— Работы! Эх ты! Сам не прочел и другим не дал, забрал книжку в тот же день, как я ее привезла. А работа у тебя — не бей лежачего. Напишешь две справки в неделю и все.
— Нет, сейчас много, Ариубат. Батыр Османович вызвал Азамата в райком и отправил с ним людей к нам в аул, слыхала?
— Ну, слыхала.
— Сегодня мы поедем с ними в горы.
— А до сегодня?
Ахман замолкает, но ненадолго.
— Ну, хорошо. — Он прижимает руки к груди. — Я готов прочесть все книги в твоей библиотеке, даю слово. Но и ты дай слово мне. Не терзай меня.
— Я тебе уже сто раз говорила, что никакого слова тебе не дам.
— А мне дома только и твердят, чтобы я скорее женился.
— Почему же не женишься?
— Потому, что ты не соглашаешься выйти за меня.
— У нас много красивых девушек. Выбирай любую, тебе ни одна не откажет — ты у нас начальство.
— Ты же отказываешь.
— Найдется и такая, которая согласится.
— Ханифа, наверное, не прочь, но она не пойдет замуж, пока брат не женится.
— Так подожди.
— Долго придется ждать, а дома заставляют жениться обязательно в этом году. Да и к другим девушкам не лежит сердце. И подумай, Ариубат, ведь ко мне все хорошо относятся, без меня ни одна свадьба не обходится, всех друзей я, можно сказать, женил, а сам до сих пор холостой. Так и состаришься в одиночестве. Подумай еще, Ариубат. Пылинке не дам на тебя упасть. И мать любит тебя. И отцы наши — добрые друзья, оба чабаны. Не отказывайся. Ну, за кого еще ты можешь выйти в нашем ауле? За пастуха какого-нибудь?
— Странно ты рассуждаешь! Только что сам хвалился, что твой отец чабан.
Ахману крыть, как говорится, нечем, но и уходить сразу после того, как сел в лужу, не хочется. Выручил его оклик с улицы:
— Ариубат! Нашего начальника нет там у тебя?
Это Назир. Ахман облегченно вздыхает и, подойдя к двери, выглядывает на улицу:
— Чего тебе, почтмейстер?
— Меня прислал комиссар с приказом доставить либо тебя, либо твою голову.
— Сейчас. — И, повернувшись к Ариубат, Ахман разводит руками с притворным сокрушением: — Видишь? Я в ауле как-никак нужный человек! И хотел бы книжки читать, да некогда...
Назир встретил Ахмана насмешливой ухмылкой.
— Что-то ты, начальник, зачастил в библиотеку!
— Зачастил, не зачастил — а что толку? Нет, ты мне скажи, почтмейстер, почему девушки со мной так поступают? Что я, кривой, глухой? Чем я хуже других?
— Ты не хуже, а лучше. Девушки ссорятся из-за тебя. Ты один, а их много. Выбери одну, и все будет в порядке.
— Ты думаешь? — Ахман почесал затылок. — Может, и так. Только какую?
— Ариубат.
— А если Ханифу или Фаризат?
— Можно и кого-нибудь из них.
— Но ты же назвал Ариубат!
— Видишь ли, тут все зависит от тебя самого. Но если ты выберешь Ханифу, придется тебе уйти из сельсовета.
— Почему?
— Зять и тесть не могут работать вместе.
— Так пускай тесть и уходит! Почему я должен?
— Ну, дорогой, о чем ты толкуешь? Этот сугубо семейный вопрос решится в свое время. Ты еще пока не женат. Бери в жены Ариубат, и никаких осложнений не будет.
— Пожалуй, я так и сделаю. Спасибо за добрый совет.
— Желаю успеха. Но и ты мне помоги найти невесту, а?
— Ну, это для меня легче легкого. Для другого я все могу, не то что для себя.
— На тебя вся моя надежда.
Назир рассмеялся, обнял Ахмана за плечи, и они вошли в дом, где помещался сельсовет...
А что делает в это время Ариубат? Едва захлопнулась дверь за Ахманом, она, теперь уже ни секунды не колеблясь, берет в руки письмо. Только бы никто не вошел, только бы не помешали... Торопясь, неровно надрывает конверт. На стол падает фотография. Асхат... И надо же, чтобы именно в эту минуту в библиотеку влетела, как вихрь, Ханифа. Ариубат не сумела спрятать фотографию, которая тотчас оказалась в руках у подруги.
— О аллах, дай хоть разочек взглянуть! — кричит Ханифа, хотя она уже смотрит на снимок. Щеки у нее пылают, в блестящих, азартных глазах — слезы. — Братик, родненький мой, исхудал. Что с ним?
