— Добрый вечер, доктор Бринстон.

— Уже здоровались. И называй меня просто Джон.

Тут она заметила кровь у него на лбу, потом перевела взгляд на «Мицубиси Юкон» с выбитыми стеклами и многочисленными дырками от пуль.

— Тяжелая выдалась ночка, да, Джон?

— Полная приключений, которые ты пропустила, — буркнул он в ответ и поднялся за ней по трапу. Оказавшись внутри, Джордан втащила трап в салон, затем жестом показала пилоту, что может взлетать.

— Где Баньши? — спросил Бринстон.

— В конференц-зале, — ответила Джордан и закатила глаза. — Так сердилась на меня сегодня, просто ужас!

— Ну почему вы никак не можете поладить?

— Две зеленоглазые дивы — все равно что две тигрицы в клетке. Ладно, иди и побыстрей. Ты же не хочешь заставлять ее ждать.

Бринстон направился в хвостовой отсек. Открыл дверь в конференц-зал, зашел, огляделся. В центре стола красного дерева дремала, свернувшись калачиком, изящная черная кошка. Бринстон улыбнулся. Склонился над столом и взял ее на руки.

— Хорошие новости, Баньши. Вернулся целым и почти невредимым.

Кошка потерлась узкой мордочкой о его руку. Потом мяукнула и уставилась на него единственным зеленым глазом.

Он сбросил с себя одежду, смыл кровь, затем обработал антисептиком рану на бедре. Самолет уже находился в воздухе, когда он переоделся в джинсы и направился к обитому кожей креслу. Уселся в него, Баньши тотчас вскочила на колени и уютно пристроилась, прижавшись к обнаженной груди. Кошка внимательно наблюдала за тем, как он открыл аптечку, затем достал иглу и нейлоновую нить. Завидев это, Баньши соскочила с колен и умчалась.

Осколки оставили глубокую рваную царапину на правом боку, на уровне талии. Бринстон изогнулся, стиснул зубы и воткнул иглу в край раны. Кожа дергалась в тех местах, где он накладывал шов за швом. Поворачивая запястье, он наблюдал за тем, как входит и выходит из его плоти игла, оставляя неровную цепочку из шестнадцати простых стежков. Завязав узелок, он закончил работу.

Обработав рану, он снова вспомнил о библиотеке Заки. Перед глазами предстал изогнутый арабский кинжал, вонзившийся в череп. Эта картина вызвала в памяти воспоминания из прошлого. Он был тогда десятилетним мальчишкой. Вкатил в кабинет отца в инвалидной коляске, остановился, ухватившись за ручку двери. Увидел разбросанные по полу бумаги. Затем взглянул на письменный стол. На нем распростерся Джейсон Бринстон, лежа на спине, безжизненно свесив окровавленную руку. Джон отчетливо видел кинжал джамбия, вонзенный в его грудь по самую рукоятку. Тут же вспомнился и старый друг отца — тот неподвижно застыл на полу, приподняв руку, словно предупреждая о чем-то.

С тех пор прошло двадцать лет, но казалось, он слышит голос человека, слышит, какое в нем звучит отчаяние.

Беги отсюда, пока он не вернулся. Скорее убегай, Джонни!

Бринстон помнил, с какой силой толкал колеса инвалидной коляски, выезжая из этой комнаты, думая, что ему негде спрятаться. Помнил, как пронесся через холл их летнего дома в Нантакете, направляясь к своей спальне. И тут, у подножия лестницы, вдруг услышал чьи-то шаги за спиной, они приближались. Мужчина взялся за ручки и начал толкать коляску наверх, пока они не оказались на площадке первого этажа. Бринстон вспомнил, как все время пытался затормозить, оглядываясь назад, на тонущие в полутьме ступени, вспомнил, как ему не хотелось умирать.

Он сделал над собой усилие и отогнал эти страшные воспоминания.

Потом поднял глаза. В дверях стояла Джордан.

— Ну, что, не против глотнуть мартини?

— Ты просто мысли мои читаешь.

Она улыбнулась, поставила бокал на журнальный столик, потом покосилась на его обнаженный плоский живот.

— Зачем этот шов?

— Царапнуло осколком, когда моя птичка врезалась в гору.

— Хорошая работа. Сам себя залатал.

Натягивая темно-синий свитер, он ответил:

— Тренировался еще с детства, когда был мальчишкой.

— Так это ты зашивал Баньши, когда она потеряла глаз?

— Самое меньшее, что я мог для нее сделать после того, как она спасла мне жизнь. Этой ночью Баньши никого ко мне не допустит.

