— Глоток, может два, — прошептала она в ответ, блаженно закрывая глаза. — А что происходит с вампиром, когда у него недостаточно крови?

Эта загадка мучила ее уже не один час, заставляя представлять себе такие ужасы, о которых и думать бы не хотелось.

— Мы не называем это голодом по многим причинам, — туманно начал объяснять юноша, занимаясь тем временем решением разительно другой задачи под названием: "Как выбраться отсюда живыми". — Жажда — вот что испытывает бессмертный, когда чувствует кровь. Она сродни вашей потребности в воде, но ощущается нами немного четче, потому что именно ей досталась главная роль в управлении всеми инстинктами. Так вот… — он замолчал на секунду, старательно отыскивая в себе последние остатки мужества для спокойного тона. — Симптомы примерно такие же, как у человека при отсутствии жидкости. Когда начинаешь чувствовать жажду — сдают нервы. Может тошнить, учащается пульс, начинаются головные боли, теряется сознание, следом притупляется зрение. Трудно ходить и разговаривать, язык распухает, кожа сморщивается, начинаются судороги и…глохнешь. А затем, — Кайлеб отвернулся к стене, словно подыскивал другую тему для разговора. — Затем смерть.

Кэролайн сумела подавить довольно неуместный всхлип и задала вполне логичный вопрос:

— То есть как смерть? Ты же вампир!

— Девочка моя, — развеселился мужчина. — В этом мире не существует даже вечного двигателя, а ты надеешься на вечную жизнь. Все относительно. Меня трудно убить, но способов более чем предостаточно. Мы совершеннее людей, но тоже отнюдь не боги. В обычное время все происходит очень медленно и практически незаметно, вот только во мне нет Силы, которая во много раз притупляет потребность в крови.

— И как долго это продолжается? — шепотом спросила Кэр, будто произнеси она этот вопрос вслух, накликала бы беду.

— Три-четыре дня, — подчеркнуто безразлично бросил он. — Думаю, Алексу стоило бы поторопиться.

И оба замолчали, пытаясь как можно менее красочнее представить себе свое дальнейшее будущее. У девушки в голове никак не укладывался ответ ассасина. Тошнота, головокружение, слабость — вроде как людские пороки, не имеющие никакого отношения к бессмертным. Ей отчего-то казалось, что смерть созданий Ночи выглядит более изящной, а на самом деле она будет совершенно обычной.

— Кайл, он ведь найдет нас, да? — по-детски наивно стала допытываться она.

— Конечно, моя хорошая, — с готовностью поддержал ее глупости юноша. — Через недельку-другую мы будем подыскивать себе квартиру где-нибудь на берегу океана, раз уж ты так хочешь новой жизни, — он развернул ее лицом к себе, осторожно прижался щекой к теплым губам и мысленно пообещал, что сделает все от него зависящее, только бы вытащить ее отсюда живой и невредимой. — Поспи немного и ни о чем не думай.

Стоило ему договорить, как залязгали замки на тяжелой железной двери, а следом в комнату проникла тоненькая полоска света.

Елена не обратила никакого внимания на попытки Стефана обратить на себя ее взор, потому что с трудом осознавала реальность. Она солгала. Обманула Дамона. В чем же? О сути их разговора догадаться было довольно-таки просто — то, что на самом деле произошло в Италии. А ей ли не знать, что существует всего одна вещь на свете, которую он никогда не сможет простить — неправда. Потому как только закрылись тяжелые ворота амбара, а вокруг воцарилась темнота, она позволила себе испугаться по-настоящему. Сейчас ей необходимо найти достаточно весомые слова, которые в состоянии унять гнев вампира, полностью пояснив ему истинную мотивацию поступка девушки.

— Я не могла тебе рассказать, — зашептала она едва ли громче шелеста листьев в безветренную погоду. Голос отчаянно сопротивлялся, не желая приобретать более громкие интонации, и все по причине нечеловеческого страха. Нет, гнева своего мужчины она не боялась, а вот его явная неспособность спокойно выслушать действительно заставляла нервничать.

— Давно ты об этом знаешь? — процедил он сквозь плотно сжатые зубы, не особо вслушиваясь в невнятное бормотание.