Девушки вместе принимаются рассматривать фотографию. От волнения Ариубат ничего толком не может разобрать. Да, кажется, Асхат действительно чуточку похудел. Но глаза нисколько не изменились: черные и глубокие, смелые и задумчивые — прямо в душу глядят. Строго сдвинуты широкие черные брови, губы плотно сжаты, но в уголках как будто спряталась улыбка. Или это только кажется?
— Ариубат, дай мне карточку на минутку! Я только отцу покажу и принесу обратно.
Но Ариубат уже успела заметить на обороте фотографии надпись.
— Ни за что! Я лучше умру. Что твой отец подумает обо мне?
Ханифа прекрасно понимает причину отказа и больше не настаивает. Однако и она заметила надпись, и ей, разумеется, совершенно необходимо ее прочесть. Что мог написать брат?.. Правда, письмо предназначено не ей, и фотография — тоже... Но любопытство берет верх, Ханифа быстро переворачивает фотографию и читает: «Ариубат! Смотри на эту фотографию и вспоминай обо мне. Асхат».
Ханифа поднимает глаза и говорит:
— Хорошая надпись!
И протягивает снимок Ариубат. А у той руки дрожат, и буквы прыгают перед глазами.
— Поняла?
— Нет!
— Ладно. Потом разберешься. Я пойду, надо на ферму ехать. Заглянула к тебе узнать о здоровье Асхата. Мог бы, кажется, единственной сестре написать два слова!
В последних словах Ханифы звучит прямая обида, но Ариубат молчит. Что делать? Может быть, нужно сейчас прочитать письмо, вслух? Сестра ведь, как ни говори, тоже тревожится за брата. Нет. Сначала надо прочитать самой. Любит или... Ариубат вздрагивает. Она совсем забыла о Ханифе, но та напоминает о себе:
— Что же ты молчишь? Что он пишет? Как он себя чувствует?
— Хорошо, — тихо отвечает Ариубат и краснеет: она не умеет лгать.
— Ну, ладно, я убегаю, до свиданья!
Ханифа обнимает подругу.
— Погоди, захвати с собой, пожалуйста, газеты и журналы для ваших. Чего ты так торопишься? Ты же вроде бы не собиралась так быстро возвращаться на ферму. Соскучилась?
— Да нет, просто обещала Фаризат сегодня вернуться. Она там одна. Кстати, что передать Адемею?
— Разве ты увидишь отца?
— Да, мы скоро выгоним скот поближе к его отарам.
— Передай, что я сама к нему приеду.
— Ладно! А ты захвати с собой новое письмо, если придет.
Ханифа целует подругу в щеку и убегает, прижимая к груди стопку газет и журналов.
Но Ариубат ее уже не слышит. Она снова взялась за письмо, которое ей до сих пор не удалось прочесть.
Что же он пишет?
«Ариубат!
Прости, что так долго не посылал тебе весточки. Если хочешь знать, это письмо и начал писать давно, как только приехал в Москву. Да все откладывал: хотелось отыскать для тебя такие слова, которых еще никто до меня не нашел. Но я их не нахожу, и вот видишь — пишу обыкновенно, как все. Помнишь наши школьные споры о любви? Дети, что мы в ней понимали? Одна фраза из «Онегина» казалась нам немного смешной — «Любви все возрасты покорны». Почему — «покорны»? Разве человек не свободен в своей любви, разве не сможет он по своей воле любить или не любить? Только теперь, Ариубат, я понимаю, какая это сила — любовь! Она, как магнит, притягивает человека к тому, кого он полюбил, как цепь, которую не разорвешь... И не можешь вырваться из-под ее власти. Да я и не хочу.
У нас сейчас уйма работы, времени мало остается, но где-то в глубине души все время живет память о нашей юности, о нашей дружбе, о тебе.
Помнишь, как-то Антонина Николаевна рассказывала в классе о лермонтовской Бэле? «А глаза у Бэлы, — сказала она, — были такие же, как... у нашей Ариубат!» И все обернулись к тебе, а ты покраснела и низко-низко опустила голову. Помнишь? Я никогда не забуду этого.
Но чаще всего я вспоминаю те короткие минуты, когда мы стояли с тобой у клуба в день моего отъезда в Москву. Ты была задумчивая и грустная, но потом улыбнулась и взглянула мне в глаза — и все вокруг вдруг изменилось и засияло, и я сам стал смотреть на все по-новому. Минуты расставания сблизили нас. Жаль, что мы с тобой почти ни о чем не сумели тогда поговорить. А разве письмо скажет все то, что я хочу тебе сказать?
