Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Так повелось, что, когда Земфира заходит в общежитие, мы как бы случайно оказываемся втроем. Втроем потому, что остаться наедине со мной Земфира не решается. Несколько раз Темырцы пытался улизнуть, чтобы оставить нас, но это ему никогда не удавалось. Земфира тут же начинает торопиться, ей, оказывается, позарез нужно уйти.

Мы с Темырцы пошли в общежитие. У дверей две старушки продавали пучки зеленого лука. Мне вспомнился наш огород. Когда наступала весна, под нашей мелкой яблоней первым появлялся лук. И еще крапива. Крапива росла возле плетня. Обедал я всегда на огороде. Возьмешь чурек, соль и молоденький лучок и ешь в свое удовольствие. А то еще сорвешь листочки молодой крапивы, помнешь их в ладонях, посыплешь солью — тоже замечательная еда!

Мы купили с Темырцы по пучку лука.

— А если тебе, Казбек, неожиданно придется идти на свидание?

И вдруг мы остановились точно вкопанные.

— Ведь ты только что в институте была! — удивленно воскликнул Темырцы, увидев Земфиру.

— То, что я была в институте, ты знаешь, а вот что ехала с тобой в одном трамвае, ты не заметил…

Этими словами она, конечно, не Темырцы, а меня уколола. Но нарочно не назвала меня. Не хочет подпускать меня ближе. Боится. А ведь зря боится.

Земфира задержалась в общежитии до вечера. Девушки хотели было проводить ее до трамвая, но мы с Темырцы были уже начеку. А когда до дома Земфиры оставалось два квартала, Темырцы оставил нас вдвоем. По какому-то важному делу ему срочно надо было навестить односельчанина. Не было у него, конечно, никакого «важного дела», это мы отлично понимали, только вида не подали.

Мы свернули к бульвару, и тут я заметил, что на скамейке под деревьями сидят парень и девушка. Свет фонаря падал прямо на них. Видно было, как они целовались. Я незаметно глянул на Земфиру. Она даже не заметила парочку. Я тут же свернул в сторону, чтобы не мешать им. Нельзя мешать влюбленным.

Мы миновали сквер, и только тогда я вздохнул полной грудью. Хорошо, что Земфира ничего не заметила. Иначе я чувствовал бы себя так, словно во всем виноват.

XXXIX

Раньше я перед поездкой в село заглядывал на базар. Первым долгом покупал мясо. А теперь я беру суп для охотников. Большие консервные банки! Прочитай на этикетке, как его приготовить, и принимайся за дело. Вначале я попробовал этот охотничий суп сам. Мне он понравился. Понравился суп Бади и Дунетхан. Может быть, потому им суп понравился, что его можно приготовить быстро.

Как только я сдал первый экзамен, я тотчас же решил навестить сестер.

На попутной машине добрался до села. Только ступил на родную землю, как встретил свою первую учительницу Фатиму. Фатима обняла меня, как мать.

— Казбек, ты лучший из моих маленьких детей, — сказала она. — Только я давно тебя не видела.

Фатиму я часто вспоминал. Да и как мне забыть ее мягкое, доброе сердце. Но так случилось, что после, окончания школы я еще ни разу не навестил ее.

Дзыцца, помню, тоже любила Фатиму. Однажды Дзыцца превратилась — в кого бы вы думали — в инспектора! Тогда я учился в четвертом классе. Она пришла к нам на урок географии. Хорошо, что в тот день Фатима не вызвала меня к карте, а то я не смог бы связать и двух слов.

В тот день она вызвала Темиркана.

— Какие деревья растут в тайге?

Темиркан долго молчал. Потом начал медленно:

— В тайге растут…

Фатима одобрительно кивнула головой.

Но ученик, как заведенный, повторил эти слова несколько раз, напомнив мне поломанную пластинку, которую крутили на патефоне. Ее в какой-то момент заедало, и певец, как попугай, повторял одни и те же слова до той поры, пока не переставят иголку.

Так и не смог ответить Темиркан на вопрос: какие деревья можно встретить в тайге.

Вообще за четыре года я не услышал от учительницы ни одного окрика, ни одного резкого слова. Ее не боялись, ее любили. И если на уроках географии кто-нибудь увлекался разговорами, Фатима замолкала. И словно по команде замолкали все, а Фатима, выдержав паузу, продолжала урок.

Я рассказал Фатиме про свое житье-бытье, а потом мы вместе с ней вспомнили одноклассников. Совсем недавно я покинул школу, а кажется, будто те времена скрылись в дальней дымке.

