Мы полезли в пролом, спустились на четыре ступеньки вниз, на каменный пол; здесь подземный мрак еще боролся со светом из проломанного потолка в другом конце подземелья. Дышалось тяжело… Проводник мой вынул из кармана огарок свечи и зажег… Своды… кольца… крючья…
Дальше было светлее, свечку погасили.
– А вот здесь скелет на цепях был.
Обитая ржавым железом, почерневшая дубовая дверь, вся в плесени, с окошечком, а за ней низенький каменный мешок… с каким-то углублением, вроде узкой ниши.
При дальнейшем осмотре в стенах оказались еще какие-то ниши, тоже, должно быть, каменные мешки.
…Ужасный каменный мешок, где был найден скелет, имел два аршина два вершка вышины, ширины – тоже два аршина два вершка, а глубины в одном месте, где ниша, – двадцать вершков, а в другом – тринадцать. Для чего была сделана эта ниша, так мы и не догадались.
Дом сломали, и на его месте вырос новый.
В 1923–1924 годах на месте, где были „мясницкие“ меблированные комнаты, выстроены торговые помещения. Под ними оказались глубоченные подвалы со сводами и какими-то столбами, напоминавшие соседние тюрьмы „Тайного приказа“, к которому, вероятно, принадлежали они. Теперь их засыпали…»
На всякий случай
Старое здание сломали, но духи, обитавшие там, не остались без крова. «На крик и стон» они переселились в другой дом – поблизости.
ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ – какому советскому человеку не были знакомы эти аббревиатуры? Казалось бы, в здание таких грозных организаций даже нечистая сила не посмеет заявляться. Но в начале тридцатых годов поползли слухи, будто вызванные в свое главное учреждение разведчики и агенты, шагая по «лубянским» коридорам к кабинету начальства, уже знали, какая судьба их ожидает. Либо – награда, поощрение и повышение по службе, либо – тюрьма, пытки, а то и расстрел.
Конечно, подобное объяснить можно интуицией и прозорливостью разведчиков или подсказкой коллег из центрального аппарата. Но все же людская молва намекала на «лубянских духов», которые приходили на помощь репрессированным, страдающим от пыток, незаслуженно обиженным.
Хоть и заявляли громогласно чекисты, что не верят во всякую чертовщину, а по ночам все же с опаской косились на темные углы кабинетов и вздрагивали от доносившихся неизвестно откуда вздохов.
В 1934 году пост председателя ОГПУ занял революционер-фармацевт Генрих Ягода. Он тоже являлся яростным врагом предрассудков и «мистического дурмана», однако, по слухам, вовсю боролся с «лубянскими духами». Как и положено фармацевту, он тайком от подчиненных плескал на пол и на стену своего кабинета отраву. Яд председатель грозной организации изготавливал самолично.
Но духи лишь посмеивались над потугами главного чекиста страны. А за несколько часов до ареста Ягоды они с издевкой нашептали ему: «Колошмать свои склянки с отравой. Они тебе уже никогда не понадобятся…»
Хоть и был он убежденным атеистом, но после его ареста в кабинете обнаружилось множество стеклянных осколков. Их происхождения никто не мог объяснить. А сам Ягода не успел ответить.
Здание КГБ (ФСБ) и Соловецкий камень на Лубянской площади
Может, и в самом деле он «расколошматил» какие-то склянки с ядами?..
Сменивший на высоком посту Ягоду Николай Ежов тоже пытался бороться с «лубянскими духами».
«Крошка нарком» по ночам, заслышав подозрительные шорохи, палил из нагана в темные углы своего кабинета. Прибегавшим на выстрелы помощникам он объяснял, что опробует новое оружие.
Когда Ежова арестовали, то обнаружили пулевые отверстия в полу и в стенах кабинета.