Услышав свое имя, кошка выскочила откуда-то, подбежала, потерлась о его ногу.

— Но зачем было делать это самому? — спросила Джордан, заглядывая в аптечку. — Испытываешь отвращение к врачам?

— Да до одиннадцати лет я только и знал, что валяться по разным больницам. И поклялся, что больше ни за что туда не вернусь.

— Мне можно доверять. Я училась в медицинском колледже Вандербильта, пока все не надоело, и я ушла. Могу заняться этим безобразным порезом у тебя на лбу.

Девушка склонилась над Бринстоном и, задевая его плечо грудью, принялась обрабатывать рану.

— А знаешь, ты произвел впечатление на население штата Колорадо. Поймала местную волну. Там сообщалось, что какой-то технический сотрудник по имени Купер Холлингворт мог погибнуть в снежной лавине. Тела до сих пор не нашли. Ты повредил своим вертолетом его гондолу.

— Он выжил. Я дал ему денег. Сейчас наверняка летит в Австралию к своей девушке.

— Здорово! Счастливый конец.

— Не для всех. Люди Заки догнали меня в каньоне Гленвуд. Некрасивая вышла история.

— Знаю, — кивнула она и разгладила пластырь у него на лбу. — Транспортная полиция Колорадо съехалась к туннелю, устроила там внутри нечто вроде командного пункта по устранению последствий аварий. Удалось поймать изображение с их камер. Хочешь посмотреть?

— С меня достаточно.

— Хорошо, хоть здесь обошлось без швов. По крайней мере, на лбу. — Она смотрела на него сверху вниз. — И все-таки я скучаю по этой твоей маленькой козлиной бородке. Зачем сбрил?

— Дочурка отказывается целовать меня, пока не побреюсь.

Она погладила его по щеке.

— Умница девочка.

— С ДАНБ говорила? — спросил Бринстон. Аббревиатура расшифровывалась как Директор Агентства по национальной безопасности.

— Дважды. — Джордан уселась напротив. — Ты устроил генералу Дельгадо веселый денек.

— Узнав о каньоне Гленвуд, он тоже не обрадуется. Свяжусь с ним. После того, как поговорю с женой.

Джордан склонила голову набок.

— А разве ты ей уже не позвонил?

— Дочка плакала. — Джон отвернулся, посмотрел в иллюминатор. — Кайлин сказала, что сама перезвонит.

Лос-Анджелес, Калифорния

19.45

Кайлин Бринстон была стройной блондинкой с живыми глазами и лицом, излучавшим добродушие. Даже в такую ночь, как эта. У дочурки резались зубы, причем два сразу — передний и коренной. Шайна страшно раскапризничалась. Лишь несколько минут назад перестала плакать и понемногу успокоилась.

Кайлин сунула дочке прохладную соску. Та принялась сосать. Но ко времени, когда она отнесла малышку вниз, волшебное действие соски закончилось. Свернувшись калачиком на диване, Кайлин принялась напевать колыбельную Брамса. Не помогло. Тогда она встала, прижала ребенка к груди, похлопала по спинке. Шай уперлась подбородком в плечо матери. Расхаживая по комнате, Кайлин несколько раз обошла елку — так, чтоб дочка могла видеть мерцающие разноцветные огоньки.

На Рождество она всегда тосковала по Нью-Йорку. Переехав в Лос-Анджелес, в район по соседству с парком Хэнкок, она поначалу восторгалась всем, с наслаждением вдыхала весенний воздух, пропитанный запахом цветущих цитрусовых. Но в декабре — совсем другое дело. Погода слишком теплая и солнечная, как-то не настраивает на рождественские праздники. А отсутствие Джона делало их еще более невыносимыми.

Перед тем как переехать на запад, у нее была, казалось бы, не работа, а мечта. На протяжении нескольких лет она занималась закупками для фирмы «Барни». Оплачивалась работа хорошо, но дизайнеры порой выдвигали самые безумные требования. И одного телефонного звонка было достаточно, чтоб круто изменить карьеру. До этого, десять лет тому назад, она окончила университет Дьюка, и факультет изобразительных искусств выразил желание оставить у себя две ее скульптурные работы. Польщенная, она согласилась. И вот однажды позвонила ее преподавательница. Доктор Диана Левин сообщила, что во время ежегодной выставки работ выпускников кто-то пробрался в музей и похитил скульптуры Кайлин. Все остальные работы грабители проигнорировали. Им были нужны только ее творения.