— Ты получил удовольствие. Теперь уходи.
Сомерс сел, глядя на мое платье и нижние юбки, задравшиеся выше бедер, на порванные панталоны, свисающие с одной ноги. Мои волосы, мокрые от пота, прилипли к щекам.
Сомерс с трудом встал с кровати, рывками размотал поводок и выронил его. Затем натянул кальсоны и брюки, застегнул их дрожащими пальцами. Он попытался заговорить, облизнул губы и прокашлялся.
— И все-таки ты не железная, — сказал он. — Я довел тебя до слез.
Я прикоснулась к лицу, оно было мокрым. На губах ощущался соленый привкус.
— Не следует злить меня, Линни, — продолжал мой муж. — Может быть, в конце концов ты это поймешь.
Я одернула платье и повернулась на бок.
— Мне нужна Малти, — тихо произнесла я. — Пришли ее ко мне. Мне необходимо помыться, чтобы избавиться от твоего семени.
Сомерс ушел и появился только вечером следующего дня, осунувшийся и помятый. Мы не разговаривали целую неделю.
В первых числах сентября я уже сидела в растрескавшемся кожаном кресле в кабинете доктора Хаверлока. Доктор оказался стариком со слезящимися глазами, на его пиджаке и на галстуке виднелись жирные пятна. Очень насыщенный цвет лица свидетельствовал о предрасположенности к апоплексии. Доктор чистил ногти небольшим скальпелем. Он проработал здесь уже больше двадцати лет, о чем мне сообщила миссис Уотертоун, когда я созналась ей, что должна показаться врачу.
Она с сияющим лицом схватила меня за руки.
— Так значит, это?..
— Полагаю, что да, — ответила я.
Ее очень обрадовала эта новость. По правде говоря, она единственная из всех женщин по-прежнему приглашала меня к себе в гости. Я думаю, несмотря на все неудобства, которые я ей причинила, она испытывала ко мне симпатию.
— Я уже начала о вас беспокоиться. Этот климат создает определенные трудности… Вы должны проявлять осторожность и ни в коем случае не перетруждать себя. На вашем месте я легла бы в постель и оставалась там до окончания срока.
Доктор Хаверлок откинулся на спинку своего потертого кресла.
— Чем я могу вам помочь?
— Я уже довольно продолжительное время плохо себя чувствую по утрам, — сказала я дрожащим голосом, глядя в пол. — И иногда совсем без причин у меня начинает ужасно кружиться голова. А сегодня утром, когда я почувствовала запах бекона, который мой муж ел на завтрак, я…
— Довольно, — прервал меня мистер Хаверлок. — Полагаю, вы ждете ребенка.
Он взял солидную щепоть нюхательного табака из небольшой лакированной табакерки, стоявшей на столе, и шумно втянул ее носом.
— Это ваш первенец?
Я кивнула.
— Еще есть вопросы?
На этот раз я покачала головой.
— Но… но вам же не придется меня… осматривать? — спросила я, старательно изображая на лице смущение.
— В этом нет никакой необходимости. Симптомы вполне ясны. Нужно только подсчитать, когда ваш ребенок появится на свет. Когда у вас последний раз были месячные?
— В начале июля, — опустив глаза, солгала я.
Доктор принялся изучать засаленный календарь.
— Значит, ребенка ожидайте в последних числах марта.
Мистер Хаверлок встал, выпрямился и достал из кармана жилета круглые серебряные часы. Он щелчком открыл крышку и посмотрел на циферблат.
— Ну вот и все, миссис… как вы назвались?
— Инграм. Миссис Сомерс Инграм.
Лицо доктора Хаверлока прояснилось, и он впервые взглянул на меня с интересом. Он отряхнул с рукава табачные крошки.
— Ах да, Сомерс Инграм. Ну… Ну тогда, полагаю, эта новость сделает вашего мужа счастливым.
— Да.
Я забрала перчатки и ридикюль и направилась к двери. Доктор Хаверлок последовал за мной.
— Если у вас возникнут какие-либо неприятные ощущения, сразу же обращайтесь ко мне.
Теперь, после упоминания имени Сомерса, голос доктора потеплел.
— Старайтесь как можно больше отдыхать. Не ешьте острого, и никаких расстройств или истерик. Через семь с половиной месяцев все закончится.
