Занимаясь дурацкими размышлениями, я осторожно провела рукой по его щеке, ощущая ладонью неимоверный холод его кожи, коснулась кончиком пальца немного вытянувшегося клыка и с душераздирающим всхлипом кинулась Дамону на шею.

— Не надо, любимый, никогда, — понесла я полный бред, прижимаясь губами то к одной мокрой щеке, то к другой. Где справедливость? Почему она никогда не обращает внимание на то, что мой мужчина получает страданий в разы больше счастья? Зачем ему было становится свидетелем этих ужасных событий? Разве он пережил недостаточное количество горя? Кто сказал, что ему постоянно необходимо находится в атмосфере боли, печали и мучений? Мой милый вампир, мое Само-Совершенство…

— Ты согласна уехать вместе с Бонни и Мэттом? — дрожащим голосом спросил он, стараясь отвернуться. Видимо, хотел спрятать свое лицо, чтобы не напугать. Но о каком страхе может идти речь? Если мне и стоит испытать ужас, то явно от своего отражения, потому что плакала я чаще него. — Я куплю там квартиру, дом и все, что захочешь. Уговорю переехать туда твою тетю, чтобы ты хотя бы издалека могла видеть сестру. Только умоляю тебя, не отказывай, принцесса. Тебе трудно представить, что я пережил.

Он продолжал что-то шептать, по-прежнему отказываясь на меня смотреть.

— Я могу изменить память Джудит, чтобы она не помнила о твоей смерти, — не дал он мне вставить хоть слово. — Будешь жить с ними, если хочешь. Елена, пожалуйста! Я больше ничего не прошу, всего лишь уехать отсюда! Навсегда. Тебе не обязательно быть со мной, я ни на чем не настаиваю. Безопасное место — любое по твоему усмотрению.

Впечатляющая беседа с самим собой! Интересно, каким образом он сумел обычный вопрос превратить в утверждение о том, что стал мне не нужен? Идея с тетей мне очень понравилась, а вот остальное… Любимый, нам пора на групповые занятия к психоаналитику. Хотя, нет. Лучше пройти домашний курс терапии по специальной программе, основанной на личных потребностях. Только он и я.

— Дамон, — пришлось зажать ему рот рукой, чтобы получить возможность выговориться. — Прямо сейчас можешь везти меня куда угодно. У меня минимум условий — ты навсегда остаешься моим. Точка. Я буду жить только с тобой. Восклицательный знак.

От подобной перспективы у меня закружилась голова. Каждое утро иметь возможность просыпаться рядом с любимым мужчиной, все время проводить с ним… Он полагает, что я способна отказаться? Думаю, в этом виновата Фрэнки, которая уверила его в моей неисправимой блондинистости!

Пока я предавалась удивлению, вампир получил исключительную возможность рассматривать мое покрасневшие глаза, синие губы и прочую атрибутику "красоты" недавно умиравшей особы.

— Знаешь, о чем я иногда жалею? — тихо спросил он, позволяя мне безропотно утонуть на глубине черных глаз.

Я быстро прокрутила в голове свой обычный набор глупостей и ляпнула самое вероятное, по моему мнению.

— О том, что я — человек? — ну о чем, спрашивается, может думать вампир с таким выражением на лице? У меня вариант был только один — кровь. При всем этом, я прекрасно понимала, что фатально ошибаюсь.

— Почти, — согласился Дамон. — О том, что я — вампир.

— Это ведь можно исправить! — с воодушевлением предложила я.

Он догадался, что говорю я о себе, но поддерживать мой восторг не спешил. Выдержав долгий и пристальный взгляд, медленно сползающий с глаз на губы, я получила самый неутешительный ответ.

— Мне всегда нравились женщины постарше, — мучительно выдавил он из себя улыбку, точнее ее жалкое подобие.

Хотя бы надежду оставил, и на том спасибо! Главное, чтобы его вкусы ограничивались порогом лет этак в двадцать пять. Мне не особо хотелось быть вечно пятидесятилетней, да и глупо мы будем смотреться вместе.

— Например, Фрэнки, да? — судя по всему, я более чем стремительно прихожу в себя. Уже и ревность проснулась.

— Только ты, — покачал он головой, касаясь холодными губами моего носа. Видимо, он вспомнил о чем-то важном, потому что тут же похлопал себя по карманам, вытащил мобильный телефон и поднес его к уху, свободной рукой прижимая меня к груди.

