Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но вечером квартирная хозяйка Мейлахки тоже рассказала ешиботникам, что их виленский паренек сегодня после полудня зашел и рассказал, что его мама вдруг заболела и он должен безотлагательно уехать домой. В окно хозяйка видела, что на улице Мейлахку ждал ешиботник намного старше его и что он помог ему нести чемоданчик. Ей даже показалось странным, почему второй ешиботник не зашел в дом. По правде говоря, вся эта история показалась ей странной. Почтальон каждый день вручает ей письма для всех квартирантов, а она не получала письма для виленчанина. Так как же он узнал, что мама заболела?

На следующее утро к первому уроку ешива уже кипела. На всех скамьях проклинали логойчанина, уговорившего мальчишку бросить учебу и помогшего ему сбежать. Тем же утром глава ешивы вернулся из Вильны с собрания раввинов. Реб Симха Файнерман вошел в синагогу и еще не успел снять шубу, как его румяные от мороза щеки еще сильней запылали от гнева. Руководившие в его отсутствие ешивой старшие ученики преподнесли ему историю о войне Янкла-полтавчанина против старосты благотворительной кассы Сулкеса и рассказали, что обыватели выдвигают условие: либо полтавчанин уедет из Нарева, либо всей ешиве придется покинуть синагогу Ханы-Хайки. Реб Дов-Бер Лифшиц рассказал, как логойчанин ворвался на собрание группы аскетов, а Зундл-конотопец добавил к этому рассказ о том, что логойчанин уговорил младшего виленчанина бежать из ешивы.

— Так-то вы берегли ешиву?! — вспыхнул реб Симха Файнерман, но тут же сообразил, что не следует приближенных к нему людей делать врагами.

Его голубые глаза забегали туда-сюда, туда-сюда, пока гнев в них не выгорел. По его приказу Зундл-конотопец отправился искать полтавчанина, а пока что реб Симха обдумывал сложившуюся ситуацию: совсем удалять реб Янкла было бы вредно для ешивы: он много для нее сделал. Кроме того, это вызовет настоящую бурю среди мусарников, которые заявят, что Нарев — больше не новогрудковская ешива, раз она страшится даже угроз обывателей. Этого дикаря надо удалить на какое-то время, пока шум не уляжется.

Янкл-полтавчанин пришел бледный, но гордо выпрямившийся и собранный.

— Полтавчанин, вы должны немедленно отправиться искать местечко, в котором можно будет открыть начальную ешиву для реб Дов-Бера-березинца, — реб Симха Файнерман махнул в сторону реб Дов-Бера Лифшица. В этом взмахе руки крылось все его пренебрежение к главе ешивы из Наревки, поссорившемуся со своими обывателями и неспособному спокойно провести собрание группы взрослых ешиботников.

Счастливый, оттого что для него все так хорошо сложилось, Янкл-полтавчанин аж заржал от радости и ответил, что поедет. Он хотел еще что-то сказать, но реб Симха поспешно отвернулся от него и, сопровождаемый целой толпой приближенных, отправился к реб Цемаху Атласу. Вернувшийся с покаянием, как всегда, после того, как все уже давно закончили молиться, все еще стоял в талесе и филактериях.

— Вы заступаетесь за логойчанина, а он разрушает ешиву! — воскликнул реб Симха Файнерман.

Цемах Атлас молчал и смотрел остекленевшими глазами, как будто слезы капали внутрь него самого. Он стал похожим на разрушенный колодец, в котором капли воды падают с влажных камней назад, вниз, в густо разросшуюся плесень. Он надеялся, что, может быть, именно Мейлахка-виленчанин вырастет совершенным человеком, а логойчанин лишил его возможности радоваться успехам ученика. Цемах ощущал вокруг себя пустоту, как будто все покинули синагогу и оставили в ней его одного. Он поднял глаза и увидел, что глава ешивы, старшие ешиботники и вообще все смотрят на двери. Там стоял Мойше Хаят-логойчанин.

