Я прочитал журнал. Теперь жди, когда выйдет следующий номер. Журнал приходит раз в месяц. Но как только он появляется, вся наша улица сразу узнает об этом. Почтальон еще только идет с журналом, а за ним уже несколько человек спешат к Фатиме. Иногда она просто и не знает, что делать, кому первому дать журнал.

Однако на этот раз мне повезло. Еще полный впечатлений от только что прочитанного, я принес журнал Фатиме.

— Что так быстро? — удивилась она.

— Я все прочитал.

— Ну вот. А мне почтальон только что принес следующий номер.

— Правда?

Она поняла мое нетерпение и мою радость.

— Прочти сначала ты. Мне сегодня все равно читать некогда.

Это она, конечно, придумала, чтобы дать мне журнал.

— Когда дочитаешь, тогда и принесешь.

Я летел домой как на крыльях. Даже чуть не забыл, что надо за Шауи идти. Повернул обратно, нашел Шауи. Да ее и не пришлось искать, она сама шла домой.

Пригнал ее и снова сел за «Поэму». И пока не дочитал, не отложил журнала. Очень нравится мне, как пишет Мамсуров Дабе. Теперь я Борзовых люблю, как родных. Особенно Шошламбега. Мне кажется, что я чем-то похож на него.

Я уже говорил, что недалеко от нашего дома, на перекрестке, растет огромная акация. Каждую весну она стоит вся белая от цветов. В это время ребята с нашей улицы по целым дням не слезают с нее. Да и я не раз взбирался на ее вершину. Девчонкам и малышам, которые не могут взобраться на дерево, кидаем сверху цветы. Они очень сладкие. Как бы вкусно ты ни поел, а от акации все равно не откажешься. Взрослые часто нас пугают, говорят, что это вредно. Но мы и слушать не хотим.

Дзыцца хорошо помнит, когда посадили эту акацию. Баппу, Гадацци, Таймураж, Бимболат и другие молодые джигиты — они тогда еще не были женаты — любили собираться на этом месте. Особенно вечерами. Вот и надумали посадить здесь акацию. Потом сюда стали приходить женщины, они брали с собой какую-нибудь работу и просиживали здесь, в холодке, целыми днями.

Сейчас под акацией собрались мальчишки и девчонки. И такой крик подняли! Не поймешь, кто с кем говорит.

Ребята собрались играть в прятки. Меня тоже позвали. Царадзон начал считать. Один за другим выбыли все, остались мы с Мадинат — это девочка из нашего класса. Водить пришлось Мадинат. Я был очень доволен, что не мне.

«Погоди, — думал я, — я ее погоняю! Так спрячусь, что и до утра не найдет! Пусть-ка попробует найти меня в бурьяне!»

Мадинат нехотя подошла к акации, закрыла ладонями глаза и начала считать:

— Раз! Два! Три…

Ребята кинулись прятаться. Я постоял немного. А когда уже никого не осталось, скрылся за плетнем и оттуда, по заросшим бурьяном задворкам побежал за село. Слышу голос Мадинат:

— Все! Кто не успел спрятаться — не моя вина!

Меня здесь и с собакой не сыщешь. Я собрал в кучку сухой бурьян и лег на спину. Ага, Хаматкана нашла! Но не успела добежать первой до акации. А вот и Царадзон стучит палкой о дерево — тоже обогнал ее.

Лунный свет разлился по всему небу. Лунные лучи нашли и меня, заблестели на моих железных пуговицах.

Я лежал и глядел на небо. Очень мне нравятся весенние звезды. Летом, по-моему, они не такие яркие. А зимой на них и смотреть не хочется — неприветливые, холодные… Но вот весной все самые красивые звезды собираются над нашим селом. В ясные ночи я подолгу гляжу на них, прямо глаз не могу отвести. И потом во сне часто лечу к звездам. Широко раскинув руки, плыву над деревьями, над домами…

Иногда на пути у меня появляются электрические провода, и я, чтобы не столкнуться с ними, начинаю сильнее махать руками. Но до звезд я так и не могу долететь — просыпаюсь на полдороге.

Лежу на бурьяне, смотрю на звезды… Почему-то вспомнился один случай. Однажды мы с Царадзоном забрались в кузов грузовой машины. Машина шла по нашей улице, на повороте замедлила. Тут мы с Царадзоном и прицепились. Сидим в кузове очень довольные.

Едем куда-то… Мне кажется, что мчимся мы прямо к весенним звездам. Эх, будь я на месте шофера, я бы разогнал машину в полную силу!

