Тело Саймона лежало в грязи позади меня. Было неправильно, что он был мертв. Неправильно, что он лежал в пыли и теперь никогда не поднимется.

Мои ноги приросли к земле.

Саймон должен был идти со мной. Чтобы убедить меня жить ложной жизнью с ним. Чтобы начать все сначала. Делая вид, что мы нормальные. Он должен был быть рядом со мной, пытаясь заставить меня открыть ворота и освободить остальных джекеров, которых сюда послали федералы.

На расстоянии лагерь был окутан пустыней. Если я прикажу охранникам открыть внутренние ворота, Моллой и его Клан убьют охранников. А потом весь лагерь будет свободен, направляясь к первому попавшемуся городу. Тысячи заключенных джекеров найдут город, полный беззащитных читающих. Меня пронзил холод, представляя, что некоторые джекеры могли бы сделать. Как я могла оставить таких изменившихся, как Даниэль и Лани в тюрьме, полной монстров?

Вдалеке облака пыли поднимались от пары грузовиков. Другие охранники. Они приближались, а я все еще была в тысяче футов от ворот.

Я обещала, что все заключенные будут свободны.

Я лгала.

Я побежала к посту, разбудила охранника и приказала ему открыть внешние ворота. Грузовики были намного быстрее меня, но они застряли в воротах. Мои ноги словно горели, пока я бежала. Но одна мысль запечаталась в моей голове. Обещание. Я вернусь за тобой. Так или иначе, я освобожу изменившихся из этой ловушки. Так или иначе, я заставлю федералов заплатить за смерть Саймона.

К тому времени, как я пробралась через внешние ворота, грузовики все еще не были достаточно близки, чтобы догнать меня. Грузовик, припаркованный возле ворот, был с ключом. Я влезла в интерфейс и почувствовала во рту металлический привкус, когда переставила грузовик на ручное управление.

Я забралась внутрь и схватила джойстик, выводя грузовик на импровизированную дорогу. Мои руки были скользкими. Я посмотрела на них, они были в чем-то темном и красном. Мой желудок свело, и я решила использовать свою рубашку, чтобы стереть кровь Саймона с жесткой пластиковой ручки. Я вытерла руки о рубашку. Мою грудь сдавило, я едва могла дышать.

Я ехала из лагеря джекеров так быстро, насколько позволял грузовик.

Чтобы смыть кровь Саймона с моих рук потребовалось четыре попытки с мылом.

Кровь просочилась в кутикулы и под ногти и высохла, пока я ехала, как сумасшедшая, от лагеря. Я засунула футболку, испачканную в крови, глубоко в мусорную корзину магазина и просунула руки в рубашку, которую украла. Мои руки так сильно тряслись, что было трудно надеть теплую розовую футболку через голову. Затем я села на холодный кафельный пол и обняла себя. Мои зубы стучали друг о друга, так что я зажала руками рот и сосредоточилась на дыхании через нос.

Саймон был мертв.

Я не могла остановить кровотечение. Я не могла разбудить его. Он умер в одиночестве. Мой желудок свело, как было уже несколько раз, с тех пор как я покинула лагерь.

Саймон вышел и дал себя убить. Но почему? Почему он вышел из грузовика, где должен был просто ждать меня, пока я брала под контроль охранников?

Я знала почему, но правда заставила меня зажать мою розовую футболку и закричать. Он сказал мне почему. «Я не хочу, чтобы тебя застрелили». Он пытался взять огонь на себя, побежав следом за мной.

И это сработало.

Слезы потекли по моему лицу, и я подтянула колени к подбородку, раскачиваясь взад-вперед у плиточной стены в ванной. Он пожертвовал собой, чтобы я выбралась, но это не имело смысла для того, чтобы он словил за меня снайперскую пулю. Мы не были Ромео и Джульеттой из трагедии. Или он на самом деле любил меня после всей этой лжи и предательства?

Саймон лгал мне с самого начала, он знал, что я была другой, что мой непроницаемый разум был уникален, такого он раньше не видел. Что моя непроницаемая голова и способность увеличивать диапазон дадут мне превосходство над другими джекерами и федералами. Что я была кем-то, кого они не ожидали.

Возможно, я была единственной, кто мог изменить все.