Он по-отцовски улыбнулся, похлопав меня по плечу.
— Роды — это довольно грязное дело, но без этого, боюсь, не обойтись.
Я заставила себя улыбнуться.
— Спасибо вам, доктор Хаверлок.
Он открыл передо мной дверь.
— Миссис Инграм, когда начнутся схватки, пошлите за помощью к одной из наших женщин, не доверяйте этим индийским повитухам.
— Ну конечно же, доктор Хаверлок, — ответила я сладким голосом. Но как только за спиной тяжело захлопнулась дверь, моя улыбка исчезла.
* * *
Вечером, когда я рассказала обо всем Сомерсу, его лицо отразило целую бурю эмоций: удивление, испуг, подозрение.
— Как это? Ты ждешь ребенка?
— Разве ты забыл, Сомерс? Та ночь, поводок Нила, когда ты…
Он поднял вверх ладонь.
— Хорошо, хорошо. Проклятье! Я не хочу ребенка, Линни. Я же сказал тебе, что у нас не будет детей.
— Ты также сказал, что никогда ко мне не притронешься.
Он сел, вытянув ноги.
— Я совсем не заинтересован в том, чтобы становиться отцом.
Я ждала.
— Ладно, — произнес Сомерс наконец, — все равно теперь с этим уже ничего нельзя поделать. Может, хоть это тебя наконец успокоит.
Я кивнула.
— Возможно.
18 сентября 1832 года
Милый Шейкер,
мои поздравления вам с Селиной.Я очень обрадовалась, узнав о вашей помолвке.Ты не написал, когда вы собираетесь пожениться. Надеюсь, скоро?
Я возвратилась из Симлы намного раньше, чем предполагалось.Уверена, новость о трагической смерти Фейт уже дошла до Ливерпуля.Это так ужасно, Шейкер, и я не уверена, что когда-нибудь сумею оправиться от этого удара.Я вспоминаю о ней каждый день.Я говорила с ее мужем.Я все время молюсь за него, ведь он добрый и хороший человек, который очень любил Фейт и теперь убит горем.
Как здорово, что ты можешь отправиться в Лондон, чтобы брать некоторое время уроки у известного доктора Фредерика Квина[42].Я с нетерпением буду ждать известий о его гомеопатической практике на Кинг-стрит (насколько я помню, она начинается уже в этом месяце) и о том, чему ты там научишься.
Несмотря на окутывающий меня саван печали —и, я уверена, Селина чувствует себя так же, —из-за смерти Фейт, я не сомневаюсь, что бедняжка желала бы нам счастья.Кажется, тебя заинтересовали и порадовали новые возможности медицины, а Селина станет для тебя чудесной спутницей жизни.У меня тоже есть маленькая радостная новость.Я жду ребенка и очень счастлива по этому поводу.
С наилучшими пожеланиями,
Линни
P. S. Настойка, приготавливаемая из листьев асаганда —скромного кустарника, известного в Англии как физалис, или песья вишня, —используется при лихорадках и как успокоительное средство при волнениях.
Мы с Сомерсом никогда не говорили о моей беременности, хотя порой я замечала, как он с тревогой смотрит на мой растущий живот. Я послала Малти с запиской к Нани Меера, попросив помочь мне, когда придет время рожать, и предложив ей временно переехать к нам, правда, конечно, в одну из хижин для прислуги. Именно здесь, в одной из маленьких чистых комнат, она ощупывала меня теплыми сухими руками и говорила, что беременность протекает хорошо. Я рассказала ей, что уже рожала однажды, и Нани Меера уверила меня, что в таком случае на этот раз все пройдет гораздо легче.
Шли месяцы. Я чувствовала небывалое умиротворение. Я отсылала обратно приглашения, которые приходили нам с Сомерсом, — он часто посещал званые вечера один, — принося свои извинения и ссылаясь на беременность. Почти все время я проводила сидя на веранде. Сумерки в Калькутте наступали быстро, и я, ожидая, когда первое дуновение ночного ветра потревожит листья, слушала стрекот сверчков, кваканье лягушек и размышляла над тем, слышно ли все это ребенку. Когда с началом Прохладного сезона жара спала и иголка уже не выскальзывала из потных пальцев, я с помощью Малти принялась за шитье. Я готовила приданое для ребенка: крошечные распашонки, шапочки и белье.