...Дверь кабинета отворилась почти бесшумно, но Баразов услыхал. Обернулся. В комнату вошел Потапов. Они с Батыром обнялись на радостях, обнялись молча и так же молча Потапов начал выкладывать из своей сумки прямо на стол секретаря образцы; выгрузил и тогда только сказал:

— Ну, хозяин, получай свой клад. С тебя причитается!

— Проси что хочешь — твое слово для меня закон.

— Тогда подари мне гору Уштулу.

— Бери, дорогой, о чем речь! И еще парочку в придачу.

— Спасибо! Вижу, ты у нас не скупой, товарищ секретарь...

Они еще долго беседовали, не зажигая света. Вместе позвонили по вертушке в обком, первому секретарю.

Было уже темно, когда они вышли из райкома. Баразов подвез Бориса Петровича к гостинице. Наутро геолог должен был выехать в Нальчик. Сам Батыр спешил в «Голубые озера».

...Ясная ночь. Звезд высыпало столько, что, кажется, нет в мире ничего, кроме звезд да луны над вершиной Дыхтау, да мерцающих в лунном свете снежно-ледяных вершин, застывших в тишине. И куда-то в звездную бесконечность убегает лента дороги. Батыру хочется послушать тишину, хочется, чтобы не нарушал ее шум мотора. Он просит Бориса остановить машину, медленно выходит на дорогу...

Собрание кончилось поздно. Торопиться домой уже нечего — там давно все спят. Имеет секретарь райкома, в конце концов, право немного помечтать и полюбоваться звездами?.. Звезды вздрагивают и мерцают, будто живые глаза неба. Которая из них Темирказак — Полярная звезда? Говорят, она ярче всех. Батыр хорошо знает звезды «в лицо», а вот названий не знает. Есть ли там жизнь и разумные существа? Может, и есть: ведь миров этих бесконечное множество, и среди них огромные — в тысячи раз больше, чем Земля. А ведь уже не далек тот день, когда мы узнаем о звездах гораздо больше, чем знаем сегодня. Его сограждане уже летают в космос. Не за горами, наверное, и полет на Луну, а там — на Марс, потом... Как интересна жизнь грядущих поколений! Наши деды не знали, что такое автомобиль, не говоря о самолете, а внуки полетят к звездам. Какое, черт возьми, потрясающее время!

Борис обходит машину, проверяет скаты, потом снова садится за руль. Батыр все стоит и думает. Когда он, спохватившись, идет к машине, то видит, что шофер задремал. Пускай отдохнет, жалко будить. Баразов присел на обочине.

Бориса разбудил шум тяжело подымающейся вверх по дороге грузовой машины. Борис быстро включил и тут же выключил фары. Грузовик проехал с непогашенными огнями.

— Видал ты его, а? — сказал Батыр, усаживаясь на свое место.

— Видал. Он шел со светом, рассчитывая, что среди ночи о таком нарушении никто и не узнает. Ну что, поехали, Батыр Османович?

— Поехали, поехали!

Миновали придорожный аул. В свете фар на мгновение мелькнула рыжая шерсть лисы.

— В курятник пробирается! — рассмеялся Борис. — Здесь лисы частенько кур таскают, а по лисам стрелять нельзя — Шохай не велит.

— Стало быть, хозяева с Шохая, а не с лис должны ответа требовать.

— Потребуешь с него! Он свой лес да зверей в лесу прямо обожает, не лесничий, а заячий пастух. Только и делает, что пересчитывает своих лис да зайцев, вся у него и радость.

— Ну, это как раз неплохо. Все бы так относились к своему делу!

Они уже у дома Баразова.

— Когда завтра приезжать, Батыр Османович? — спрашивает Борис.

— Завтра — не знаю, а сегодня, как обычно, к шести утра, — отвечает Баразов, отпирая калитку. — Второй час ночи, брат!

Вот и еще один день прошел. Батыр, стараясь не шуметь, ложится в постель и думает о том, что, к сожалению, многое осталось несделанным...

Вот и настоящая осень пришла в горы: зарядили холодные дожди, всюду слякоть, грязь. Ветер клонит вниз верхушки деревьев. Они не поддаются, выпрямляются, а ветер налетает с новой силой. Деревья размахивают ветвями, но стволы их стоят гордо и непоколебимо. Их опора крепка — корни, глубоко ушедшие в землю. В землю, которая поддерживает все живое и щедро отдает ему свою силу, свое богатство. Надо только уметь взять это богатство, уметь приумножить. Не всякому, кто ходит по ней, открывает земля свои недра, а только умному и настойчивому, терпеливому и смелому.

