечно, Шомуэл с левитами и северными «адирим» подняли бы жуткий вой. Они объявили бы царя врагом бога и народа.

   — Ничего, можно было бы свалить всё на злого духа, вселившегося в царя. Тем более что он уже разбил голову какому-то слуге. Да и меня как-то раз чуть не огрел, еле я увернулся.

   — Будь осторожен, почтеннейший Гист.

   — Стараюсь по милости бога. Иногда удаётся уговорить царя принять моё лекарство, которое усыпляет его и сдерживает его свирепость. Однако теперь он стал бояться мальчишку бетлехемца. Как и всё простонародье, царь думает, что бог за Добида. Пришёл ко мне вчера Абенир и ругался столь грубо, как не ругаются даже пьяные разбойники хананеи. Оказывается, царь назначил Добида тысяченачальником и направил его к пелиштимской границе упреждать возможное нападение безбородых.

   — Абенир злится напрасно. Господин наш Саул не прочь погубить юного героя руками пелиштимцев. Это неглупо. И первосвященнику не на кого будет валить, — рассмеялся Ямин, наливая вино гостю и себе в чаши сидонского стекла.

   — А сметливый бетлехемец устроил разные учения и упражнения для воинов недалеко от Гибы, — продолжил Гист. — Народ собирался толпами глазеть на военные забавы. Добида опять хвалили, прославляли и благословляли. Вот, мол, какой редкий тысяченачальник. Ему бы возглавлять все войска.

   — Вижу, мнение людей складывается не в пользу Саула, — заметил Ямин, внезапно нахмурившись.

   — Наш царь настолько извёлся от неуверенности и тоски, что предложил Добиду жениться на своей старшей дочери Мероб. Она очень похожа на мать свою, госпожу Ахиноам. Такая же крупная, полнотелая и... скучноватая. Мероб задержалась в девицах, а ей пора увеличивать своей плодовитостью народ Эшраэля. «Женись, — сказал царь, — и поражай успешно врагов наших».

Ямин бен Хармах перестал хмуриться.

   — Как же поступил наш метатель камней? — спросил он.

   — Прикинулся ягнёнком, отнятым от сосцов матки. «О, господин мой и царь, — захныкал бетлехемец, — кто я такой, чтобы жениться на твоей дочери? Что совершил я в жизни? И разве значит для Эшраэля что-нибудь мой захудалый род из потомков Юды? Меня осудят, если я поведу себя столь дерзко и посмею стать зятем царя». Все старики, все спесивые левиты, все безмозглые дурни умилились и прослезились. «Много на свете высоких и славных, — сказали тупицы, восхищаясь Добидом, — но благость божья открывается смиренным. Ибо могущество бога прославляется смиренными». Ну, Саул и выдал Мероб за другого тысяченачальника Адриэля. А Добид потихоньку улизнул, потому что ему нравится младшая дочь царя, Мелхола.

   — Я не помню, какова младшая. Красивая голубица?

   — Весьма красива и прелестна. Хотя не настолько бела и крупна собой, как Мероб. Скорее, она смугла и миниатюрна, с тонким станом и округлыми формами. Да и по возрасту она гораздо больше подходит Добиду.

   — Отсюда понятно: бетлехемский пастух скулил вовсе не из смирения. Просто ему приглянулась другая дочь царя. А вообще-то он не прочь стать его зятем. Хитёр, ничего не скажешь. Как милостива к нему судьба... то есть, я хотел сказать, как снисходителен к нему грозный и ревнивый Ягбе! Недаром бог надоумил пастуха научиться хорошо метать камни из пращи. Пригодилось.

   — Особенно пригодилось то, что к Добиду обратил свои коварные взоры первосвященник Шомуэл.

   — Что ты говоришь, почтенный Гист! Ведь это ещё больше усложняет дело! — воскликнул Ямин, изменившись в лице и наклоняясь ближе к низкорослому собеседнику. — Какие у тебя сведения?

   — Я бы предложил закончить трапезу. Лучше перейти куда-нибудь, где можно быть уверенным, что нас не подслушают. Там я сообщил бы тебе самые удивительные новости.

   — Нас вряд ли подслушает кто-нибудь и здесь. Но если ты настаиваешь, поднимемся на кровлю. — Ямин хлопнул в ладони. Он приказал Рифабалу отнести подушки и подать охлаждённый напиток.

Оставшись наедине с хозяином под открытым небом, Гист недолго провожал глазами стрижей, мелькавших высоко в синеве и сверливших криками тишину. Из вежливости некоторое время помолчав и отхлебнув фруктового отвара, Ямин произнёс тихим голосом:

   — Я слушаю тебя с нетерпеливым вниманием.

Гист почему-то продолжал вглядываться в бледно-пепельное нагромождение невысоких гор Юдеи, потом сказал:

   — Покуда первосвященник Шомуэл стремится присвоить власть в Эшраэле, наше благополучие находится под угрозой.

   — Это мы все давно уже поняли, почтенный Гист.

   — Шомуэл не достиг тех выгод для себя, тех надежд, которые он возлагал на Саула, помазывая его на царство. Саул оказался доблестным полководцем, но человеком упрямым и далеко не простым, чего не ждал Шомуэл. Теперь он возобновил свои происки, желая сбросить Саула с царского места. Его открыто поддерживают могущественные группы влиятельных людей. Это большинство левитов, не желающих подчиняться царю и стремящихся восстановить во главе народа безоговорочно правление судей. Это знать северных областей, которым не нравится усиление бедных колеи Эшраэля — юдеев, шимонитов, бениаминцев, людей Заиорданья Но «южанам» да и некоторым на севере подходит венценосный владыка, даже такой, как буйный Саул.

   — Ты лишь перечислил известное мне. В чём же состоят тревожные и сокровенные новости?

   — В том, что Шомуэл тайно помазал в цари Добида.

   — О, бог мой и все баалы земли! — не удержался от крика вытаращивший глаза Ямин. — Откуда тебе известно?

   — Мне сказал об этом неприятном деле двоюродный брат Саула, наш благожелатель Абенир. Он тоже не сидит сложа руки. Убедившись, что Саул болен, а слава Добида всё растёт, он решил подробней узнать о жизни бетлехемца до его поединка с пелиштимским великаном. Потребовалось заманить в тихое место и сильно напоить старшего брата Добида. Его зовут Элаб, он ходил в ополчение и был на последней войне. Младшему братцу Добиду Элаб завидует и ненавидит его. Редкостный случай глупости и обычный случай родственной вражды. Вместо того чтобы поддержать брата, думая о собственном выдвижении благодаря его успехам, Элаб желает Добида погубить.