<1874> Ночью («Жалобно ветер в трубе завывает…»)* Жалобно ветер в трубе завывает, Ночь неприветная смотрит в окно, Маятник мерно стучит, догорает Бледный ночник, в доме спят все давно. Мне одному этой поздней порою Сон не смежает тяжелых ресниц; Прошлого тени встают предо мною, Много знакомых мне вспомнилось лиц. Вспомнились те, что когда-то так смела Вышли на битву с неправдой и злом, Делу благому отдавшись всецело, Перед толпой не склоняясь челом. Те, что, отвергнув все блага мирские, Честную им нищету предпочли; В ком ни обман, ни гоненья людские Веры в добро умертвить не могли. Где-то теперь вы? О, пусть ваше слово Нам прозвучит в эту темную ночь… Пусть оно силу на подвиг суровый Даст нам, готовым в борьбе изнемочь. Зов наш услышьте средь тьмы беспроглядной, Нужен усталым ваш братский привет; Гаснет их вера; увидеть отрадный Взоры не чают рассвет! <1874> Воспоминание* Посреди людского шума И томящей суеты Часто вижу пред собою Вдруг я мертвые черты… Очи впалые закрыты, Плотно сомкнуты уста, Но еще не отлетела От почившей красота… Пламя свеч, вокруг горящих, На лице у ней дрожит, Словно всё еще румянец Не сошел с ее ланит. Я отвесть не в силах взгляда От спокойного лица, И тоске, гнетущей сердце, Меры нет и нет конца… Помню я, когда сокрыли Навсегда ее от глаз… О! как мне взглянуть хотелось На нее еще хоть раз! Помню я, как промелькнула Быстро в памяти моей Вереница безмятежно Прожитых счастливых дней… И понятней с каждым годом Становилось мне потом Слово, сказанное миру «Ада» сумрачным певцом: Что тяжеле мук для сердца, Что ужасней пытки нет, Как о днях былого счастья Вспоминать в годины бед!.. <1875> Завтра Сценка из вседневной жизни* (Посвящается Ивану Петровичу Ларионову) Под окошком смуглый мальчик Пригорюнившись сидит; Перед ним раскрыта книжка, Но в нее он не глядит. Тихо в комнате… лишь слышен Ровный маятника стук Да мурлычит разжиревший. Кот, взобравшись на сундук. Мать пошла к соседке в гости Посидеть часок-другой; Прикорнула няня, к печке Прислонившись головой, И упал с колен старушки Недовязанный чулок. Вот закрыл букварь малютка – Знать, нейдет на ум урок. Что мудреного! В окошко Смотрит солнышко с небес; Манит в даль, в поля и рощи, Их лазуревый навес! Славно в поле! Там бумажный Вьется змей под небеса И товарищей веселых Раздаются голоса! Уж какое тут ученье! Разве тут до букварей: В голове одна забота – Как бы в поле поскорей! И не выдержало сердце Грамотея моего: Он вскочил… Блестят глазенки Нетерпеньем у него. Подойдя с боязнью к няне, Заглянул он ей в лицо. «Спит!» – сказал и осторожно, Тихо вышел на крыльцо. На дворе собаку Жучку От конурки отвязав, За ворота шалунишка С нею бросился стремглав. Миновал он огороды И соседние сады… Вот и поле! Мальчик думал: «Завтра выучу склады!» Няня старая проснулась; Из гостей вернулась мать: «Где же Вася? Ах ленивец! Уж опять успел удрать! Погоди же, на орехи Я задам тебе потом; С утра до ночи ты завтра Просидишь за букварем!» Няня старая вступилась За любимца своего, Хоть и знала, что не будет Мальчугану ничего, Что тогда лишь, как ребенка Нету здесь, сурова мать: «Посмотри-ка – на дворе-то Нынче что за благодать! Пусть побегает по воле: Мал, глупенек паренек; Подрастет, тогда не станет Докучать ему урок; В толк возьмет небось, что нынче Людям грамота нужна; А теперь пока милее Букварей ему весна!» Поздно вечером вернулись Вася с Жучкой. На крыльце Мать сидела, сокрушаясь О пропавшем беглеце. Вот вбежал он запыхавшись, На колени к ней вскочил. «Посмотри, – вскричал он, – мама, Что жуков я наловил!» Глазки радостью светились, И, пунцовый как пион, Хохоча, жуков на волю Выпускал из шапки он, Разноцветный на головке У него венок пестрел; Тот венок схватил он быстро И на мать свою надел. Замер выговор невольно На устах ее. Она Говорит себе: «Уж завтра Распеку я шалуна! А сегодня расцелую…» И целует без конца, И свести не может взора С загорелого лица… А старушка няня смотрит В дверь с сияющим лицом И грозит, смеясь лукаво, Мальчугану букварем! |