На губах его играла издевательская улыбка, демонстрирующая, что все это он сделал назло. Логойчанин смотрел на главу ешивы и свиту, буквально онемевших от его наглости. Увидев, что глава ешивы и старшие ешиботники молчат, горячие парни помоложе тоже не осмеливались открыть рот. Тогда логойчанин с еще большей наглостью прошагал до середины молитвенного зала и, склонив голову, уставился на Цемаха Атласа, который шел навстречу ему в талесе и филактериях. Длинная физиономия Мойше Хаята еще больше удлинилась от страха, но он все-таки прыснул победным смешком прямо в лицо своему бывшему наставнику. В то же мгновение Цемах Атлас схватил его за плечо и отшвырнул от себя к двери. Логойчанин несколько раз перевернулся и потерял очки. Кувыркаясь и падая, он ушибся о края скамеек и бимы, но не застонал. Он только ползал на четвереньках по пыльному полу, разыскивая свои очки, пока не нашел их. Тогда он надел их и медленно встал, готовый выйти из синагоги. Перед ним снова вырос Цемах Атлас, который явно не собирался позволить ему выйти своими ногами. Он снова схватил избитого за лацканы пальто и изо всей силы вышвырнул через дверь на улицу.

Цемах Атлас остался стоять, глядя на порог, как на могильное надгробие. В эту минуту он подвел итог своей жизни: ничего ему не удалось. Он из тех, о которых Господь возглашает, что Он не примет их покаяния. Он бы не удивился, если бы и его самого вышвырнули сейчас из синагоги и крикнули вслед, что то, что в нем было скрыто, выступило, как короста, на его учениках.

Глава 16

Реб Симха Файнерман не добился на собрании Комитета ешив в Вильне прибавки финансирования для Нарева. Другие главы ешив тоже остались недовольны выделенными им суммами. По общему согласию было решено послать за Махазе-Авромом, чтобы он выступил третейским судьей в этом споре. Специальный посланец отправился к нему домой на Зареченскую гору, на ту сторону моста через Виленку.

В Заречье как раз тогда была ярмарка. Рыночная площадь кишмя кишела покупателями и продавцами, сельчане заполняли магазины и лавки. Раввинша Юдес тоже ждала покупателей и при этом печально думала, что у нее нет большого выбора мануфактурных изделий, к тому же ее лавка расположена далековато от рынка, поэтому покупатели к ней и не заходят. Однако ее старичок, чтоб он был здоров, говорит, что неважно, на каком расстоянии от рынка расположена ее лавка. Человек не зайдет в лавку, в которую Всевышний его не пошлет. Ладно, вон как раз идет клиент…

Вошел посланец Комитета ешив, бородатый молодой человек, и спросил раввина.

— Мой муж не раввин, — недружелюбно ответила ему раввинша в тяжелом, надвинутом на лоб парике и показала пальцем на дверь во внутреннюю комнату.

Реб Авром-Шая вышагивал туда-сюда по длинной узкой комнате, сложив руки на груди и откинув голову назад. Его лоб прорезали глубокие морщины, он всегда вдумывался в то, что изучал. Посланец, зять раввина, живший на содержании у своего тестя, удивленно и одновременно с этим смущенно оглянулся, как бы удивляясь тому, что сам живет в квартире заметно большей и лучшей, с новой мебелью, и книг в ней было раза в четыре больше, чем у Махазе-Аврома. Молодой человек принялся рассказывать, чей он посланец, но чем торжественнее он провозглашал имена глав и директоров ешив, участвовавших в собрании Комитета ешив, как провозглашают имена важных гостей на праздник Симхастойре во время плясок со свитками Торы, тем отчетливее на лице Махазе-Аврома становился заметен немой страх. Какое-то время он еще продолжал молча прохаживаться по комнатке. Потом надел зимнее пальто с потертым шерстяным воротником и взял трость.

— Ничего не поделаешь, невозможно противостоять приговору такого множества мудрецов Торы. Надо идти, — вздохнул он и открыл дверь в мануфактурную лавку своей жены, через которую можно было выйти на улицу.

Раввинша Юдес из-за прилавка посмотрела на мужа и по его расстроенному виду сразу же поняла, что его снова тащат куда-то против воли. Она излила горечь своего сердца на этого незнакомого бородатого молодого человека, ее толстые губы раскрылись, и полился поток упреков:

— Еще один общинный деляга? Мало священнослужителей в Вильне, вы еще и моего старичка терзаете? Да ведь если бы у него были силы служить раввином и общинным деятелем, мне бы не приходилось сидеть в лавке без клиентов! Куда ты идешь? — замахала она руками, как птица в клетке от страха хлопает своими подрезанными крыльями.

75
{"b":"284524","o":1}