— Со дня отъезда из Италии, — призналась девушка, опуская глаза в пол. У нее осталась одна единственная надежда на собственное благоразумие, потому что в голове раненой птицей забилась мысль о бегстве. Прошло всего пару минут с того момента, как помещение покинули Фрэнки и Стефан, а ей уже хотелось раствориться в воздухе, чтобы только эти беспощадные черные глаза перестали смотреть на нее с таким презрением.

— И что тебе помешало рассказать мне об этом? — мужчина и не старался быть вежливым или же просто говорить чуть более мягче. Он ведь спрашивал у нее, что произошло на самом деле — в ту ночь, на озере. И получил взамен короткое: "Я не знаю".

— Я испугалась, — с трудом выдавила из себя она. — Он…он твой брат, а я просто не могла…было бы неправильно, понимаешь? Только я виновата в том, что случилось. Мне требовалось время, которого не существовало в принципе. Выбор необходимо было сделать в ту же ночь, когда я поняла, что люблю тебя. Люблю не просто красивого мужчину и вампира, способного свести с ума одним взглядом, а человека, — стала путаться в объяснениях Елена, нервно теребя пальцами вязки на кофте, при этом отчаянно отказываясь смотреть куда-то, кроме как на усыпанный свежей соломой пол. — Я превратила его в это чудовище, потому что всеми силами старалась показать свою любовь к тебе, не обращая внимания на ту боль, которую доставляю ему. Он отчаялся вернуть меня или получить хотя бы толику логического объяснения тому факту, что всего за несколько недель я сумела полюбить тебя больше жизни. Стефан не знает своего старшего брата.

Дамон внимательно слушал, с каждой секундой все больше начиная приходить в себя. Он не знал, зачем затеял эту глупую ссору, и чего хотел добиться своим пренебрежительным тоном. Умом он понимал абсурдность упреков, как и ситуации в целом, а вот сердце по-прежнему кричало о "великом обмане", жертвой которого ему пришлось стать по воле обстоятельств. Разве ему не в чем себя упрекнуть? Ведь он не дал ей ни единого шанса оправдаться еще тогда, в Италии, а сейчас настаивает на безотлагательной исповеди.

И тем не менее, предельно простые для произнесения слова извинений озвучить ему не удалось даже через две минуты после того, как удрученно замолчала девочка. А вот подойти и обнять, крепко сжав в самых нежных объятиях хрупкое тело, получилось с первой попытки. С ней всегда было просто, потому что никто и никогда прежде не отзывался с таким удовольствием на его ласку. По сути Елена была милым котенком, который в темное время суток превращался в хищную тигрицу.

— Мне тоже есть что тебе объяснить, — мгновенно переменился он в голосе, радуя девушку своей фирменной полуулыбкой, которая даже в кромешной мгле слепила ярче самого солнца.

Мужчина начал рассказ с того самого дня, как вновь оказался в Феллс-Черче — этом невыносимо скучном городке, притягивающий словно магнитом всякого рода нечисть. Он спокойно поведал о своих ночных визитах, без всякого стеснения рассматривая лазурные глаза своей принцессы, на глубине которых то и дело плескалось небольшое удивление. Она с трудом удержалась от радостного вскрика, когда вспомнила ту ночь на озере. Он был тогда таким…обиженным, и в то же время неповторимо красивым.

— Выходит, ты все это время был рядом со мной? — с трудом переваривая очередную порцию правды, пробормотала девушка, только сейчас обращая внимание на происходящее вокруг. Видимо, чтобы не доставлять ей лишних неудобств, вампир решил вести разговор лежа на сваленном в углу стогу сена (или соломы?). От сухой травы шел умопомрачительный запах, к которому примешивался не менее дурманящий аромат кожаной куртки с насыщенными нотками одеколона.

— И днем, и ночью, — нахально улыбнулся юноша, начиная испытывать искреннее разочарование. Он специально начал рассказ с подробного описания своего довольно невоспитанного поведения, превратившееся в по-настоящему хамское на фоне недавно открывшейся истины, чтобы столкнуться с любимым проявлением в характере девочки: "Гнев Елены Гилберт". И только получив ее сияющую улыбку в ответ, вынужден был признать свое поражение. Минус одно удовольствие. — А теперь о Фрэн, — перешел он к части два неразгаданных загадок.