– – А хотя бы и так? – отвечал отец. —

– Она не может, – проговорил дядя Тоби, остановившись в двадцати шагах от дверей миссис Водмен, – она не может истолковать это в дурную сторону.

– – Она это истолкует, с позволения вашей милости, – – сказал капрал, – совершенно так же, как вдова еврея в Лиссабоне истолковала посещение моего брата Тома. – —

– – А как она его истолковала? – спросил дядя Тоби, поворачиваясь лицом к капралу.

– Ваша милость, – отвечал капрал, – знает постигшее Тома несчастье, но это дело не имеет с ним ничего общего, кроме того, что если бы Том не женился на вдове – – или если бы богу угодно было, чтобы они после свадьбы начиняли свининой свои колбасы, честного парня никогда бы не подняли с теплой постели и не потащили в инквизицию. – – Проклятое это место, – примолвил капрал, качая головой, – если уж какой-нибудь несчастный туда попал, он остается там, с позволения вашей милости, навсегда.

– Совершенно верно, – сказал дядя Тоби, пасмурно посмотрев на дом миссис Водмен.

– Ничего не может быть хуже пожизненного заключения, – продолжал капрал, – и милее свободы, с позволения вашей милости.

– Ничего, Трим, – сказал дядя Тоби задумчиво. —

– Когда человек свободен, – с этими словами капрал описал в воздухе концом своей палки такую линию – –

Тысячи самых замысловатых силлогизмов моего отца не могли бы доказать убедительнее преимущество холостой жизни.

Дядя Тоби внимательно посмотрел в сторону своего дома и своей заветной лужайки.

Капрал необдуманно вызвал своей палочкой духа размышления, и ему ничего больше не оставалось, как снова его заклясть своим рассказом, что капрал и сделал, прибегнув к следующей совершенно не канонической форме заклинания.

– Место у Тома, с позволения вашей милости, было хорошее – и погода стояла теплая – вот он и начал серьезно подумывать о том, чтобы зажить своим домом; тут как раз случилось, что один еврей, державший в той же улице колбасную лавку, умер от закупорки мочевого пузыря, оставив вдове своей бойкую торговлю. – – Том и подумал (так как все в Лиссабоне по мере сил заботились о своих выгодах), что не худо бы предложить этой женщине свою помощь в ее работе. И вот, без всяких других рекомендаций к вдове, кроме намерения купить в ее лавке фунт колбасы, – Том вышел из дому – рассуждая про себя по дороге, что, пусть даже случится самое худшее, он все-таки получит за свои деньги фунт колбасы, – если же счастье ему улыбнется, он устроится на всю жизнь, получив, с позволения вашей милости, не только фунт колбасы – но также жену – и колбасную лавку в придачу.

– Все слуги в доме, от первого до последнего, пожелали Тому успеха; я, с позволения вашей милости, как сейчас вижу: Том весело идет по улице в белом канифасовом камзоле и в белых штанах, сдвинув шляпу набок, помахивая тросточкой и находя для каждого встречного улыбку и дружеские слова. – – Но увы, Том, ты больше не улыбнешься, – воскликнул капрал, опустив глаза, словно он обращался к томившемуся в подземелье брату.

– Бедный парень! – сказал растроганный дядя Тоби.

– О, это был, с позволения вашей милости, честнейший, беззаботнейший юноша, в жилах которого текла когда-нибудь горячая кровь. – – —

– – Значит, он похож был на тебя, Трим, – с живостью сказал дядя Тоби.

Капрал покраснел до кончиков пальцев – слеза застенчивости – слеза благодарности дяде Тоби – и слеза сокрушения о несчастиях брата выступили у него на глазах и тихонько покатились по щекам; глаза дяди Тоби загорелись, как свеча загорается от другой свечи; взявшись за отворот Тримова кафтана (некогда принадлежавшего Лефевру) как будто для того, Чтобы дать отдых хромой ноге своей, а в действительности чтобы доставить удовлетворение более деликатному чувству, – – он молча простоял полторы минуты, по истечении которых отнял свою руку, а капрал, поклонившись, продолжал рассказ о Томе и вдове еврея.

