— Принёс, доблестный господин. Это средство не требует никаких хлопот. Только добавить в любую жидкость — воду, вино, кислое молоко...

   — А если старый пройдоха что-нибудь учует?

   — Но снадобье не имеет цвета, вкуса и запаха. — Гист достал, из-за пазухи матерчатый мешочек, в нём находился закрытый деревянной затычкой флакон зеленоватого стекла Почтительно склонив голову в лиловом кидаре, лекарь передал его Абениру.

   — Употребить нужно всё содержимое? — спросил Абенир, разглядывая дар отравителя. — Действует сразу?

   — Через сутки или чуть раньше. Заподозрить будет некого, — успокоил Абенира Гист и пропустил через горсть свою клиновидную бороду. — Достаточно нескольких капель. Разреши мне удалиться, господин. Да пребудет над тобой милость нашего бога.

Гист с поклоном растаял в безлунной ночи.

Абенир разглядывал миниатюрный флакон, держа его перед собой и раздумывая. Потом щёлкнул пальцами. Завеса у входного проёма зашевелилась. При красноватых отблесках треножников возникла женская фигура, закутанная в тёмное покрывало.

   — Ты слышала? — Абенир отдал женщине принесённое Гистом средство.

   — Всё слышала, всё поняла, господин мой, — пробормотала она.

   — Вот тебе кошель с сидонскими шекелями. Это серебро. Расплатишься с кем нужно. И себя не забудь.

Абенир взял светильник из халцедона и приблизив к треножнику, поджёг фитиль.

   — А золото? — раздался шёпот женщины. — Ты обещал.

   — Золото получишь, когда будет закончено. Отправляйся сейчас же. Езер проводит тебя до Рамафаима. — У входа появился мужчина в одежде селянина, с суковатой палкой в руке.

На главном алтаре должно было произойти торжественное жертвоприношение Ягбе.

Первосвященник Шомуэл собирался привлечь к богослужебному действу как можно больше народа. Сегодня он готовился особенно тщательно, потому что жертвоприношение совпадало с хананейскими беснованиями по поводу ежегодного воскрешения Таммуза. К сожалению, многие эшраэлиты принимали участие в этих языческих празднествах.

Таммуз или Думузи, мифический возлюбленный сладострастной Ашторет, погиб нечаянно на охоте. Но из-за слёзных молений той же Ашторет и других богинь верховный бог Мильк позволил ему воскреснуть. Мильк заставил владыку царства смерти Намтара выпустить юного красавца для любовных ласк нетерпеливо ждущих богинь. Однако выпустить с тем, чтобы к концу месяца жатвы тот возвращался обратно.

Женщины Ханаана вскапывали в каждом городе и селении длинную грядку в виде надгробия и усаживали её цветами весны — крокусами, ирисами, маками и тюльпанами. С пением поначалу скорбных, а затем радостных песен хананеянки водили вокруг цветущего надгробия хороводы. Для музыкального сопровождения употреблялись нежно звучащие арфы и флейты, а к концу торжества бубны, трещотки, кимвалы.

Жрицы Таммуза приходили в состояние дикого восторга. Они визжали, скакали и плясали, радуясь возвращению возлюбленного богини Ашторет.

К этому торжеству хананеянки выпекали сладкие хлебы округлой формы, пропитанные маслом и мёдом, сдобренные изюмом, черносливом, орехами и фисташками. Пир в честь Таммуза сопровождался обильными возлияниями, разнообразными угощениями и разнузданным весельем, переходившим (и ритуально, и случайно) в многочисленные соития. Возможно, именно из-за этого к празднованию воскрешения Таммуза допускались только молодые женщины, девушки и юноши не старше двадцати трёх лет. Вообще же целомудренность хананеями не причислялась к достоинству. Взрослые мужчины и пожилые женщины непосредственно в «воскрешении» не участвовали, но с удовольствием пировали.

Суровых эшраэлитов всё это приводило в негодование. Священники-левиты запрещали правоверным почитателям Ягбе приближаться к хананейским безобразиям. Они обещали ослушникам беды и скорби. И всё-таки сладкая греховность весенних радений неудержимо влекла простодушных землепашцев и пастухов, особенно молодёжь.

