Вскоре узнали о том во всех московских кабаках и притонах. Пошла молва от заставы к заставе.

Приходили поглядеть цареву метку и разбойники, и служилые люди. Угощали они государева «крестника», а тот похвалялся:

– Теперь никто не смеет трогать меня! Самим царем обозначена мне вечная воля!.. А кто попробует в острог потащить да заковать в железо – перед самим государем-батюшкой будет держать ответ…

Так жил и куролесил клейменный Петром Алексеевичем разбойник до самого воцарения Анны Иоанновны. Пошли другие порядки, и стала полиция да власть по-иному смотреть на государем меченного. Почуял Воля перемены, перестал шататься по кабакам и осел в своей тайной избе. Там и суд воровской вершил, и разборы ладил, и справедливость восстанавливал среди братвы..

К нему-то и обратились обиженные Ванькой Каином воры и разбойники.

– Пора паскуде ответ держать перед обществом!..

Одряхлел к тому времени «государем меченный». Еле руками шевелил да ногами передвигал. Плечи ссутулились, а голова то и дело вниз и вкось клонится. Вроде одно и осталось от некогда шального разбойника – выжженное на лбу «ВОЛЯ».

Но, кому надо, знали: не в ногах, не в руках его сила. А владел старик воровским «неминуемым проклятием». Говорят, известно оно было и Кудеяру, и Степану Разину. Хотел выведать то проклятие Каин. Выспрашивал у старых воров, сулил им немалые деньги. Но деды не открыли тайну, а только посоветовали:

– Наше «неминуемое проклятие» должен знать лишь один из всех братов. И передается оно по наследству. А тот, кто неправдой его выведает и самолично, без решения нашего общества, в ход пустит, от тех слов чародейских сам и сгинет. Так было на Руси, так есть, так и будет!..

Каин к совету не прислушался и продолжал интересоваться тайной воровского проклятия. Может, верил, что оно спасет от врагов, от начальства, от гнева преступного мира.

Однажды, когда Ванька обходил со своими подручными Охотный ряд и собирал мзду с торговцев, кто-то окликнул его. Обернулся – дряхлый дед манит пальцем.

– Тебе чего, рвань безпашпортная?! – разозлился Каин, что его от дела отвлекают почем зря. – Христорадничаешь в неположенном месте? Гляди, попадешь у меня «в ерень, в железо»!..

Старик в ответ лишь затрясся от беззвучного смеха так, что шапка сползла на глаза. Еще больше разозлился Каин, раскрыл рот во гневе, а слова будто застряли в глотке.

Сбросил дед наземь шапку, убрал чуб со лба и пронзил лютым, завораживающим взглядом сыщика-разбойника.

Сразу понял Каин, кто перед ним.

– Ты, Ванек, еренью и железом меня не стращай, – тихо заговорил старик. – По ереням и кичам я свое отходил, откидал там кровь мешками. А пришел нынче сюда не христорадничать, а поглядеть, как ты жизнь свою ладишь, как заповеди наши соблюдаешь да наше общество почитаешь.

Глянул растерянно Каин по сторонам, а подручных его – будто ветром сдуло. И залопотал он какую-то белиберду:

– Ты напрасно, Воля, путь дальний проделал. Кликнул бы – я сам на гут к тебе явился. Да не с пустыми руками, а с гостинцами. А живу я… Живу по заповедям. Как велит общество. Товарищей с кичей вымаю, пять подков под коня бадею, да на Дон, на Кубань их штырю…

Усмехнулся в ответ старик, а взгляд таким же лютым и завораживающим остался:

– Ах, ты наш праведный! Ах, ты наш старательный!.. Знаю-знаю, как радеешь ты за братов-товарищей. Знаю, как себя не жалеешь, а от зари до зари кич умащиваешь и симолишь для общества. Про то гут ладить будешь.

И потащил старик Ваньку в ближайший кабак.

Там они посидели недолго. Больше говорил, словно спешил оправдаться, Каин. А «государем меченный» лишь кивал и задавал вопросы.

Наконец, надоело старику Каинову брехню слушать. Махнул он рукой и склонился поближе к собеседнику:

– Облыжный гут на тебя повесили завистники, Ванек. Научу, как уберечься от них. Открою тебе воровское проклятие. Запоминай. Как почуешь недобрый взгляд, как словишь злое слово, как увидишь навостренный против тебя нож, – так и сотворяй против облыжника-недруга это проклятие. Имя только противника своего не забывай вставлять.

Хотя битый и тертый был Ванька, славился хитростью и изворотливостью, а тут поверил старому вору. Аж подскочил от радости. Крепко в те времена почитались народом всевозможные заговоры, чародейства, сглазы, проклятия.

– Буду верным твоим воспреемником, – тут же заверил Каин. – Слушаю. Запоминаю.

Усмехнулся мудро «государем меченный», скосил глаза в сторону и зашептал Каину:

Выслушал Каин до конца весь текст проклятия, повторил его, снова заверил старика в своей верности воровским заветам и – тут же отправился нарушать их.

А Воля глянул вслед отступнику и прошептал:

– Отгулял ты, Ванька, свое, отпаскудничал. Напасть неминуемая уже крепко в тебе сидит. От нее не откупишься, не отвертишься, не перехитришь. Вейся, проклятие мое – шепотом по земле, по воде… Век воли не видать!..

Некоторые исследователи воровского жаргона считают, что в России одним из его создателей был Ванька Каин.

Известный французский криминолог Габриель Тард в конце XIX века писал: «Всякая старая профессия имеет свой язык. Есть он и у убийц, воров.

Этот язык прежде всего зловеще весел. Он состоит из собрания крепких и вращающихся около монеты, вина, баб и прочих мерзостей грязных метафор, дурной игры слов».

В записях и признаниях Ваньки Каина можно встретить множество иносказательных выражений, присказок и прибауток, непонятных его современникам, не связанным с воровской профессией:

и т. д. Во все времена профессиональные преступники старались использовать язык в своих интересах, навязывать ему свои особые лексикон, термины, выражения. Причем такие, чтобы непонятны они были непосвященным.