– Когда Том, с позволения вашей милости, подошел к лавке, там никого не было, кроме бедной девушки-негритянки[441] с пучком белых перьев, привязанных к концу длинной палки, которым она отгоняла мух – не убивая их. – – Прелестная картина! – сказал дядя Тоби, – она натерпелась преследований, Трим, и научилась милосердию. – —

– – Она была добра, с позволения вашей милости, и от природы, и от суровой жизни; в истории этой бедной заброшенной девчурки есть обстоятельства, способные тронуть и каменное сердце, – сказал Трим; – как-нибудь в ненастный зимний вечер, когда у вашей милости будет охота послушать, я вам их расскажу вместе с остальной частью истории Тома, потому что они с нею связаны. – —

– Смотри же, не забудь, Трим, – сказал дядя Тоби.

– Есть у негров душа? смею спросить вашу милость, – проговорил капрал (с сомнением в голосе).

– Я не очень сведущ, капрал, в вещах этого рода, – сказал дядя Тоби, – но мне кажется, бог не оставил бы их без души, так же как тебя или меня. – —

– – Ведь это значило бы чересчур превознести одних над другими, – проговорил капрал.

– Разумеется, – сказал дядя Тоби. – Почему же тогда, с позволения вашей милости, обращаться с черной девушкой хуже, чем с белой?

– Я не вижу для этого никаких оснований, – сказал дядя Тоби. – —

– – Только потому, – воскликнул капрал, покачав головой, – что за нее некому заступиться. – —

– – Именно поэтому, Трим, – сказал дядя Тоби, – – мы и должны оказывать покровительство ей – и ее братьям также: сейчас военное счастье вручило хлыст нам – – у кого он может очутиться в будущем, господь ведает! – – но в чьих бы руках он ни был, люди храбрые, Трим, не воспользуются им бессердечно.

– – Сохрани боже! – сказал капрал.

– Аминь, – отвечал дядя Тоби, положив руку на сердце.

Капрал вернулся к своему рассказу и продолжал его – – но с некоторым замешательством, природа которого для иных читателей, может быть, непонятна: дело в том, что, благодаря многочисленным внезапным переходам от одного доброго и сердечного чувства к другому, он утратил, дойдя до этого места, шутливый тон, придававший его рассказу осмысленность и одушевление; дважды попробовал он взять его снова, но не добился желательных результатов. Наконец, громко кашлянув, чтобы остановить обратившихся в бегство духов веселой шутки, и в то же время пособив Природе с одной стороны левой рукой, которой он уперся в бок, и поддержав ее с другой стороны правой, которую он немного вытянул вперед, – капрал кое-как напал на прежний тон; в этой позе он и продолжал свой рассказ.

– Так как у Тома, с позволения вашей милости, не была в то время никакого дела к мавританке, то он перешел в соседнюю комнату поговорить с вдовой еврея о любви – – и о фунте колбасы; как я сказал вашей милости, будучи человеком открытой души и веселого нрава, все помыслы которого были написаны на лице его и в каждом движении, он взял стул без долгих церемоний, но в то же время с большой учтивостью, придвинул его к столу и сел возле вдовы.

– Нет ничего затруднительнее, как ухаживать за женщиной, с позволения вашей милости, когда она начиняет колбасы. – – Том завел о них разговор; сперва серьезно: – «как они начиняются – – каким мясом, какими травами и пряностями», – потом с некоторой шутливостью: – «Какие для них берутся кишки – не бывает ли, что они лопаются. – – Правда ли, что самые толстые всегда самые лучшие», – – и так далее – стараясь только скорее недосолить, нежели пересолить то, что он говорил о колбасах, – – чтобы сохранить за собой свободу действий. – —

– Пренебрегши именно этой предосторожностью, – сказал дядя Тоби, положив руку на плечо Трима, – граф де ла Мот[442] проиграл сражение под Виннендалем; он слишком поспешно устремился в лес; не сделай он этого, Лилль не попал бы в наши руки, так же как Гент и Брюгге, последовавшие его примеру; надвигалась зима, – продолжал дядя Тоби, – и погода настолько испортилась, что если бы не такой оборот событий, наши войска наверно погибли бы в открытом поле. – —