Фрэнки уже собиралась ответить или же вновь попытаться заставить работать размякшие мозговые клетки, но и моргнуть не успела, как слегка влажные губы оказались у нее на шее, медленно переползая на щеку. Видимо, пещерная наглость пополам со зверским самолюбием передавалась у Сальваторе из поколения в поколение, и только Стефану удалось избежать этой напасти.

Дамон сильнее сдавил в объятиях бедра девушки, заставляя ее придвинуться ближе к себе, и самым тщательным образом "прошелся" губами вдоль бархатистой кожи, планомерно добираясь сначала до ключицы, затем до подбородка, а следом и до чуть приоткрытого в недоумении рта. Его слегка позабавила ее растерянность, на смену которой очень быстро пришел концентрированный гнев. Вот только способности к сопротивлению у вампирши явно не дотягивали до уровня его "любознательности". Набрав полные легкие ее сводящего с ума запаха, он заставил Франческу ответить на свой поцелуй и сам испугался той стремительности, с которой она обвилась руками вокруг его шеи, попутно зарываясь пальцами в темные волосы.

Девушка корила себя на все лады, придумала бесчисленное множество отговорок, согласно которым ее распутность была какой-то необходимой частью коварного плана, с трудом заткнула внутренний голос, нашептывающий о присутствии Стефана неподалеку, а затем просто отдалась ощущениям. Почему? Наверное, все дело было в его фотографическом сходстве с Дамоном, хотя дурманящая нежность и довольно своеобразное проявление симпатии тоже сыграли отнюдь не последнюю роль в отхождении от моральных принципов. Она даже готова была поклясться на Библии…

Яркая и неожиданная вспышка, прорезавшая собой сознание, заставила итальянку на секунду отвлечься от своих мыслей, а надсадный и совершенно незнакомый женский голос, серебряными колокольчиками бьющий по вискам, вернул ей некое подобие контроля над ситуацией в целом.

— Клаус! Я ведь просила держать этого мальчишку подальше от меня! Убери его сейчас же! — надрывала глотку красивая молодая женщина, все это время старающаяся вырваться из крепких объятий хныкающего темноволосого мальчика лет двенадцати с болезненно бледным лицом и слегка припухшими от слез темными глазами.

Ребенок, словно почуяв скорое поражение, свалился на пол у ног разгневанной светловолосой леди, и попытался выдавить из себя некое подобие осмысленных слов: "Мамочка, пожалуйста, не уходи! Не бросай меня! Я обещаю, что больше никогда тебя не разочарую. Я буду пить кровь, слушаться дядю Клауса и играть с Роуз, как ты хочешь! Только не уходи!". К концу последнего предложения рыдания пересилили желание выглядеть сильным и мужественным, и несчастное создание зашлось криком от горя, в то время как сильные мужские руки поднимали мальчонку с пола и отводили в сторону, нашептывая что-то очень ободряющее.

— Дамон, сынок, не надо расстраивать маму, — спокойно увещевал Клаус, по-отечески заботливо вытирая все еще струящиеся по лицу мальца крупные слезы мягким носовым платком. — Она уезжает всего на несколько дней и скоро вернется за тобой. Разве тебе со мной плохо? Завтра мы сходим в парк, я покажу тебе зверей, с которыми можно будет играть. А потом мы приготовим какой-нибудь сюрприз для мамы, идет?

Глаза ребенка засветились в этот момент таким счастьем и самым искренним облегчением, что никакого ответа вампиру не потребовалось.

— Ты покажешь мне белочек? — по-детски эгоистично спросил Дамон, мгновенно забывая о своих бедах. — Дашь мне их подержать, как в прошлый раз?

— Конечно, — улыбнулся мужчина, наклоняясь. — А теперь беги спать, потому что утром я очень рано тебя разбужу. Белочки не любят показываться тем, кто долго валяется в кровати.

И чмокнул малыша в макушку, легким похлопыванием ладони направляя его к лестнице, ведущей в гостевые спальни. Однако, едва очутившись у первой ступеньки, он все же обернулся, поднес крохотную ладошку к губам, а затем отослал по меньшей мере с десяток воздушных поцелуев в сторону нарочно стоящей к нему спиной матери, и с утроенной энергией заскакал вверх по ступенькам, размеренно выкрикивая на весь дом: "Люблю свою мамочку, а завтра будут белочки!".