Шомуэл послал гонцов во многие города Эшраэля, приглашая к жертвоприношению знать и народ. Улицы Рамафаима переполнились многоцветно разодетыми мужчинами в белых кидарах и наголовниках, с умащёнными бородами и перекидными корзинами на плече, откуда выглядывали козлята-сосунки. Женщины накинули на головы покрывала только светлых оттенков. Они обводили глаза синей и чёрной краской, румянились, ярко красили губы, сияли серебром и золотом украшений.

Толпы людей — эшраэлитов и хананеев — смешивались на узких улочках города среди садов и домиков предместья. Одни, приготовив жертвенных животных, поднимались на гору, к алтарю Ягбе. Другие со сдобными хлебами, цветами, вином и закуской устремлялись к сезонному капищу Таммуза. Были и такие, которым хотелось побывать на двух праздниках и принять участие в обоих священнодействиях.

Совершив обряд всесожжения и принеся мирные жертвы, Шомуэл проповедовал и пророчествовал. Он метал громы обличений на головы неправедных, прибегающих к баалам и мерзостным духам, ходящих между огнями и прыгающих через костры, слушающих волшебников, ворожей, гадателей и вопрошающих мёртвых.

   — Вот язычники ублажают демонов, совершают грехопадения, прелюбодеяния, извращения и преступления против бога. Не уподобляйся падшим и закоснелым в блуде, — проповедовал старец в зелёнополосом плаще и жёлтой шапке первосвященника. — Не смотри по сторонам на улицах города и не броди по пустым местам. Отвращай око твоё от женщины благообразной. Не засматривайся на чужую красоту, чтобы не поскользнуться на пути твоей жизни. Да не подвергнешься ты мщению из-за своих вожделений.

Перечислив и заклеймив отступников, первосвященник перешёл к разъяснению законности и незаконности власти в Эшраэле.

   — Вести и судить людей ибрим должны, по закону пророка Моше, судьи — избранники бога. А молиться и совершать принесения жертв обязаны левиты-священники, жизнь которых неприкосновенна. Но вы захотели отменить судью в Эшраэле. Вы пожелали иметь над собою царя, как у других народов, которых единственный и всемогущий Ягбе не избрал и не простирал над ними руку благодати своей. И вот избрали царя и дали ему власть. А царь Саул не пошёл путями господними. Ради прославления своего и стяжания богатства Саул ослушался указаний Ягбе. И бог Эшраэля лишил его своей благодати. Бог отверг неправедного царя и указал на Добида, сына Ешше из Бет-Лехема, победителя страшного великана и освободителя Эшраэля от прочих врагов. Добид помазан на царство моей рукой, рукой первосвященника, слышавшего в Скинии голос бога. Но Саул продолжает противиться и хочет отнять душу Добида, чтобы не было у него соперника. А ещё Саул приказал слугам своим убить священников числом в восемьдесят пять человек, и лишь один из них спасся. Осуди неправедного царя, бог наш, и да падёт он от замыслов своих! Отвергни его, ибо он возмутился против тебя! Да возрадуются все уповающие на тебя, бог наш! И ты будешь покровительствовать им и благословишь праведника! Как щитом, защитишь его и волей своей его увенчаешь! Сильно потрясена душа моя преступлениями ослушника. Ты же, бог наш, ещё не покарал его рукою своей. Доколе же, о, Адонай?

От слов Шомуэла люди бледнели. Некоторые в ужасе хватались за голову. Другие рвали на себе одежду. Были и такие, которых пришлось отнести в сторону и отпаивать водой. А ещё находились жестокие безумцы, выхватившие ножи и искавшие кого бы убить во имя Ягбе, за праведного Добида.

Многие почтенные «адирим», прибывшие с севера, остались очень довольны речью первосвященника. Они собирались отобедать в гостиницах и частных домах, где остановились. Разумеется, всем хотелось обсудить создавшееся в Эшраэле положение, чреватое большими изменениями и, может быть, низложением Саула. Находились среди знати и такие, что в открытую призывали собрать против царя всенародное ополчение.

Самых известных и влиятельных Шомуэл пригласил к себе в дом на торжественную трапезу с употреблением мяса жертвенных ягнят, с питием выдержанных вин и вкушением изысканных яств. Несмотря на проявления старческой слабости, которая иногда его донимала, Шомуэл продолжал быть ревностным слугой Ягбе. Это признавали все люди ибрим, а простой народ по-прежнему восславлял его как великого прозорливца.