IX
Удивительно все же, как крепко мы сдружились с семьей Дзапара. Крыша над нами общая, хлеб-соль на столе, новости, проблемы — все тоже общее. Быстро привыкли к нам и соседи. Порой с работы я возвращаюсь поздно — в день дежурства могу задержаться до двух-трех часов ночи. Соседи каким-то чудом узнают об этом, и наутро после моего дежурства детей на улицу стараются не выпускать. Я сам недавно слышал, как соседская старушка звала свою внучку: «Иди домой, вчера Казбек допоздна работал, ты его разбудишь!..»
Дзапар стал моим лучшим другом и советчиком. Он старше меня всего на десять лет, но исходил вдоль и поперек всю республику, ему есть о чем рассказать, что вспомнить. Стоит мне после работы хоть немного задержаться, и Дзапар с улыбкой начинает укорять меня:
— Конечно, дома тебя никто не ждет, ты никого не боишься, так почему бы тебе и в самом деле не порезвиться на воле! Но знай, радость твоя будет недолгой. Рано или поздно каждый из нас все равно совершит эту ошибку!
«Ошибкой» Дзапар называет женитьбу. Услышав такие речи мужа, Дзандзабах начинает хмуриться.
— Что это ты бросаешь на меня удивленные взгляды? — спрашивает ее в такие минуты Дзапар. — Я вот ошибся в свое время и добровольно сознаюсь в этом, а сколько еще на свете таких обманувшихся! Это вот женщины всегда в выигрыше.
— Будь это так на самом деле…
— Так оно и есть!..
— Не слушай его, Казбек. Пусть он лучше расскажет, сколько раз его сватов выпроваживали ни с чем…
— Во всяком случае число отказов было меньше, чем число наших визитов, — ловко выкручивается Дзапар, — Правда, вот тут-то я и совершил великую глупость. Казалось бы, не выдают замуж девушку, так чего приставать к честным людям, извинись перед родителями, как полагается, и помаши им на прощанье ручкой. Так нет же, мне надо обязательно настоять на своем! Не зря говорят, запретный плод сладок.
— Смотри у меня, — шутливым тоном предупреждает его Дзандзабах, — не то я и впрямь расскажу, как все было, и от твоей самоуверенности и следа не останется.
Если Дзандзабах, мать двоих детей, и сейчас еще не потеряла своей привлекательности, то можно догадаться, какой красавицей она была в молодые годы.
Недавно один высокий усатый парень остановил меня на улице и, извинившись, принялся расспрашивать о Дзандзабах. Он как-то увидел меня с ней и теперь хотел, чтобы я познакомил его с «этой девушкой». Дзандзабах он принял за девушку! Пришлось разочаровать парня. Как же он меня умолял, просил никому не рассказывать о нем. Словно кому-то я должен был говорить об этом. Разве осмелился бы я сказать такое Дзандзабах, а в особенности Дзапару?
Для меня этот случай был еще одним подтверждением того, что в молодости Дзандзабах и впрямь не знала отбоя от женихов и добиться ее руки было наверняка непростым делом.
— Ну, хорошо, — Дзапар решает чуточку уступить, — но ты, надеюсь, согласишься, что женщины от женитьбы выигрывают больше, нежели мужчины? Мы вам нужны, и с этим, хочешь не хочешь, приходиться считаться!
— Верно, нужны, — кивает головой Дзандзабах, — но только после того, как вы оказываетесь у нас в руках, мы никак не можем сообразить, для чего вы все-таки были нам нужны…
Эти слова вызывают у нас с Дзапаром дружный смех.
— Смейтесь, смейтесь… Не цените вы женщин…
— Дзандзабах, дорогая, что-то я не могу понять, шутишь ты или говоришь серьезно. Ну-ка, взгляни на меня, разве я не ценю тебя? Кому же я вчера тащил огромную, как скала, стиральную машину?
— Конечно, мне. Чтобы я обстирывала тебя и твоих сыновей…
— Послушай, — обращается ко мне Дзапар, — сегодня у женщин нет ли какого праздника? Ни одно мое слово не остается без ответа…
Ужин готов, и Дзандзабах зовет нас на кухню. Яйца, овощи, фрукты мы привозим из села. Бади, точно бывалая хозяйка, снабжает нас всем необходимым. Глядя на нее, мне невольно вспоминается Дзыцца. Бывало, когда нас навещали родственники с гор, она никого не отпускала без гостинцев, совала кому молочной спелости кукурузу, кому — вишни, абрикосы. Сумки, мешки бывали набиты битком, а Дзыцца все искала возможность еще что-нибудь запихнуть в них. Вот и мы с Дунетхан возвращаемся из села нагруженные тяжелыми сумками.
