Дзыцца кинула в кучу последние связки, подошла к нам, поздоровалась с Гажматом.

— Помочь вам погрузить? — спросил Гажмат.

— Сказать по правде, я в этом деле не сильна. Но ведь и овец нельзя оставить без присмотра…

Гажмат снял камзол, кинул его на ивовые кусты и сказал, берясь за вилы:

— Казбек, последи за отарой, а то овцы разбредутся.

— Иди, иди! — крикнула мне Дзыцца.

Я взял посох Гажмата и пошел за овцами. Нет, я бы не смог стать пастухом. Мы своих овец пасем по очереди. Мне пасти приходится два раза в год, так я и от этого устаю! А Гажмату — как ему не надоедает каждый день ходить за ними? Привык, наверно. Правда, он иногда и рыбы половит, и ружье у него всегда за спиной — зайцев стреляет. Когда он пригоняет отару в село, мальчишки выбегают ему навстречу — посмотреть, принес он с собой что-нибудь или нет? Спрашивать не решаются, только тихонько заглядывают сзади в его сумку. Увидят зайца и начнут от радости прыгать вокруг Гажмата, будто и они тоже с ним охотились. А когда Гажмат убивает лису или другого зверя, чье мясо несъедобно, об этом никто не знает, он снимает шкурку, кладет в сумку и туго завязывает ее. А уток обычно привязывает к поясу. И когда он шагает, утки раскачиваются, будто хотят взлететь.

Гажмат искусный рыболов. На крючок ловит. В Куыройыдоне. И как ему удается поймать форель в этой родниковой воде? Ведь в самых глубоких местах вода прозрачная, как слеза, леску видно. Я знаю, как трудно поймать форель в такой прозрачной воде, а Гажмат ловит!

Я оглянулся. На повозке уже целая гора. А наверху — Гажмат. Увязывает воз.

Я повернул овец и медленно погнал их обратно. Мне стал слышен разговор Дзыцца и Гажмата.

— Я не очень надеюсь… — говорит Гажмат.

— Ничего, все будет хорошо, — успокаивает его Дзыцца.

— Но ведь я все слова забываю, когда нужно сказать…

— А ты как думал? Если бы так просто было засватать такую гордую девушку, как Жамират, она бы уже давно вышла замуж. Но если очень постараешься, все будет хорошо.

— Не знаю, как с ней и заговорить об этом… Да еще, кажется, Маирбег хочет посвататься к ней.

Дзыцца промолчала.

— Ну, готово! — сказал Гажмат и, держась за веревку, спустился с воза.

Он помог мне взобраться на повозку, и мы тронулись. Дзыцца медленно шла сзади. До самого дома она молчала, о чем-то думала.

Весь двор у нас завален камышом. Ребятишки со всей улицы собрались сюда и так шумели, что я и не заметил, как появилась Жамират. В руках у нее ведра и коромысло. За водой шла. Но увидела Дзыцца и завернула к ней. Они очень дружны, хотя и не родня.

Дзыцца спросила с любопытством:

— Ты, кажется, от меня что-то скрываешь?

Жамират улыбнулась:

— Почему ты так думаешь?

— Пусть счастливым будет этот день!

— Я тебя не понимаю, Дзылла.

— Эх ты, лгунишка, — толкнула ее Дзыцца, — прикидываешься! Но я отдам тебя только за того, за кого хочу!

Жамират покраснела. Дзыцца обняла ее.

— Чего испугалась? Я пошутила. Только за того, за кого сама захочешь.

— Я ни за кого не хочу…

— Хочешь, хочешь… Всему свое время. Пока молода, надо определить свою судьбу. В нашем селе много хороших джигитов. Маирбег, Гажмат…

— Маирбег? — вскинулась Жамират.

— А что ж? — удивилась Дзыцца. — Я ничего плохого о нем сказать не могу.

— В этой семье все одинаковы. Мне Маирбег казался лучше, но и он от них недалеко ушел.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Ну а все же?

— Ладно, открою тебе секрет. Хотя какой же это секрет! Недавно прибежала ко мне в поле Цаманкуыд и сунула несколько яблок: «Это он тебе прислал». — «Кто?» — спрашиваю. «Маирбег», — говорит. И подмигнула Потом встречаю Маирбега. «Тебе ничего не передавали?» — спрашивает. Я молчу, вспоминаю. «Цаманкуыд». — Это он напомнил. «Ах да, говорю, хорошие были яблоки». А Маирбег, гордый собой, спрашивает: «А сколько их было?» Ну, я говорю: «Не знаю, не считала». А он-то сосчитал, значит.