— Ты где? — нервно спросил мужчина. Несложно догадаться, чей голос я услышу на том конце.

— В гребаной дыре, — завопила трубка голосом Франчески. — Эта тварь носится на третьей космической скорости, а твой брат ползает, как пресмыкающиеся! Я злая, голодная и уставшая. Как девочка?

— Сейчас хорошо, — быстро произнес ее друг. — Возвращайся назад, к черту все. Стефу передай кол в сердце и пожелание скорейшей смерти. Попадется мне на глаза — убью не раздумывая. Успеешь за два часа?

— Охренеть можно, — продолжала негодовать итальянка. — Я, знаешь ли, как раз стою в магазине и никак не могу выбрать между Ламборджини Мурселагро и Погани "Зонда Эр"! Каким боком мне успеть?! Тут даже машины нормальной нет!

— Тогда спросишь у хозяйки пансиона, где нас найти, — пропустил мужчина мимо ушей ее крики. — Мы уезжаем. Никакой мести. Никому.

— Ладно, — растеряно пробормотала девушка, мгновенно потеряв всю свою агрессию. — Постараюсь уложиться в сто двадцать минут. Поцелуй от меня Елену.

И тут же отсоединилась, позволяя другу беспрепятственно выполнить ее напутствие. Не успела я как следует насладиться его небывалой нежностью, вновь ожил телефон. На этот раз пришло сообщение, содержание которого заставляет меня истерично всхлипывать и по сей день. "Два часа тебе, братец, на дорогу сюда. Возьмешь с собой Елену — распрощаешься с глупой подружкой. Нью-Мехико, заброшенный ангар на севере штата". Подписи не было, поэтому мне не сразу удалось понять имя отправителя. На презрительное слово "братец" я вначале не обратила никакого внимания, и только потом, в давящей тишине и одиночестве до меня дошло — это Стефан.

________________________

*На самом деле Елене не могли придти в голову эти слова, потому как это текст песни Дельфина "Надежда". Просто мне захотелось добавить в книгу этот яркий образ о лице, разделенном слезами на три части.

Не осталось ни сил, ни ощущения боли.

Тоской изъедена душа, как личинками моли.

Все катится в пропасть, причем уже не в первый раз,

И равен нулю смысл дружеских фраз.

Все кому-то подарено, потеряно, продано,

И сердце кровью облитое за ужином подано.

Осталась только грязь на дне карманов одежды

И какое-то чувство, что-то вроде надежды.

Она слышит шаги, они все тише и тише.

Он снова стал журавлем, и будет жить где-то выше.

Она его не ждет, она простила и плачет,

А тупая подруга ее надежды дурачит.

Время тихо уходит, и наивная ложь

К запястью левой руки примеряет свой нож.

Надежда была и осталась напрасной,

Она капает на пол липкой жидкостью красной.

Ты изначально один, но даже если есть друг,

Он не увидит всех бед на ладонях твоих рук.

Она за тебя не станет смелым, если ты оторопел,

И за тебя сказать не сможет то, что ты сказать хотел.

Он может только помочь, если что-то не так,

Когда глаза твои застелет безысходностью мрак,

Когда слезы ровно делят на три части лицо,

И не осталось надежды на себя самого.

Надежда самообман, но это все, что у нас есть.

Она ходит по рукам, продавая свою честь.

Эта лживая тварь пыль пускает глаза,

Исчезая в тот момент, когда она так нужна.

Она будет уходить, и возвращаться много раз,

Всегда держа на расстоянии заветный алмаз.

Я без надежды убит, тоской на вылет прострелен,

Потому что я надеялся, а не был уверен.

Вампир сжал в руке телефон, испытывая огромное желание закричать. И только боязнь напугать любимую девушку позволила ему сдержать рвущийся наружу поток ругательств и бесконечных угроз. Прошло не больше получаса с того момента, как он поклялся себе, что мстить не будет. Причин на то было более чем предостаточно, но основной стали довольно путаные слова пожилой ведьмы: "Зло всегда возвращается злом". Он не хотел подвергать Елену еще какой-либо опасности, необдуманно рисковать их жизнями ради удовлетворения жажды отмщения. Все потеряло смысл, потому что она страдала.