Подходит к концу так называемый полевой сезон у геологов. Работа у них нелегкая: изо дня в день по горам, по ущельям, все лето в неусыпных трудах — и ничего... Никаких результатов. Зато потом, вдруг, в один из самых обычных дней, приходит удача. Такой день стоит целого года, ради одного такого дня стоит жить, стоит отдавать все свои силы.

Это лето принесло геологам настоящий успех. Разумеется, и раньше группа Потапова трудилась не зря — обширный район в горной Балкарии был изучен серьезно и основательно. И вот наступил тот день, о котором мечтает каждый геолог. Не было предела ликованию наших друзей! Кажется, и сами горы, и солнце, и высокие деревья — все радовалось вместе с ними. Была бы пушка — дали бы салют в честь их открытия. Но у них не было даже двухстволки.

Работали после этого дня с утроенной энергией. Так уж устроен человек — что бы он ни нашел, ему хочется большего. Мечта зовет, манит и гонит его вперед с неослабевающей силой: вон там, за перевалом, говорит она, скрыты еще большие сокровища, иди и бери их... И человек идет все дальше и дальше, к новым перевалам, к новым находкам...

Наступление холодов положило предел поискам. Планы были большие, но волей-неволей пришлось их свертывать.

А уезжать отсюда не хочется. По крайней мере, двоим из трех. Борис Петрович и Валя полюбили места, где пришлось им на этот раз работать, чудесный край и его замечательных людей. Только любовь эта у каждого своя, особая.

Борис Петрович, например, более всего привязался именно к людям. Не первый год работает он на Кавказе и все крепче приникает душой к своим друзьям-горцам. По его мнению, люди они особенные — мужественные в борьбе со стихиями, скромные, простые, бесконечно гостеприимные. Видали вы когда-нибудь, чтобы горец отказал в помощи тому, кто в ней нуждается? Оставит свои дела и поможет человеку. Прекрасное качество!

А Валя Свиридова испытывает любовь иного рода. От этой любви у нее кружится голова. Так кружится, что порой, кажется, вот-вот сорвешься в пропасть с крутого обрыва... Она полюбила славного парня-балкарца. Полюбила за его открытую, чистую душу, за веселый нрав, за горскую удаль. Нетрудно догадаться, кто он. Это Назир.

Что касается Коли Медведева, то он, как известно, тоже неравнодушен к Вале. И поэтому недолюбливает Назира. Он готов сделать что угодно, лишь бы не встречаться с Назиром, не видеть, как радуется Валя каждому его приезду.

Старый геолог все замечает, но помалкивает. Однажды он сказал девушке: «Надо бы перевести нашу корреспонденцию сюда, на новое место. А то Назиру приходится делать большой круг из-за нас». «А может, ему это приятно?» — ответила тогда Валя. Хорошо, что Николая при этом разговоре не было.

Назир теперь либо идет к геологам напрямик, через перевал, либо действительно делает большой круг на попутных машинах, чтобы добраться до того места в Чегемском ущелье, откуда он прибывает в лагерь, как говорится, на своих на двоих.

Когда они впервые встретилась с Валей в сельсовете у Азамата, Назир шутя обещал устно сообщать ей все, что захочет сказать. Слова своего он тем не менее не сдержал и не раз приносил Вале письма, написанные не кем-нибудь другим, а им самим. Скажем по секрету, что бывали случаи, когда вся принесенная им почта состояла из одного такого письма. Вначале Валя не отвечала на его послания, отшучивалась. Но день проходил за днем, и Валя, пожалуй, не заметила даже, в какой из них Назир прочно поселился в ее сердце. И однажды Назир обнаружил в прочитанной Валей книге записку, ему адресованную, Случилось это в библиотеке, при Ариубат. Увидев записку, неуязвимый Назир покраснел, как девчонка. Хорошо еще, что Ариубат была занята с читателями и не заметила его смущения. Записка, правда, ничего особенного не содержала: Валя писала о том, о сем, но в конце было сказано нечто, заставившее Назира понять, где у него сердце, — так оно вдруг застучало. «Сегодня видела тебя во сне. К чему бы это? Может, привезешь мне письмо? Может, к чему другому — не знаю...» Назир быстро спрятал записку и с той поры уже не писал Вале писем, а только записки. И вкладывал их в те книги, которые Валя просила ей привезти. Так и наладилась их неосторожная, надо признаться, переписка. Неосторожная, но все-таки она меньше бросается в глаза, чем обмен письмами на глазах у людей.