Кто-то должен был освободить изменившихся из лагеря. И кто-то должен был остановить эксперименты федералов над такими детьми как Лани. С моим непроницаемым разумом и помощью моего отца, возможно, я могла бы сделать все правильно. Возможно, я могла бы сделать что-то с этими ужасами. Чтобы смерть Саймона не была напрасной.

Я подозревала, что Саймон тоже это знал.

Я сердито смахнула слезы, чтобы очистить взор. Саймон заплатил большую цену за то, чтобы я точно выбралась из лагеря. Я не хотела распускать нюни в ванной и дать себя снова поймать. Федералы уже, должно быть, разыскивают меня.

Я заставила себя подняться с пола, сжимая и разжимая кулаки. Избегая зеркал над раковиной, я плеснула в лицо воды, а затем в пострадавшее от газа горло. Мои руки не так сильно тряслись, когда я открыла дверь.

Когда я зашла в комиссионный магазин, я удостоверилась, что низкая женщина навахо стояла за прилавком, занимаясь сортировкой шарфов, а еще одна, более низкая женщина, сортировала одежду в задней части комнаты. Я послала им команду: «Не обращать на меня внимание, пока на мне розовая футболка».

Когда я вышла из комиссионного магазина, поток сухого воздуха ударил мне в лицо. Когда я уезжала из лагеря, навигатор в грузовике указал мне на северо-восток, через жаркую часть пустыни, на дорогу с устойчивой дорогой. И через пятнадцать миль я наткнулась на Рок-Поинт, штат Аризона. Лютеранская церковь Навахо возвышалась над городом. Здания были старые и поставлены слишком близко друг к другу, словно застывшие во времени и покрытые столетней пылью пустыни.

Кустарники были разбросаны между десятками трейлеров и станцией. Я оставила машину там, где разбила ее, врезавшись в столб, который появился из ниоткуда, когда я попыталась припарковаться под тентом. Как оказалось, вождение было намного проще, чем парковка.

Возможно, федералы придут за мной после того, как разбудят охранников и выяснят, что не было полномасштабного побега. По крайней мере, они могут отследить грузовик по навигатору. Мне нужно двигаться, а для этого нужно достать новый автомобиль.

Я завернула за угол комиссионного магазина, и мое сердце замерло. Грузовик военной окраски припарковался рядом с моим, наполовину спрятанным под навесом. Я нырнула обратно, и расширила диапазон. Один из отряда охранников из лагеря шел к магазину. Он читающий, и я рефлекторно почти вырубила его, но это предупредило бы федералов о моем присутствии. Могли быть ещё охранники.

Я влезла в разум владельца магазина, старика навахо, и навязала воспоминания. Я заставила его поверить, что он видел, как я приехала на грузовике. Я ехала беспорядочно, словно была ранена. Он видел мои окровавленные руки, когда я вошла к ним, и заставила его дать мне немного воды и еды. Затем я ушла, отправляясь пешком в пустыню. Когда охранник вошел в магазин, старик передал эту историю и высказал гипотезу, что я, должно быть, отправилась в песчаники, скрытые в пещерах.

Я перевела дыхание, когда охранник выскочил из магазина, залез в грузовик и поехал по моему предполагаемому маршруту. Теперь у меня было немного времени.

Я вернулась в комиссионный магазин для сканирования сознаний двух дам. Та, что моложе, всегда оставляла свой ржавый автомобиль не закрытым и парковалась позади магазина. Я обошла здание и нашла его. Было нелегко управлять джойстиком, но мне удалось незаметно выскользнуть на шоссе 191. У этого доисторического транспорта не было навигатора, и я ориентировалась на то, что цивилизация была на юге. Федералы не будут искать меня в старом автомобиле. Я пыталась ехать так, словно не вырвалась только что из тюрьмы.

Прямая дорога была бесконечной. Я поглядывала назад, ожидая увидеть военный автомобиль, преследующий меня, но были только песчаники и невзрачные пейзажи. В первом же городе, наполненном белыми трейлерами и большой школой посередине, я бросила электромобиль и взяла другой. Я быстро вернулась на дорогу, но казалось, что я вообще не двигаюсь, потому что за окнами мелькал один и тот же пейзаж пустыни. Голубое небо было таким же, как я видела последние две недели в лагере, только теперь не было сетки, и оно казалось слишком синим, словно отпугивало облака своим блеском.