Дзыцца внимательно слушала ее.

— Не знаю, не знаю, Жамират… — вздохнула она. — Чтобы человека узнать, не один день нужен. Я нарочно про Маирбега заговорила, хотела услышать, что ты скажешь.

— Бывает, что люди зря говорят, — сказала Жамират, — но большей-то частью они бывают правы. Когда это в дом Уырышхана свободно входили гости? А Маирбег — не сын Уырышхана, что ли? Тоже будет чуреки считать да на сырах пометки ставить…

— Да Бог с ним!.. — прервала ее Дзыцца. — Вот Гажмат хороший парень…

Жамират схватила ведра и побежала. Дзыцца крикнула ей вслед:

— Подумай о том, что я сказала!

Но Жамират уже скрылась за воротами.

Сегодня утром Бимболат, проходя мимо и заметив воз камыша, завернул к нам. Он долго смотрел то на камыш, то на крышу дома. Потом сказал:

— Не хватит его. Самое меньшее — еще один воз понадобится.

Дзыцца слушала его молча. Я подошел к ней поближе, потому что знал, что, по обыкновению, она опять не будет разговаривать с Бимболатом, а то, что она захочет сказать, должна передать через меня. Ни разу еще за всю мою жизнь мать не заговорила с ним.

— Скажи ему, — наклонилась ко мне Дзыцца, — что покроем пока среднюю комнату, а там видно будет.

— Это я тоже понимаю, — проговорил Бимболат, когда я передал сказанное Дзыцца, — но я хотел, чтобы вы все разом закончили. Ты бы лучше опять сходила к председателю — может, не откажет. Да и я попробую отпроситься. А не то будущего лета вам придется ждать.

— Правду говорит муж Хадижат.

Дзыцца так зовет Бимболата, потому что по адату имя старшего в роду невестка не должна произносить.

— Была не была, — сказала она, когда Бимболат ушел, — надо еще раз пойти к председателю. Пусть он мне откажет. Хуже этого ничего не будет, а лучше может быть.

Меня очень удивила щедрость председателя. Он без лишних слов распорядился, чтобы нам выделили пароконную повозку.

Доехав до большого тополя, свернули налево. Камыша нашего как не бывало. Ни одной вязки не осталось. Дзыцца сильно расстроилась. Такой я ее еще никогда не видел. Она повернулась к востоку — в это время солнце взошло — и сказала:

— О солнце солнц, будь ты моим защитником, обожгли своими палящими лучами того, кто не побоялся слез моих сирот, кто не пощадил одинокую женщину и присвоил труд моих израненных рук! О Бог богов, неужели ты оставишь это злодеяние нераскрытым! О святая Мария, не дай мне пропасть, за всю свою жизнь я даже кузнечика не обидела, так почему же со мной так поступают?..

Слова Дзыцца меня очень тронули. Я от горя будто окаменел. Но потом стало легче: я подумал, что укравший наш камыш после этих слов Дзыцца никоим образом не сможет скрыться.

Прошло два дня. Соседи пришли к нам и сказали, что камыш увез Гадацци. Дзыцца это очень удивило. Она давно уже поняла, что Гадацци забыл о своей дружбе с нашим отцом, но все-таки не допускала мысли, что он сможет пойти на такую низость.

— Ну, кому еще после этого верить! — удивилась пуще прежнего Дзыцца, когда сходила к Гадацци и своими глазами увидела, что соседи сказали правду. — Это наш камыш. След своего серпа я всегда узнаю, да и снопы, перевязанные много, я даже издали с другими не спутаю. Я чуть сквозь землю не провалилась от стыда. Ушла поскорее, чтобы меня никто из семьи Гадацци не увидал. Что бы я Гадацци сказала? Ты украл наш камыш, верни мне его?

— А как ты ему иначе скажешь? — Эти слова Гажмата заставили нас вздрогнуть. Оказывается, он стоял тут и все слышал.

Гажмат вошел к нам во двор и присел на ступеньку лестницы.

— Эту новость я только сейчас узнал, — продолжал Гажмат. — Кто идет в чабаны, тот над самим собой издевается. И днем и ночью от людей оторван. Новости в последнюю очередь до меня доходят.

— Не верила, Гажмат, я этому… Но вот сама увидела.

— Я в тот день там пас овец, — сказал Гажмат. — Вижу, кто-то нагрузил целый воз. Я думал, это вы. Хотел подойти, Да не успел. Повозка тут же тронулась и сразу скрылась за большим тополем. Мне даже неловко стало. Я-то думал помочь вам, когда грузить будете…