– Поясните, виконт.

– Всё очень просто. Ты ведь любишь пикантные блюда?

– Я все-таки француженка, мсье.

– Ну так вот тебе – по возрастающей – степень остроты итальянской пиццы. «Классика» – ну, это для младенцев. «Пиканте» – уже с некоторой остринкой. И «дьявола» – это уже для людей серьезных.

– Да, но ты заказал какую-то нд… нг…

– А, ну да, я заказал пиццу «ндуйя». Она за пределами этой шкалы. И нигде за пределами Калабрии ее не приготовят так, чтобы у едока глаза из ушей вылезли.

– Ты серьезно? И я это осилю?

– Так для того мы будем щедро заливать ужасающее блюдо добротным тосканским вином!

– А что там было с этим «джиганте» и «маджиоре»?

– «Джиганте» – «гигантская» – размером с этот стол, если не больше. Я сказал, что нам будет достаточно просто большой. Причем это у них она называется «просто большая», на самом деле она огромна.

– Арти, я сейчас захлебнусь слюной. А все эти пеккорино, пепперончино?..

– Для разминки. Овечий сыр с зеленью, оливковое масло со стручками перца – чтобы подготовиться к приему синьоры «ндуйи». Вот, кстати, едет разминка.

Официантка, примостив поднос на край стола, стала выставлять тарелки с сыром, зеленью, горячим хлебом, поместив в центре средних размеров вазочку с оливковым маслом и перцем. Рядом с ней появилась оплетенная пузатая бутылка вина. Бокал для синьоры. Бокал для синьора. Прошу вас. Спасибо. Пожалуйста.

Эли, оторвав ломтик хлеба, принялась жадно его жевать.

– Эли, Эли, Эли, что ты делаешь?

– Разве нельзя начинать обед с хлеба?

– И можно, и нужно. Но для этого хлеб – смотри – нужно хорошенько обмакнуть в настоенное на перце оливковое масло. М-м-м…

Эли последовала рекомендации своего спутника, но тут же, открыв рот, стала махать перед ним ладонью, другой рукой указывая на пустой бокал.

Артур наполнил бокалы темно-красным вином, и Эли, схватив свой, осушила его до дна.

– И… кусочек сыра. И снова хлеб в масло. И еще сыр. И… Ваше «кьянти», синьора.

– Томас, – подполковник тронул Кэмпбелла за рукав. – У нас есть возможность как-то предупредить МакГрегора?

– О чем? – откликнулся британец.

– О том, что по его следам идут серьезные падре из ордена Иисуса. И вряд ли для того, чтобы дать ему свое благословение.

– Предупредить… – задумчиво произнес Кэмпбелл. – Ну и ну… Кто бы мог подумать, что я озабочусь безопасностью своего давнего врага. – Он достал из внутреннего кармана пиджака собственный мобильник и принялся просматривать его адресную книжку.

– Вы с ним личные враги? – удивился Маринатос.

– Наши кланы. Вот уже несколько веков. Но… Долг требует. А, вот и его номер. – Кэмпбелл нажал зеленую кнопку вызова.

Эли отрезала кусок пиццы и осторожно принялась жевать его. Потом удивленно подняла брови.

– Вовсе не смертельно, Арти.

– Пока, Эли. Пока. Убийственно острую колбаску «ндуйя» – она, кстати, больше похожа на фарш – кладут горками на тесто в нескольких местах. Когда доберешься до такой горки – тогда и поговорим.

В этот момент смартфон Артура заиграл «Idiot» Игги Попа.

– Кэмпбелл? – встрепенулась Эли, помнившая, с кем связан этот рингтон. – С чего вдруг?

– Думаю, ловля рыбки в мутной воде, – хмуро ответил МакГрегор. – Стоит мне ответить, и он очень быстро выяснит, где мы находимся. Увольте, суперинтендант.

Он выключил смартфон и, сняв заднюю крышку, вынул из него СИМ-карту.

– Пицца остывает быстро.

– Я… – Эли раскрывала рот, как рыба, вытащенная на берег. – Я… кажется… добралась… Вина, Арти, сейчас же!!!

Несколько посетителей повернулись в их сторону, улыбаясь. Один показал большой палец. «Brava!»

Артур до краев наполнил ее бокал, и Эли осушила его тремя жадными глотками.

– Проклятый идиот, – проворчал Кэмпбелл, прочитав на дисплее: «Телефон абонента отключен». – Самое время в прятки играть.

– Его трудно винить, Томас, – сказал подполковник Маринатос. – Он и в самом деле не знает, от кого ему бегать.

– Плохо дело, – буркнул британец. – Если этот подлец Коридис и впрямь работает на какую-то иезуитскую банду, значит, эти головорезы были в курсе всего нашего расследования, связанного с МакГрегором.

– Если бы он не был с ними очень серьезно завязан, – резонно заметил Маринатос, – то не рискнул бы стрелять в здании полицейского управления. Тем более в своего босса.

– Можно попробовать еще один вариант, – задумчиво произнес Кэмпбелл. – Связаться с его дворецким, объяснить ситуацию. На его звонок МакГрегор ответит. Но это при условии, что дворецкий поверит нам и не сочтет всё это ловушкой.

– Но может и поверить, – отреагировал подполковник.

– Может. Если отправить к нему моего зама. Телефонный звонок, скорее всего, не сработает – этот тип, дворецкий, в свое время жизни нюхнул, в том числе и за решеткой… Что ж, буду звонить Розетти.

– Его дворецкий – итальянец? – удивленно спросил Маринатос.

– Шотландец. Розетти – мой зам, – пояснил Кэмпбелл и нажал клавишу быстрого набора. – Пусть он сам навестит мистера Робертсона.

Подкрепившись на славу, Артур и Эли отправились побродить по набережной. Время шло к четырем дня, и до отхода поезда у них оставалось почти пять часов.

– А почему Афина? – удивленно спросила Эли, указывая на фигуру воительницы в древнегреческом шлеме, с копьем в правой руке и щитом-эгидой на левой. Скульптура стояла перед прямоугольной аркой в конце пирса, уходящего в море от арены амфитеатра.

– Это монумент Виктору Эмануэлю Второму, – пояснил Артур. – Афина, надо полагать, символизирует мудрость и непобедимость монарха, первого короля объединенной Италии. Итальянцы называют его Padre della Patria – «Отец отечества». Кстати, его же именем назван и Corso, проспект, о котором ты меня спрашивала.

– Фантастика, – проговорила Эли, обводя взглядом лазурные воды Мессинского пролива и скалы сицилийского побережья в нескольких милях от амфитеатра, на каменной скамье которого они с Артуром сидели, выкуривая одну сигарету за другой. – Говорила, и скажу снова: я хочу здесь жить.

– Да, дорогая моя, – МакГрегор вздохнул. – Но для того, чтобы жить здесь или где-либо еще, нам необходимо выжить.

Едва он успел произнести последнее слово, как Эли с силой схватила его за руку:

– Поклянись!

– В чем, дорогая моя?

– Поклянись, Арти, что ты не оставишь меня ни на минуту!

– Ты чего-то боишься?

– Я боюсь… за тебя… – едва слышно выговорила она. Артур озабоченно посмотрел на нее и увидел, что по щекам Эли струятся слезы. Он осторожно вытер их тыльной стороной ладони.

– Эли, девочка моя, что с тобой? Я чего-то не знаю?

Теперь Эли плакала как ребенок, часто и громко всхлипывая.

– Да, Арти, да. Прости меня. Ради Бога, прости. Но ты… очень… многого не знаешь…

– Так поделись же со мной. И я буду знать больше.

– Я не могу рассказать тебе всего. Пока не могу. Но…

МакГрегор положил ей руку на колено.

– Давай начнем с начала. Почему ты больше опасаешься за мою жизнь, чем за свою собственную? И как ты могла бы меня защитить?

Она вынула из пачки сигарету и закурила, не произнося ни слова. Выкурив ее до половины, Эли погасила сигарету, вздохнула и сказала:

– Начинать надо с профессора Лонгдейла.

– Лонгдейла? Ты хочешь сказать, что я о нем ничего не знаю? – приподняв брови, спросил Артур.

– Знаешь. Но то, что знаешь ты, – как и практически все остальные – было не более чем театром. Маскировкой, скрывавшей то, кем он был на самом деле.

– Он не был профессором?

– Номинально был. И действительно вел курс науки о символах. Ему нужен был социальный и научный статус. И профессорский титул был одной из множества масок. Хотя и не главной.