Йорик слушал отца с большим вниманием; к самым причудливым его фантазиям непонятным образом примешивалась приправа мудрости – среди самого непроглядного мрака иной раз вспыхивали у него прозрения, почти что искупавшие все его грехи. – Будьте осмотрительны, сэр, если вздумаете подражать ему!

– Я убежден, Йорик, – продолжал отец, частью читая, частью устно излагая свои мысли, – что и в интеллектуальном мире существует Северо-западный проход[290] и что душа человека может запастись знанием и полезными сведениями, следуя более короткими путями, чем те, что мы обыкновенно избираем. – Но увы! не у всякого поля протекает река или ручей, – не у всякого ребенка, Йорик! есть отец, способный указывать ему путь.

– – Все целиком зависит, – прибавил отец, – понизив голос, – от вспомогательных глаголов, мистер Йорик.

Если бы Йорик наступил на Вергилиеву змею, то и тогда на лице его не могло бы выразиться большее удивление. – Я тоже удивлен, – воскликнул отец, заметив это, – и считаю одним из величайших бедствий, когда-либо постигавших школьное дело, что люди, которым доверено воспитание наших детей и обязанность которых развивать их ум и с ранних лет начинять его мыслями, чтобы задать работу воображению, так мало до сих пор пользовались вспомогательными глаголами – за исключением разве Раймонда Луллия[291] и старшего Пелегрини, который в употреблении их достиг такого совершенства, что мог в несколько уроков научить молодого джентльмена вполне удовлетворительно рассуждать о любом предмете, – за и против, – а также говорить и писать все, что можно было сказать и написать о нем, не вымарывая ни одного слова, к удивлению всех, кто это видел. – Я был бы вам благодарен, – сказал Йорик, прерывая отца, – если бы вы мне это пояснили. – С удовольствием, – сказал отец.

– Наивысшее расширение смысла, допускаемое отдельным словом, есть смелая метафора, – но, по-моему, понятие, которое с нею связано, при этом обыкновенно теряет больше, чем выигрывает; – однако, так или иначе, – если ум наш эту операцию проделал, дело кончено: ум и понятие пребывают в покое, – пока не появится новое понятие – и так далее.

– Применение же вспомогательных глаголов сразу позволяет душе трудиться самой над поступающими к ней материалами, а вследствие легкости вращения машины, на которую эти материалы накручены, открывает новые пути исследования и порождает из каждого понятия миллионы.

– Вы чрезвычайно раззадорили мое любопытство, – сказал Йорик.

– Что до меня, – заметил дядя Тоби, – то я рукой махнул. – Части датчан, с позволения вашей милости, – проговорил капрал, – занимавшие при осаде Лимерика левый фланг, все были вспомогательные. – И превосходные части, – сказал дядя Тоби. – А только вспомогательные части, Трим, о которых говорит мой брат, – отвечал дядя Тоби, – по-видимому, нечто совсем другое. —

– Вам так кажется? – сказал отец, поднявшись с кресла.

Отец прошелся по комнате, сел и… закончил главу.

– Вспомогательные глаголы, которыми мы здесь занимаемся, – продолжал отец, – такие: быть, иметь, допускать, хотеть, мочь, быть должным, следовать, иметь обыкновение или привычку – со всеми их изменениями в настоящем, прошедшем и будущем времени, спрягаемые с глаголом видеть – или выраженные вопросительно: – Есть ли? Было ли? Будет ли? Было ли бы? Может ли быть? Могло ли быть? И они же, выраженные отрицательно: – Нет ли? Не было ли? Не должно ли было? – или утвердительно: – Если, было, должно быть, – или хронологически: – Всегда ли было? Недавно? Как давно? – или гипотетически: – Если бы было? Если бы не было? Что бы тогда последовало? – Если бы французы побили англичан? Если бы солнце вышло из зодиака?

– И вот, если вышколить память ребенка, – продолжал отец, – правильным употреблением и применением вспомогательных глаголов, ни одно представление, даже самое бесплодное, не может войти в его мозг без того, чтобы из него нельзя было извлечь целого арсенала понятий и выводов. – Видел ты когда-нибудь белого медведя? – спросил вдруг отец, обратившись к Триму, стоявшему за спинкой его кресла. – Никак нет, с позволения вашей милости, – отвечал капрал. – А мог бы ты о нем поговорить, Трим, – сказал отец, – в случае надобности? – Да как же это возможно, братец, – сказал дядя Тоби, – если капрал никогда его не видел? – Вот это-то мне и надо, – возразил отец, – и сейчас я покажу, как это возможно.

– Белый медведь? Превосходно. Видел ли я когда-нибудь белого медведя? Мог ли я когда-нибудь его видеть? Предстоит ли мне когда-нибудь его увидеть? Должен ли я когда-нибудь его увидеть? Или могу ли я когда-нибудь его увидеть?

– Хотел бы я увидеть белого медведя! (Иначе как я могу себе его представить?)

– Если бы мне пришлось увидеть белого медведя, что бы я сказал? Если бы мне никогда не пришлось увидеть белого медведя, что тогда?

– Если я никогда не видел, не могу увидеть, не должен увидеть и не увижу живого белого медведя, то видел ли я когда-нибудь его шкуру? Видел ли я когда-нибудь его изображение? – Или описание? Не видел ли я когда-нибудь белого медведя во сне?

– Видели ли когда-нибудь белого медведя мой отец, мать, дядя, братья или сестры? Что бы они за это дали? Как бы они себя вели? Как бы вел себя белый медведь? Дикий ли он? Ручной? Страшный? Косматый? Гладкий?

– Стоит ли белый медведь того, чтобы его увидеть? —

– Нет ли в этом греха? —

Лучше ли он, чем черный медведь?

Мы остановимся всего на две минуты, милостивый государь. – Одолев с вами эти пять томов (присядьте, пожалуйста, сэр, на их комплект – это лучше, чем ничего), мы только оглянемся на страну, которую мы прошли. —

– Какие это были дебри! И какое счастье, что мы с вами не заблудились и не были растерзаны дикими зверями.

Думали ли вы, сэр, что целый мир может вместить такое множество ослов? – Как они рассматривали и обозревали нас, когда мы переходили ручей в глубине этой долины! – Когда же мы взобрались вон на тот холм и скрылись из виду, – боже ты мой, что за рев подняли они все разом!

– Послушай, пастух, кто хозяин всех этих ослов?

– Да поможет им небо! – Как, их никогда не чистят? – Никогда не загоняют на зиму? – Так ревите – ревите – ревите! Ревите на здоровье, – свет перед вами в большом долгу; – еще громче – это ничего; – правда же, с вами плохо обращаются. – Будь я ослом, торжественно объявляю, я бы с утра до вечера ревел соль-ре-до в ключе соль.