– Как узнать, Мастер?

– Нико, ты заявил, что запомнил все сказанное до единой детали. А ведь я сказал: «Деньги позволяют приобрести всё, включая информацию». Отозвать в сторонку любого из кассиров, поговорить. Душевно. Не пугая. Деньги, деньги, деньги. Описать наших голубков, показать фотографии. Если не видели сами, пусть поспрашивают коллег. Эннио и летит с тобой не только потому, что итальянец, но и потому, что умеет располагать к себе людей. Теперь все понято?

– Так точно, Мастер!

– Не провалите?

– Ни за что!

– Добыв всю информацию, звонок мне – из Реджо. Всех благ. И не тяните. В Лондоне уже полпятого, а в Хитроу надо быть за час до. И оденьтесь чуточку приличнее. Хотя бы джинсы, рубашки, куртки.

В трубке запищали гудки отбоя. Айнштайн отключился.

– Итак, милая, – произнес Артур, сделав приличный глоток коньяка и взглянув на часы, – мы можем провести здесь еще полчасика. Начать, как ты сказала, следует с упокоившегося профессора Лонгдейла. Кроме того, ты добавила, что наш профессор являл миру не свое истинное лицо, а множество масок.

– Да… – тихо отозвалась Эли, не поднимая взгляда. – Но Артур, дорогой, ты не думаешь, что беседовать здесь, в ресторанчике, не совсем безопасно?

Он хмыкнул:

– Почти уверен, что безопасно. Нам даже не нужно переходить на гэльский. Английский в Италии настолько непопулярен, что даже в Риме тебе пришлось бы набегаться, чтобы найти хоть одного человека, способного тебя понять. Думаю, в Реджо таких людей не существует вообще. Кстати, меня удивило то, что ты не владеешь итальянским. Родной язык французский, прекрасное знание латыни, древнегреческого, иврита – и вдруг такой прокол… Впрочем, об этом в следующий раз. Итак: профессор Лонгдейл. Позволю себе воспроизвести твои собственные слова…

Эли подняла голову и с удивлением посмотрела на МакГрегора.

– Ты эти слова запомнил все до единого?

– Такое уж странное свойство моей памяти. Ты сказала, что он преподносил себя как воинствующего атеиста, борца за науку против религии – вместе с Доукинзом и прочими. Так, я не ошибся?

– Ни на йоту.

– Не хочешь ли ты сказать, что воинствующим атеистом он не был?

– Воинствующим – да, атеистом – нет. Ты ведь не назовешь атеистом человека, исповедующего культ сатаны?

– Лонгдейл – сатанист??? – Брови Артура поднялись к самому краю лба. – Он что же, член церкви Сатаны ЛаВея?

Эли грустно рассмеялась.

– Это было бы достаточно безобидным развлечением. Ты же знаешь, что и ЛаВей, и знаменитый Элистер Кроули были не более чем театром, изысканным блюдом для любителей острых ощущений. Нет, нет. Лонгдейл занимался оккультизмом очень и очень всерьез.

– Насколько мне известно, слова «оккультист» и «сатанист» далеко не синонимы.

– Верно. Но если от оккультиста не требуется поклонение сатане, то сатанисту оккультные знания не помешают. Особенно если знания эти реальны, а не просто выдумка людей, занимающихся саморекламой. Как тот же ЛаВей.

– Или Элифас Леви, – добавил Артур. Эли кивнула.

– Кроме того, он был яростным, бешеным ненавистником христианства. Особенно католицизма. И… – она сейчас говорила почти шепотом, – ненавистником Христа. В реальности которого Лонгдейл никогда не сомневался.

– Уже в силу этого атеистом он быть не мог, – подвел итог МакГрегор. – Значит, и его лекции, и вспышка гнева в кабинете профессора Коэна были не более чем театром. – Он помолчал. – Но…

– Но как и почему я оказалась с ним в одной лодке, ты хочешь спросить?

Артур кивнул.

– По молодости я предавалась разным экзотичным и часто небезопасным занятиям. И прикоснуться к настоящим тайнам, к настоящим оригинальным текстам Джона Ди, Эдварда Келли, Роджера Бэкона, Джордано Бруно – представлялось мне мечтой, воплотившейся в реальность.

– Ну и как же ты вышла на него?

– Наоборот, Арти. Он вышел на меня.

– Зачем? Как?