С генералом Виктором Абакумовым у «лубянской» нечистой силы и вовсе добрые отношения установились
Зато Лаврентий Берия проявил себя несгибаемым атеистом. Таинственные стоны, шорохи, вздохи не смущали наркома внутренних дел. Иногда он, если оставался один в кабинете, назло подозрительным звукам читал свои стихи и даже пел.
Говорят, духи за это уважали Берию и сожалели, когда он ушел на повышение.
А с генералом Виктором Абакумовым у «лубянской» нечистой силы и вовсе добрые отношения установились. Тот любил по ночам в одиночку выпивать у себя в кабинете. Но жмотом Абакумов не был и всегда оставлял на шкафу недопитую бутылку водки или коньяка. Разумеется, утром эта бутылка была уже пуста.
А в наше время сотрудники государственной безопасности и подавно не верят в нечистую силу, но…
Все-таки иногда отмечаются весьма странные явления в знаменитом доме на Лубянке: то непонятные тени ползают по стенам, то «не своим голосом» звенит телефон, или деловые бумаги оказываются необъяснимым образом не в той папке.
Может, поэтому некоторые сотрудники, тайком от коллег, обрызгивают свой кабинет спиртными напитками «на четыре угла»: так, на всякий случай… Материализм материализмом, а вдруг и в самом деле водится «нечто»?..
Перстень с почерневшим бриллиантом
В наше время это здание на Большой Полянке в Замоскворечье ничем особо не выделяется. Дом как дом – таких немало в округе. И лишь немногие знают, какая ужасная история разыгралась в его стенах в конце XIX века.
Замоскворечье
Построен он был по заказу богатого золотопромышленника. Предупреждали его: место проклятое, собираются сюда бездомные духи со всего Замоскворечья.
Во времена Екатерины II на этом месте провалился под землю дом огородника. Все, кто был в нем, погибли. Несколько лет огромная яма напоминала о трагедии. Жители Замоскворечья не решались ее засыпать и обходили стороной.
По ночам из провала иногда слышались непонятные звуки, и появлялось свечение. Несколько раз, по просьбе местных жителей, приходил батюшка церкви Николы в Пыжах и пытался изгнать из провала нечистую силу. Но звуки и свечение появлялись оттуда снова и снова.
Не послушал богатей старожилов, велел засыпать проклятый провал и возвести себе дом. При этом он еще и обманул строителей. По хитро составленному золотодобытчиком договору подрядчик оказался разоренным и должен был заплатить ему огромную неустойку.
Таких денег не оказалось у этого молодого, неопытного человека. И бедный подрядчик повесился прямо в подвале только что построенного дома.
Но эта трагедия не тронула сердца золотопромышленника. Он вселился в новое жилище через пару дней, как вынесли из него тело самоубийцы.
Растревожились замоскворецкие старожили: «Не оставит это место в покое нечистая сила. За одной смертью потянется другая. Всполошил окаянный подземельную нежить. А „золотой миллионщик“ даже домового к себе в новые хоромы не позвал. Доиграется, ужо покажут ему духи мрака, что такое настоящая беда…»
Правы оказались жители Замоскворечья: духи не любят непочтительного отношения к себе.
По округе покатилась молва, будто хозяин проклятого дома нанял землекопов, и те роют ход в недавно засыпанный провал.
И снова зашептались замоскворецкие обыватели: «Сам – черная душа, так еще потянуло к нечистой силе поближе быть! А нечисть не любит, когда ей в друзья незвано набиваются…»
Вскоре единственная дочь золотопромышленника бежала с заезжим итальянцем-актером. Разъяренный отец кинулся на поиски. Долго колесил он по России и зарубежом. Наконец отыскал дочь лишь через несколько месяцев в Риме.
К тому времени актер бросил ее. Нищая, больная и беременная женщина была возвращена в Москву.
Обезумев от злости, золотопромышленник замуровал дочь в комнате на втором этаже дома. В стене оставил лишь малое оконце для подачи воды и хлеба.
Каждую ночь соседи слышали плач и стоны женщины, а когда она умолкала, в доме начинал кто-то выть.
