И здесь самую важную роль играло отношение участника к вопросу. Эксперимент выявил различия: эмоциональная вовлеченность влияет на мнение зрителя и его восприятие информации (которая, вполне вероятно, может быть и неправильной). Большинство людей, наверное, согласятся, что донорство органов – социально значимый поступок; если телесериалы поощряют его – это к лучшему. Но проблема в том, что такого рода влияние может послужить и аморальным целям. Именно так распространяются всяческие псевдонауки, истерии, связанные с прививками, и медицинское шарлатанство.
В другом эксперименте исследователи хотели выяснить, оказывает ли кино такое же воздействие на зрителя. На этот раз в качестве модели послужило курение. Если зритель прочно ассоциирует себя с героем фильма, повлияет ли на него имидж героя и изменит ли его мнение насчет курения?
Оказывается, повлияет. Большая степень идентификации себя с курящим героем вызывает: 1) более прочные «имплицитные ассоциации[3]» между зрителем и курением (и у курильщиков, и у некурящих); 2) повышенный стимул для курильщиков закурить сигарету.
Исследователи заключили, что при просмотре фильма мы зачастую ассоциируем себя с одним из героев по ряду причин. Его эмоции и поступки притягивают нас, и мы «влезаем в его шкуру» и подвергаемся его влиянию. Чем сильнее это ассоциирование, тем большему воздействию мы подвержены и тем больше подстраиваем свое поведение.
Сила метафоры
Одна из самых мощнейших сил, оказывающая влияние на наше мышление, заключена в нашем языке. Это метафоры. Представьте, что мы с вами разговариваем о городах, которые посетили или хотели бы посетить, и я упоминаю один город, в котором еще не был, но вы уже ездили. Вы говорите: «Это огромная вонючая клоака, наполненная мусором и всевозможной грязью». Мой мозг тут же рисует картинку мутного отстойника, покрытого отбросами, заваленного мусором и кишащего крысами и тараканами. Насколько близко выбранная вами метафора описывает город – еще вопрос, но через пару минут разговора это уже неважно. Вы уже дали мне метафорическую базу для создания образа, который теперь ассоциируется у меня с этим городом. Однажды я, возможно, посещу его и пойму, что ваша метафора была неправильной, или же полностью соглашусь с ней. Но до тех пор – или пока я не натолкнусь на какую-нибудь информацию, противоречащую вашему описанию, – образ будет жить в моем мозгу. И даже после мне будет очень трудно противостоять его действию.
Такова сила метафоры, причем ее воздействие настолько тонко и подспудно, что мы едва замечаем его.
Исследователи Пол Тибодо и Лера Бородицки из Стэнфордского университета продемонстрировали, насколько сильным может быть воздействие метафоры на наше восприятие, проведя ряд экспериментов. Сначала 482 студентов попросили прочитать один из двух отчетов о криминальной обстановке в городе Аддисон. Позднее им нужно было предложить методы решения проблемы. В первом отчете преступность описывалась как «дикое чудовище, пожирающее город» и «скрывающееся в подворотнях». После прочтения этого отчета 75 % участников в качестве решения проблемы предложили ужесточить наказания, построить больше тюрем и призвать на помощь армию. Только 25 % студентов предложили провести социальные реформы: укрепить экономику, улучшить образование, обеспечить хорошее здравоохранение. Второй отчет содержал те же цифры, но преступность называлась «вирусом, поразившим город» и «заражающим» общество. После его прочтения только 56 % респондентов выбрали ужесточение законов, а 44 % предложили социальные реформы.
Интересно, что очень немногие из участников осознавали, насколько на них влияют эти описательные метафоры. Когда Тибодо и Бородицки попросили их определить, какая часть текста наиболее сильно повлияла на их решение, большинство респондентов указало на статистику преступлений, но никак не на язык. Только 3 % участников обратили особое внимание на метафоры. Исследователи подкрепили этот результат дополнительными экспериментами, в которых использовались те же отчеты, но без выразительных слов. Преступность сравнивалась с чудовищем или вирусом только единожды, но тенденция повторилась.