Едва заговоришь о школе, как вспоминаются различные истории.

Кажется, я учился в четвертом классе, когда мать послала меня на почту за пенсией. Она сказала, что эти деньги будут платить нашей семье до тех пор, пока мой отец не вернется с фронта. Я был маленьким, но уже тогда знал, что война окончилась. Однако отец не возвращался.

Помню, когда хоронили мать, кто-то предложил поставить на ее могиле надгробие и отцу. Но Алмахшит всех остановил:

— Не надо этого делать. Мы не знаем, жив он или мертв…

Никто ему не возразил.

Так вот, мать послала меня на почту за пенсией. Я гордился тем, что она поручила мне ответственное дело. Одно только меня беспокоило. Мне сказали, что придется расписываться за то, что я получил деньги. Я тогда думал, что подпись может поставить только образованный человек. Ведь мне еще никогда не приходилось расписываться.

На почте мне быстро отсчитали семьдесят два рубля. Я спрятал деньги в карман и хотел было пойти домой, как женщина-кассир сказала:

— Деньги счет любят. Поэтому посчитай их.

Я вытащил деньги из кармана и принялся их пересчитывать.

— Ну, сколько там получилось?

— Семьдесят два рубля.

— Очень хорошо, — похвалила меня женщина-кассир и, положив передо мной лист бумаги, сказала:

— Распишись вот здесь.

У меня сердце екнуло. Я не знал, что делать, и повернулся к двери, словно там было спасение. И вот тут на почту пришла Фатима. Она спасла меня от позора.

Она сразу же поняла, в чем дело, и сказала мне:

— Поставь подпись здесь.

Я взял ручку с пером, обмакнул ее в чернильницу, но никак не решался расписаться.

— Казбек, — сказала Фатима, — напиши «Таучелов». У тебя хорошая фамилия, и твой отец был достойным человеком…

— Что нового в городе? — спросила меня Фатима.

Я пожал плечами:

— Все нормально.

— То, что человек видит каждый день, ему уже не кажется удивительным. Так я говорю? — спросила Фатима. — А для нас, тех кто живет в селе, все в городе удивительно.

Неужели всего за год я уже стал городским? Даже Фатима записала меня в городские.

— Хорошо, что я тебя встретила, — сказала Фатима. — Один из моих учеников — он как раз живет на вашей улице, должен летом догнать товарищей. Мне бы хотелось, чтобы ему помогла Дунетхан. А ты как думаешь?

Дунетхан перешла уже в девятый класс, а Бади — в седьмой. Просьба Фатимы, конечно, обрадовала меня.

— Если она сможет помочь, — сказал я, — она должна это сделать. Люди должны помогать друг другу, тем более соседи. Нам же помогают соседи!

— Молодец, Казбек. Ты все правильно понял. Я бы и сама позанималась с этим учеником. Но мне надо съездить за сыном и привезти его сюда.

Я знал, как живет Фатима. В селе все знают друг о друге. У Фатимы муж не вернулся с фронта. Остался сын, но его взяли к себе бабушка и дедушка — родители отца. «Пусть он поживет у нас, — сказали они, — а когда подрастет, заберешь его».

— Я так боюсь, что мальчик совсем отвыкнет от меня, — сказала она, и я увидел ее грустные глаза.

Да как она его до сих пор не взяла к себе? Как же такая добрая женщина, как Фатима, могла жить вдали от сына? Я лишь подумал об этом, но Фатима прочитала мои мысли.

— У них был один сын, и тот погиб. Если бы я забрала у них еще и внука, то они умерли бы от одиночества.

Я слышал, что сама Фатима рано осиротела. Она долгие годы жила с отцом. А два года назад и его не стало.

Я и раньше знал, что Фатима очень хорошо относится ко мне. Но сейчас она говорила со мной не как с бывшим учеником. Она обращалась ко мне, как к взрослому человеку.

Я хотел пригласить Фатиму в дом, но она сказала, что зайдет В другой раз. Может быть, это и к лучшему, иначе мне пришлось бы краснеть. Из-за своей бедности. А впрочем, стыдиться своей бедности, сказал кто-то, значит на самом деле быть самым бедным на земле человеком. И все-таки я считал, что нужна особая смелость, чтобы пригласить учительницу в свой дом. Каждый гость почетен, а учительница — вдвойне!

71
{"b":"267092","o":1}