Фрэнки точно из глубокой сточной канавы вынырнула, когда вновь стала ощущать на своем теле щекочущие прикосновения.

— Это что было? — непонимающе уставилась она на увлеченного своим занятием вампира, силясь привлечь его внимание.

— Легкий флирт, — хищно прищурился Дамон, покрывая невесомыми, словно взмахи крыльев бабочки, поцелуями невесть как оказавшиеся обнаженными плечи девушки.

— Я не про это, — пришлось отмахнуться ей от донельзя довольной улыбки, кстати, совершенно непохожей на отцовскую. — У тебя в голове…это воспоминание?

— Что? — на первых парах недопонял юноша, а потому внимательнее присмотрелся к удивительно теплому и нежному взгляду светло-золотистых глаз. И мгновенно все понял, даже раньше, чем успел осознать, насколько огромную и непоправимую глупость совершил буквально секунду назад. Позволил какой-то девчонке, пусть и со смазливой мордашкой, хозяйничать у себя в голове! Что? Что она видела? До чего умудрилась докопаться за те пару минут, на которые он умудрился потерять контроль над собой и ситуацией в целом?! Настроение его переменилось тут же. Из милой девушки, пришедшейся по вкусу даже придирчивому сердцу, Франческа переместилась в разряд "враг народа", о чем еще сама не догадывалась.

— Воспоминание, — эхом повторила она, опуская веки лишь на миг, чтобы еще раз "увидеть" тот короткий отрывок. — Катрина и Клаус. О втором я тебе ничего не скажу, а вот первое имя мне очень хорошо знакомо…

— Заткнись! Заткнись! Закрой рот! — чуть ли не с кулаками бросился на нее вампир, распространяя вокруг липкие и обволакивающие волны Силы, пропитанные злостью. — Ты ничего не знаешь о моей матери! Ничего! Она не любила меня только из-за него! Чертовы Сальваторе! Они оба виноваты в том, что случилось! У меня никогда не было семьи! А ты знаешь, что это такое? Когда поначалу в тебе видят лишь обаятельную игрушку, которую так и хочется прижать к груди…вот только потом это чувство исчезает, сменяется безразличием, а затем и отвращением. Все понимают, что ты другой, отличающийся от большинства. Тебе не нравится кровь, а мать этим очень недовольна. Ты отказываешься убивать людей, и мама вновь разочаровано качает головой. В тебе нет жестокости, а они считают это уродством! Ты хотя бы на минуту можешь представить, что у моих развлечений были имена? Роузи, Стюарт, Робин и много еще тех, кого я не запомнил. А знаешь почему?! Потому что они были детьми! Маленькими детьми моего возраста! И я обязан был их убивать, иначе Она бы никогда не приехала больше ко мне! Клаус всегда стелился перед ней белой ковровой дорожкой, а на самом деле он меня ненавидел! Рассказать тебе о его любимой забаве?! Он пытался отыскать способ убить меня! Каждый день по два часа я терпел боль и унижение, а он лишь улыбался и предупреждал, что если я хоть словом обмолвлюсь об этом Катрине, то она больше никогда не появится в его доме! А я хотел ее видеть! Я любил ее! Всегда любил! И еще я знал, что когда-нибудь наступит в жизни тот день, когда я посмотрю в глаза мужчине, давшему мне жизнь, и спрошу: "Какого хрена?!". Почему он никогда не интересовался мной? Почему ни разу не спросил о моей судьбе?! Хочешь узнать ответ? Потому что я давно его знаю. С тех самых пор, как приехал в этот город. Все из-за этой суки! — он с остервенением ткнул пальцем в сторону двери, ведущей в подвал, от которой змеилась небольшая винтовая лестница, где буквально секунду назад материализовалась хрупкая фигурка Елены.

Елена медленно подошла к двери, ведущей в подвал, и замерла в нерешительности. Ее словно тянуло внутрь невидимой рукой, однако интуиция подсказывала, что гораздо благоразумнее послушать наконец ее и как можно скорее уносить ноги подальше от дома и того мужчины…Потому что это уже был не ее Дамон. Разумеется, очень похожий, почти так же одетый, но не ее.