– Через моего тогдашнего гуру, хорошо известного в оккультных кругах. От него Лонгдейл узнал о моих способностях.

– Способностях? Вызывать духов? Превращать покойников в зомби?

– Не дурачься. Тебе приходилось слышать об энохианской магии?

– Виконтесса, вы обижаете меня, и уже не в первый раз. Вы имеете честь общаться с одним из самых эрудированных людей Великобритании.

– Да, Арти, но я уверена, что ты знаешь об энохианстве лишь то, что написано в общедоступных книгах и журналах. Однако ты вряд ли знаком с энохианским языком, его алфавитом, грамматикой и синтаксисом – они, кстати, были разработаны и доведены до совершенства именно Джоном Ди и Эдвардом Келли в шестнадцатом веке…

– И что же, столь продвинутый оккультист как Лонгдейл не был знаком с этим языком?

– Ты дашь мне договорить или нет? – Эли начинала сердиться. – Лонгдейл прекрасно знал энохианский язык и, что еще важнее, ритуалы энохианской магии. Но здесь есть очень существенное «но». Недостаточно знать алфавит, уметь читать энохианские тексты и знать последовательность заклинаний – они называются «ключами». Главное в произношении текстов – мелодика, вибрация голосовых связок, тональность и ритм. Все это мне далось. Не скажу, что легко, но овладела я этим лучше, чем мой гуру. И лучше, чем Лонгдейл. Я все-таки не год и не два обучалась музыке.

– С тобой что ни день, то открытие, – усмехнулся МакГрегор.

– Ты и сотой доли не знаешь, дорогой мой, – она улыбнулась в ответ. – Но позволь мне продолжить.

Артур посмотрел на часы.

– Если уложишься в десять минут… Так зачем ты понадобилась Лонгдейлу?

– Для того, чтобы наговорить-напеть-нагудеть… Не смейся!.. составленную им последовательность ключей-заклинаний. Записать их – по отдельности, подряд очень опасно – на магнитофон. На тот момент на него вышел очень состоятельный заказчик, которому необходимо было провести некий довольно пугающий ритуал.

– Ага. Значит, о том, какой ритуал упомянул Лонгдейл в своей записке, ты все-таки знала.

Эли кивнула, опустив глаза.

– И кем он был, этот заказчик?

– Я никогда его не видела, они всегда встречались с Лонгдейлом с глазу на глаз. Знаю лишь… – Эли сделала паузу, – что он был… израильтянином.

– Черт дери! – МакГрегор грохнул кулаком по столу. Стоявшие в дверях кухни официантки испуганно вздрогнули. – Эли! Ты понимаешь, кто был тот израильтянин?

– Теперь – да. – Она опустила голову. Помолчав, она добавила:

– За очень приличные деньги Лонгдейл и разработал ритуал, и обучил заказчика… Айнштайна… энохианскому языку. Но профессор объяснил, что понадобится моя помощь. Я уже говорила: знание языка это одно, вокализация ключей – совсем другое. Я должна была присутствовать при ритуале, задавая тон, ритм, мелодику. Необходима была и статуэтка Иштар, которую мы в спешке оставили в Лондоне. Я никогда не встречалась с заказчиком… Лонгдейл сказал, что, когда понадобится, заказчик меня найдет.

– Уже нашел. Точнее, мы нашли его сами. – МакГрегор досадливо прищелкнул языком. – И ты молчала. Молчала все это время. Теперь я понимаю, почему ты опасаешься за мою жизнь и не тревожишься о своей. Ты еще можешь понадобиться нашему другу «Марку», – Артур сделал жест пальцами, словно ставя кавычки, – а я могу быть разве что досадной помехой. Однако и я могу кое-что рассказать о нашем друге. Что-то, чего не знаешь ты. Но уже не здесь и не сейчас. Нам пора на вокзал.

Он положил на стол несколько банкнот и, поднявшись, они вышли из прохлады ресторанчика на разогретые за день улицы Реджо.

– К вокзалу пройдем по Corso, – сказал Артур, беря Эли под руку. – Мне нужно купить одну мелочь, а все приличные магазины именно на этом проспекте.

– Купить нужно мелочь, но непременно в приличном магазине, – хихикнула Эли.

– Ну да, а где же еще?

Они вышли на Corso, по которому чинно, семьями, прогуливались жители калабрийской столицы.