Исследователи также узнали, что сами по себе слова без определенного контекста не оказывают влияние на участников. После того, как Тибодо и Бородицки попросили участников придумать синонимы к словам «чудовище» или «вирус» перед прочтением идентичных отчетов, выбор участников не изменился. Другими словами, метафоры «срабатывали», только если встречались непосредственно в тексте. Однако если они появлялись в конце отчета, то не оказывали заметного воздействия.
Как язык формирует наше восприятие
Шекспир писал: «Что в имени? Как розу ни зови – в ней аромат останется все тот же». Профессор психологии Стэнфордского университета Лера Бородицки готова с этим поспорить. Сосредоточив внимание на различии грамматических родов немецких и испанских слов, Бородицки провела исследование воздействия на нас категории грамматического рода.
Возьмем слово «мост». В немецком языке «мост» (die Brucke) – существительное женского рода; в испанском – мужского (el puente). Бородицки обнаружила, что, если немца попросить описать мост, он использует слова «красивый», «изящный», «грациозный». Испанец же употребит слова «сильный», «прочный», «крепкий». И наоборот: слово «ключ» – мужского рода в немецком и женского – в испанском. Немец при описании ключа употребляет слова «шероховатый», «тяжелый», «твердый», «металлический»; испанец же – «затейливый», «золотой», «изящный». Бородицки даже придумала свой собственный язык («Гумбузи»), приписав словам грамматические роды наобум. Через день после изучения участниками нового языка можно было наблюдать, как на описания существительных влияет приписанный им грамматический род. Исследование Бородицки показывает, что грамматические категории, усваиваемые нами с самого раннего возраста, значительно влияют на наше восприятие мира.
Так насколько же мы податливы?
Если после прочтения этой главы вы все еще сомневаетесь, что наш мозг подвержен огромному количеству воздействий, то читайте дальше. Следующие строки могут стать решающим доводом. Что, если я скажу вам, что на ваши суждения о «плохом» или «хорошем» значительно влияет тот факт, правша вы или левша? И это уже не новость! Недавние исследования показали, что мы склонны делать суждения, основываясь на том, какая сторона мозга является у нас ведущей. Правши выбирают объекты, которые находятся справа, а левши – слева. Но почему? Эти предпочтения «запрограммированы» в нас или формируются с обучением? Ученые Даниэл Кассанто и Эвангелиа Крюсикоу из Новой школы социальных исследований и Пеннсильванского университета решили изучить этот вопрос с помощью ряда экспериментов.
Чтобы ответить на первый вопрос (запрограммированы ли в нас эти тенденции?), исследователи набрали тринадцать добровольцев – праворуких пациентов, страдающих церебральными нарушениями, при которых одна сторона тела была ослаблена или парализована. Пять из них остались правшами. Остальные «потеряли» правую сторону и благополучно стали левшами. Участникам показали рисунок, на котором был изображен некий персонаж: он сидел между двумя пустыми коробками и говорил, что любит зебр и думает, что они хорошие, но ненавидит панд и думает, что они плохие (или наоборот). Затем их спросили, какое животное им больше нравится и в какую коробку – правую или левую – они бы положили его. Все праворукие пациенты положили «хорошее» животное в правую коробку. Все левши, за исключением одного, положили его в левую коробку. По-видимому, предпочтения мозга (правая или левая сторона) можно изменять.
Но благодаря чему происходят эти изменения – благодаря устройству нервной системы или благодаря обучению? Для ответа на этот вопрос ученые провели эксперимент с 56 здоровыми правшами. Половину из них попросили надеть лыжную перчатку на правую руку, а половину – на левую. Затем их попросили вытягивать домино из коробки – по две за раз, каждой рукой по одной штуке – и симметрично ставить их на стол. Если костяшка домино падала, нужно было поставить ее соответствующей рукой. Другими словами, половину правшей превратили на время эксперимента в левшей. Затем их препроводили в другую комнату и попросили пройти вышеописанное задание с животными. Результат: три четверти участников со свободной правой рукой положили хорошее животное в правую коробку; две трети «временных левшей» – в левую коробку. Понадобилось всего двенадцать минут «обучения», чтобы изменить предпочтения правшей в «левую сторону»!