Как-то в разговоре Дзапар предложил мне перевезти Бади в город.
— Вместе вам будет легче, да и младшая сестренка до каких пор будет одна? — объяснил Дзапар свою мысль. — И потом, вот еще что: когда вас трое, есть шанс быстрее получить квартиру.
О таком большом счастье, как квартира в городе, я и не мечтаю.
— Кто нам даст квартиру? — Дунетхан задает тот самый вопрос, который уже готов был сорваться с моих губ.
— Как это кто? Вот, например, Казбеку на работе могут дать квартиру, даже обязаны, как молодому специалисту.
— За то время, пока я работаю в редакции, двое у нас успели получить квартиры.
— Вот видишь, придет и твой черед! — убежденно говорит Дзапар.
На работе часто заходит разговор о квартирах. Говорят, здесь недолго ждать очереди, и это вселяет в меня надежду. Если в следующий раз освободится квартира, возможно, вспомнят и обо мне…
А вообще я сам никогда, наверно, не решусь заикнуться о квартире. Действовать же нахрапом, нагло не в нашей крови…
На мой взгляд, нет у человека более строгого и безжалостного судьи, чем он сам. Правда, в которой человек твердо убежден, и есть высшая правда. Встречаются люди, по уши погрязшие в грехах, но считающие себя невинными, как ангелы. Внутренний голос таких людей не слышит ничего, кроме велеречивого потока слов, ими же и извергаемого. Мое же внутреннее «я» не желает прощать мне ни единой ошибки, ни единого промаха. Пока живу, не перестану корить себя за каждую оплошность, за каждый неверный шаг, допущенный мною. В противном случае я бы потерял всякое уважение к самому себе. Я готов отказаться не только от квартиры, но и от других земных благ, если за них придется расплачиваться честью и совестью.
— Конечно, получи они квартиру, это, с одной стороны, было бы хорошо, с другой — плохо, — вступает в разговор Дзандзабах.
Дзапар удивленно вскидывает брови:
— Это еще почему?
— А потому, что тогда нам пришлось бы расстаться, — с сожалением произносит Дзандзабах.
— Почему расстаться? Мы бы ходили друг к другу в гости! — Дзапар тут же находит выход из положения.
— Пока мы дождемся квартиры, либо осел помрет, либо его хозяин, — печальным голосом произносит Дунетхан.
Дзандзабах ласково опускает ей руку на плечо:
— Ничего, мы так тоже в свое время рассуждали, а теперь, как видишь, обзавелись квартирой, стали горожанами. Без трудностей в жизни не бывает, а теперь и время изменилось к лучшему. Вон сколько вокруг стали строить, глаз не нарадуется!
X
Обычно сотрудники начинают собираться у редакции за целый час до начала работы. Если они не постоят на аллее под деревьями, не посудачат, не перескажут друг другу самые «сочные» новости, то весь день чувствуют себя словно не в своей тарелке. И чего только они не выдумывают, какие колкости не отпускают друг другу! Слово за слово, шутка за шуткой, глядишь, уже и на работу пора.
Кавдын, тот, что из отдела информации, много говорить не любит, но шутки, которые он порой выдает, вошли в «золотой фонд» редакции. Узнавшие о них, обязательно перескажут об этих шутках другим. Пусть люди смеются себе на здоровье!
— Где это ты весь день пропадал? — обращается Кавдын к Бицко. — Или опять лошадей ловил?
— Не ловил, а продавать водил, — твердым голосом обрезает Бицко.
За этой короткой перепалкой — всем известные истории, поэтому на лицах людей появляются улыбки. История с ловлей лошади мне хорошо знакома. Как-то в воскресный день работники редакции собрались ехать на сенокос. Кто-то подал идею, мол, не мешало бы прихватить с собой какую-нибудь закуску, вдруг в подшефном хозяйстве обед для журналистов не предусмотрен. Посоветовались и решили, что самое разумное — это купить беляши. Набрали их с целую сотню. Нес беляши Бицко. Прижав к животу огромный сверток, он важно шествовал по аллее проспекта. За ним гурьбой шли остальные. Не знаю, какой бес ущипнул Кавдына, только он вдруг взял да и крикнул Бицко:
