— Я поведу вас к победе, — коротко сказал Добид.

Они собрались походными колоннами и двинулись по песчаной равнине.

Скоро Хиян показал Добиду тёмное пятно на желтоватом склоне холма.

   — Там лежит человек. Он шевелится, — промолвил зифей.

   — Приведи его.

Хиян с двумя воинами поспешили исполнить приказ. Поддерживая под локти, они притащили костлявого, с проваленным животом, темно-бронзового и коротко стриженного юношу. Он был почти гол. Кроме рваного передника, ничего не прикрывало его тела. Юноша тяжело дышал запёкшимся ртом. Провалившиеся чёрные глаза выражали страдание и мольбу.

   — Кто ты? И почему оказался один в пустыне? — спросил Добид на языке хананеев, рассматривая измождённое лицо найденного юноши.

   — Я из сынов Мицраима, раб знатного амаликца. Он бросил меня, ибо уже три дня, как я заболел, — едва прохрипел тот.

Добид приказал дать ему воды, хлеба, пригоршню смокв и две связки вяленого винограда. Пока египтянин утолял жажду и голод, он продолжал разглядывать несчастного раба, воздерживаясь от вопросов.

Почувствовав, что силы к нему возвращаются, египтянин поцеловал песок у ног Добида. Молодость быстро восторжествовала в его изголодавшемся теле. Он невольно улыбнулся и взглянул на белокурого полководца с преданностью накормленной собаки.

   — Кажется, ты обрадовал своё сердце пищей. Душа твоя вернулась на своё место, а разум твой просветлел, — сказал бетлехемец.

   — О да, будь благословен, начальник войска, похожий на царевича благородством и красотой.

   — Ты был слугой амаликца. Значит, здесь прошли сыны Амалика. — сделал заключение Добид. Его помощники и часть воинов окружили темнокожего юношу, не сводя с него глаз.

   — Воины племени Амалика, пешие и на верблюдах, перешли рубеж страны Пелиштим и напали на город Шекелаг. Они убили всех, сопротивляющихся мужчин, всех, кто пытался бежать. Женщин и детей амаликцы поместили в обоз и увезли с собой, а город сожгли.

— Это мне известно, — мрачно проговорил Добид. — Сколько амаликцев участвовало в набеге? И что ты можешь ещё сообщить? — Сжимая копья и рукояти мечей, эшраэлиты напряжённо слушали рассказ брошенного раба.

   — В войске амаликцев две тысячи воинов. Но царь Магаха после взятия Шекелага велел разделить их на пять отрядов. Они порознь вторглись в пределы Юды, а также в южную часть Халеба и Керети. Они грабят селения, пьют вино и празднуют захват добычи из земли пелиштимской и из земли юдейской...

Крик радости разнёсся по окрестной равнине. Воины готовы были плясать. Они подкидывали и ловили свои копья, стучали мечами по щитам, били в ладони и хохотали.

   — О, бог наш, ты спасаешь нас волею своей! — вскричал Добид, сияя глазами, которые из серых вдруг стали голубыми и ясными, как утреннее небо над пустыней. — Сын Мицраима, ты можешь указать путь к ближайшему лагерю наших врагов?

   — Поклянись, что не умертвишь меня и не предашь в руки моего господина... — умолял Добида египтянин. — И я отведу тебя к тому месту, где они держат захваченных в Шекелаге.

   — Клянусь богом, ты останешься жив и свободен, если я сам избегну смерти в бою. Можешь не сомневаться в том, что ты не будешь возвращён бросившему тебя амаликцу. А если он будет схвачен, я отдам его в твои руки. Принесите нашему другу пояс и накидку, — приказал Добид. — Вручите ему копьё и прикрепите к поясу меч. Веди нас, если в состоянии идти самостоятельно. Если же здоровье не вернулось к тебе, мы понесём тебя на руках.

   — Благодаря пище, воде и твоему благоволению, господин мой, я снова здоров, — ответил Добиду египтянин. — Пойдёмте сейчас же. К ночи мы приблизимся туда, где разбит амаликский лагерь.

Река стремительно несла свои взбаламученные воды далеко позади. Солнце золотым диском начало падать за край пустыни, небо над которым окрасилось в густо-красный, кровавый цвет.

Котловина между пологими холмами радушно кивала верхушками пальмовой рощицы. Вокруг неё чернели шатры амаликцев. В самом центре среди повозок находились женщины и подростки из Шекелага со связанными ногами, и ремёнными петлями, накинутыми на шеи.

Пошатываясь от выпитого вина, воины Амалика бродили во всех направлениях. Тут же сновали полуголые рабы, тащившие какие-то узлы. Они подгоняли ослов, нагруженных хворостом. Доносился отдалённый гул разговоров, иногда рёв верблюда, блеянье коз, неприятный, терзающий слух крик баранов. Были замечены молодые женщины в цветных платьях и бледно-серых платках. Как объяснил египтянин, это свободно прогуливались жёны и наложницы царя Магахи, которых он брал с собой даже в грабительские набеги.

   — Я знаю, как поступал царь Саул, нападая с рассветом на лагерь кочевников, — тихо говорил Добид Абеше и Хетту. — Убирали караульных и без шума начинали.

Они сидели в укрытии среди колючего дрока, зоркими глазами осматривая прилегавшую к лагерю местность.

   — Верно, под утро люди крепко и сладко спят, — подтверждал соображения вождя Хетт. — Особенно если они с вечера хорошо выпили.

   — Вон там, рядом с обозом... сейчас там загорелся костёр... видите? Большой шатёр из пёстрой материи... это шатёр самого Магахи... — Раб-египтянин всхлипнул; вспомнил, наверное, свою жизнь среди жестоких амаликцев. — В соседнем шатре его жены и самые красивые пленницы.

Добид снова представил обугленный Шекелаг, зловонные струйки сточных вод, окрашенных кровью зарезанных защитников города... Он тоже нападал на селения врагов, оставляя трупы мужчин, детей и женщин... Были случаи, когда за упорное сопротивление бетлехемец приказывал перепилить жителей тупыми тесаками и пилами, а иных спалить в печах, где обжигают известь[72]. Надолго потом в развалинах селений поселялись ядовитые змеи, ушастые ежи и ящерицы...

Добид случайно отодвинул небольшой плоский камешек. Из-под него вылез золотистый скорпион с загнутым ядовитым хвостиком и пошевелил жалом. Молодой полководец осторожно убрал руку и пересел на шаг в сторону. Он мог бы раздавить ногой опасное насекомое, но не стал этого делать. Пройдёт ночь, и он, как безжалостный скорпион, вонзит жало в сонную плоть беспечно отдыхающего царя Магахи...

Ночь, как обычно в пустыне, была непроглядно-черная, безмолвная и тревожная. Однако амаликский царь чувствовал себя в безопасности. Здесь бесплодная привычная равнина, до которой никому нет дела. Наибольшее влияние здесь имели его воины, поставлявшие в пограничные крепости царства Кеме пленников из Пелиштима и Ханаана. Он очень мудро разделил своё войско на пять четырёхсотенных отрядов. Один из них находился с ним, остальные грабили сейчас Юдею. За два дня он хотел выгодно продать египтянам пленных из Шекелага и присоединиться к своим победоносным бойцам, ездившим на мчащихся, как вихрь, беговых верблюдах.

Магаха был сластолюбив. Самых красивых пленниц он решил оставить на последующие два дня, чтобы позабавиться с ними до продажи. Но сегодня он пригласил к себе своих жён-амаликянок.

Ночь подходила к концу. Тьма дрогнула и посинела, разрывая паутины черноты и безмолвия. А охотники уже бесшумно подползали к задремавшим у костров стражам амаликского лагеря.

Лишь только побледнел восток, начался приглушённый гул, сопровождаемый сдавленными криками и случайным звяканьем металла. И вдруг страшный вой и грохот обрушились на спящий лагерь... Что за звериный рёв и дикие вопли понеслись над пустыней? Откуда эти метавшиеся между шатрами сотни людей, блестящая медь доспехов и удары копий?

Из шатра в шатёр бешено метались воины Добида, пронзая тела амаликцев копьями, круша черепа палицами, кромсая человеческое мясо мечами. Добид ворвался в шатёр царя. Навстречу ему, размахивая кривым кинжалом, бросился широкоплечий человек в зелёном халате. Это и был Магаха, такой же рыжебородый, как его двоюродный брат Агаг, убитый пять лет назад у алтаря разгневанным Шомуэлом.