Мы быстро удалялись от села. Село уже еле видно. Лишь верхушка нашей акации маячит вдалеке.

Машина шла и шла вперед. Шофер ни разу не оглянулся. Постепенно меня начал охватывать страх. Куда едем? Когда машина остановится? Где?

Гляжу — Царадзон тоже начал ерзать.

— Может, слезем? — спросил я.

— Давай, — ответил Царадзон.

К счастью, на дороге попался буйвол. Мы его издали увидели и заранее приготовились спрыгнуть. Машина замедлила ход, и мы тут же очутились на земле.

Домой добирались долго. Темнота нас застигла у мельницы Инарыко. А до дома было еще не близко…

Звезды, звезды… Куда только они не зовут! Дорога, идущая в город, мне кажется, должна привести к звездам. Каждый раз я завидую людям, которые уходят по этой дороге. Я завидую даже одуванчикам. Они могут летать. Мне кажется, что и они добираются до звезд.

Уже давно смолкли ребячьи голоса. Наверно, разошлись по домам. А я лежал бы здесь до самого утра, но Дзыцца будет искать меня. Надо идти домой.

Хуыбырш залаял. Хитрый пес: знает, что это я, и все-таки лает. Наверно, дает понять, что не спит, что всегда готов встретить своих. С чужими он разговаривает по-другому…

— Где ты пропадаешь?

Я вздрогнул. В темноте не видел, что Дзыцца стоит на крыльце.

— Я в прятки играл.

— Так это давно было!

Дзыцца присела на ступеньки. Я тоже приютился рядом. Звезды на небе становились все ярче.

— Ты не замерз? — Дзыцца провела рукой по моим плечам.

— Нет.

— Надо одеваться. Это весеннее тепло обманчиво.

Дзыцца всегда беспокоится, будто я такой уж слабый. А что бы она делала, если бы я был, как Агубе? Тот искупается — и уже болен.

— Дзыцца, тебе не кажется, что весной звезд больше? — спросил я, вглядываясь в небо.

— Не знаю. И весной и летом для меня только мои три звездочки светят.

— А сейчас их не видно?

— Видно, Габул, видно… Вот одна из них сидит рядом со мной.

— Я серьезно…

— И я тоже.

— А другие?

— Тс уже сны видят… На нашей деревянной кровати.

Я всерьез спрашивал Дзыцца, а она принялась шутить.

Лег, а перед глазами все еще светились звезды. Наверно, ночью опять увижу их во сне…

Люди уже начали пахать огороды. Скоро и до нас очередь дойдет. Сад мы перекапываем заступом. У меня ладони покрылись волдырями. Копать трудно, приходится делать передышки. Чтобы не сидеть зря, я собрал в кучу бурьян и поджег его.

Весной наш сад становится очень веселым. Стрелки чеснока, зеленые-зеленые, подняты кверху, как копья. Дзыцца посадила его осенью между яблонями. Скоро и лук его догонит. Под яблоню солнце не попадает, и мы ничего здесь не сажаем. Только торчат зеленые иголки горного лука. Дзыцца когда-то посеяла его здесь, и он теперь каждую весну прорастает.

На алыче наливаются бутоны, она зацветает раньше всех. Нужно всего несколько солнечных дней, и весь наш сад побелеет от цветов.

Зацвела алыча — значит, весна в разгаре. Тут и звезды начинают особенно ярко блестеть. В такие вечера много звезд падает. Видно, они тоже радуются весне и бегут поскорее сообщить о ней друг другу. А луна смотрит на них своим большим глазом, будто хочет сказать: «Сидите на месте, а то столкнетесь — беды не оберетесь!»

Вот бы и в самом деле столкнулись! Весь мир засыпали бы искрами. Как-то Жамират сказала мне, что звезды очень большие. Трудно в это поверить, но Жамират ведь не будет обманывать. Когда Жамират училась в школе, в Джермецыкке, им об этом рассказывал учитель.

Хуыбырш залаял из-под дерева так неожиданно, что я вздрогнул. Я прикрикнул на него, и он, виновато виляя хвостом, юркнул в кусты.

Я подошел к плетню и сквозь щелку посмотрел на улицу — на кого это залаял Хуыбырш? По улице шла Зифа со своей матерью. Они жались к нашему плетню — видно, боялись Агубеевой собаки.

Я осторожно, чтобы меня не заметили, пошел вдоль плетня за ними. Я еще ни разу не видел Зифу так близко от нашего дома. Она учится в одном классе с нашими ребятами. Но и с ними я ее никогда не видел. Она живет на другом конце села.