Редактор продолжал сопротивляться:

— Раздадим животноводам скот, будут пасти не колхозное стадо, а своих телят.

Баразов поморщился.

— Будто бы не знаешь, сколько голов личного скота может колхозник держать по уставу! Сдадут лишнее, либо съедят.

В конце концов с предложением Батыра Османовича все согласились.

— Ну, ладно, решено! — заключил Баразов. — Ты, товарищ Хажомаров, не забудь документы оформить для обкома. Еще вот о чем, товарищи. Строительство ГЭС закончено, надо людей переводить на другую стройку — на завод. Вы знаете, теперь это наша самая важная задача...

После бюро Саубаров остался. Он просил, чтобы секретарь решил дело с его заместителем.

— Мне нужен человек деловой, а этот... — Саубаров махнул рукой, а Батыр подумал при этом: «Гляди-ка, сам-то ты у нас больно деловит». Но вслух этого не высказал, а на просьбу Саубарова поговорить с заместителем согласился.

— Только ты тоже прими участие в разговоре, — сказал он.

— Зачем? — Саубаров явно хотел остаться в стороне.

— А затем, что надо людям в глаза высказывать претензии по поводу их работы. — Батыр нажал кнопку вызова, а когда вошла Тоня, допросил ее пригласить зампреда.

Саубаров нервничал. Но на его счастье заместитель, как сообщила Тоня, уехал в леспромхоз.

На следующий день Саубаров, собираясь ехать куда-то по делу, зашел к заместителю. «Тебя Баразов разыскивает», — сказал он на ходу. Из кабинета они вышли вдвоем — один устремился к двери на улицу, другой поднялся на верхний этаж.

Строители электростанции готовятся к ее открытию и пуску — наводят везде порядок и чистоту, пишут лозунги, делают транспаранты. Больше всех хлопочут Асхат, Башир, Лариса и Хусей; не бездельничает и Ахман. Только Шамилю на все наплевать. Время от времени он появляется возле работающих и, покрутившись для виду, удаляется.

— Берегись, ребята, контролер идет, — говорит Хусей, заметив приближение Шамиля.

Шамиль выступает, гордо напыжившись. Во рту у него сигарета, руки в карманах нейлоновой куртки. Из карманчика на груди выглядывает конец расчески и краешек маленького зеркальца.

— Привет рабочей гвардии! — залихватски здоровается Шамиль.

Всем — а Ларисе больше всех — хочется, чтобы Шамиль шел своей дорогой и не останавливался. Лариса его терпеть не может. Еще бы, это из-за него Хусей поссорился с ней.

Сейчас именно Хусей говорит то, о чем думает каждый:

— Валяй, проходи. Твоя дорога налево.

— Без тебя знаю! Эту дорогу я с закрытыми глазами найду.

— Ты же клялся, что больше не станешь пить.

— А я эту клятву давал тоже с закрытыми глазами.

Тут уж не выдержал Асхат.

— Все твои беды, наверно, оттого, что ты, можно сказать, и живешь с закрытыми глазами, — бросает он со злостью.

И Шамиль удаляется — прямого разговора с Асхатом он боится. Да и молчание Башира кажется ему угрожающим. Уходит Шамиль нарочито медленно, держит, как говорится, фасон.

Вскоре к ребятам присоединяется Ахман: по предложению Асхата он берется за уборку, а Хусей, поглядев ему вслед, замечает:

— Знаешь, Асхат, я рад, что ты не зря возился с Ахманом. Труды не пропали даром.

— Здесь, пожалуй, у Башира заслуг больше, чем у меня.

Хусей на это не отвечает. «Неужели Асхат не знает, что Башир любит его сестру? — думает он. — Только и знает хвалить Башира. Неудобно же, честное слово. А Ханифа в последнее время совсем грустная, даже не улыбается. Оказывается, она любила Назира. Жаль, что я мало его знал, хороший был парень. Надо же такому несчастью произойти!»

Асхат в это время тоже думает о Назире. «Какой же он был веселый! Искренний, чистый человек, вот за что его все любили — и взрослые, и дети. Борис Петрович по-настоящему привязался к нему. Как это Назир говорил? Да! Поведешься с хорошим человеком — помолодеешь, с дурным поведешься — состаришься прежде времени. Борис Петрович как будто ответил на эти слова: когда, говорит, приезжал Назир, я чувствовал себя молодым. Это очень верно, очень. Назир наш был настоящим балкарцем, горцем в лучшем смысле слова. Не зря его Валя полюбила, было за что любить. Славная она и умница. Мы должны ее поддержать. Ее и бедняжку Жамий. И отец так думает...»

Асхат погрузился в размышления и не заметил, что ребята закончили работу и приехал Сокуров.

Парторг был очень доволен тем, как много успели они сделать. Улыбаясь, похвалил комсомольцев. Асхат поднялся со своего места, выпрямился не без труда.

— Что, стареешь, комсорг? — спросил Сокуров.

— Старею, товарищ парторг, радикулит нажил. Простыл.

— Его, брат, надо лечить ледниковой водой. Клин только клином вышибать. Я знал одного человека, который только так и вылечился.

— А что? Я об этом способе тоже слыхал. Даже снегом, говорят, лечатся, в снег ложатся.

— Это одно и то же.

— Кончим работу, попробую.

— Зачем тянуть? Пожар надо тушить в самом начале. А вы молодцы, ребята, здорово все сделали!

— Еще что-нибудь нужно?

— Возле самого здания убрать. Завтра, когда кончат окраску зала. А еще что, вы сами должны знать. Ну?

Асхат пожал плечами.

— Не знаю.

— Я знаю, — улыбнулась Лариса и покраснела. — Самим надо прихорошиться. В парикмахерскую сходить, прическу сделать...

— Верно! — Сокуров засмеялся от души. — Мы сами должны быть красивыми, очень красивыми.

— Комиссия когда приедет? — спросил Асхат.

— Послезавтра.

— Значит, время еще есть.

— Есть, но немного. Завтра все должно быть закончено. Вы Малкарова не видели?

— На головной вроде поехал.

— Поеду за ним. Его Батыр Османович разыскивает.

Сокуров уехал.

И вот он настал — день, которого с таким нетерпением ждали не только сами строители, но и весь район. День ясный, солнечный. Легкий ветер приносит мягкую прохладу. Лица у людей радостные — праздник, время веселья и поздравлений. Должен приехать Темболат Алиевич. Его все ждут.

Но вот поднялась вдали на дороге туча пыли, а из нее вынырнула, сверкая никелем в косых предвечерних солнечных лучах, «Волга» секретаря обкома. Машина остановилась поодаль, Темболат Алиевич вышел и направился к собравшимся. То и дело останавливался поздороваться с тем, с другим, улыбался, поздравляя.

— Ну как, товарищ Баразов, все готово?

— Теперь все, — отвечает Батыр, намекая, что ждали только секретаря обкома.

Темболат Алиевич глянул на часы.

— Вроде бы не опоздал, приехал к назначенному часу. Давайте начинать.

— Начинать будет Сокуров.

— Можно и так, но лучше веди сам.

Батыр спорить не стал и, когда в зале все успокоились, предоставил слово Темболату Алиевичу. Секретарь обкома говорил тепло. Баразов слушал, как произносит он имена Асхата, Ларисы, Хусея, Башира, Сокурова, Малкарова, — и радовался, и гордился. Заметил в зале Асхата и улыбнулся.

Темболат Алиевич закончил речь свою так:

— Символично, товарищи, что электростанцию нашу открываем мы в дни подготовки к столетию со дня рождения Ленина. Мы решили назвать нашу ГЭС именем вождя.

Секретарь перерезал ленточку перед входом в машинный зал и включил рубильник. Лампочки Ильича загорелись в вечерней мгле. Все зааплодировали.

Темболат Алиевич поздравил строителей и вручил награжденным Почетные грамоты.

Было еще несколько выступлений, потом начался концерт.

— Ордена товарищи получат позже, — сказал Баразову секретарь обкома. — Поздновато представили к наградам...

— Ничего, лучше поздно, чем никогда, — отвечал Баразов. — Эти награды — стимул и для дальнейшего. Мы будем строить завод.

Секретарь обкома уехал еще до ужина, а Батыр остался со строителями и пробыл допоздна. Танцевал и ужинал, и поднял тост за успех общего дела.

Перед отъездом Батыр Османович поговорил с Асхатом. Асхат стоял и смотрел вслед уезжающей машине Баразова, когда к нему подошел Башир.

— Асхат, что будем делать с нарушителями порядка?

— Что ты имеешь в виду? — встрепенулся Асхат.