— Я видела Чарлза вчера.

— Он очень сильно страдает. Чарлз часто приходит сюда, однако я мало чем могу ему помочь.

Встретиться с Чарлзом без ведома Сомерса оказалось нелегкой задачей, но, тщательно продумав план и обменявшись множеством записок, мне это удалось. Чарлз ждал меня у практически безлюдной чайной комнаты, которую посещали внештатные сотрудники компании. Мы смотрели друг на друга, и слезы катились у нас по щекам.

Чарлз похудел, и его мятая одежда висела на нем, как на вешалке. Его волосы выглядели так, словно сегодня он забыл причесаться, а лицо казалось небритым. Когда мы смогли взять себя в руки, Чарлз провел меня к столику возле окна и нам удалось побеседовать. Однако у нас не было необходимости притворяться. Чарлз взял меня за руки и попросил рассказать ему о каждой минуте, проведенной с Фейт в Симле. Что она говорила и как выглядела. Я попыталась приободрить его счастливыми воспоминаниями, но знала, что мое присутствие причиняет ему боль. Я сказала ему, что Фейт целыми днями говорила только о нем, с огромной любовью, что она строила планы их дальнейшей жизни и предполагала, что они никогда не расстанутся. Мне пришлось солгать Чарлзу. Я знала, что не должна говорить ему о том, что Фейт держала от него в секрете, — о том, что она носила его ребенка, — так как это лишь усилит его страдания. Он заставил меня подробно описать последние минуты ее жизни, сказав, что не сможет успокоиться, пока не узнает об этом, и я придумала еще одну ложь о том, что гибель Фейт была легкой и безболезненной. Что падение длилось всего лишь долю секунды и смерть наступила мгновенно. И что Фейт пела, наслаждаясь прогулкой, буквально до самого несчастного случая.

Когда у Чарлза наконец иссякли вопросы, а у меня слова, я спросила у него, как можно найти Нани Меера. Он не спрашивал, каким образом я узнала о ней и по каким причинам мне необходимо с ней встретиться.

Затем мы расстались, и Чарлз посмотрел мне в лицо блестящими от слез глазами. Я знала — и понимала, что он тоже это знает, — что для нас обоих будет лучше, если эта встреча окажется последней.

Нани Меера повернулась к другой женщине.

— Йали, пожалуйста, принеси арбуз для миссис Инграм.

Женщина молча встала, переложила ребенка с колен и исчезла за янтарными бусами. Из другой комнаты тут же донеслись тихое пение и звон кухонной утвари.

— Расскажите мне, пожалуйста, о цели вашего визита, миссис Инграм, — попросила Нани Меера, опускаясь на другой стул и жестом предлагая мне снова сесть.

— Пожалуйста, называйте меня Линни, — сказала я, сев на край стула и теребя черную шелковую оборку подушки.

— Мне трудно говорить об этом, — созналась я наконец. — Я никому не рассказывала о…

Я замолчала, потому что в комнату вернулась Йали, неся белую тарелку с толстыми алыми ломтями арбуза и еще одну, с плоским, покрытым сахарной глазурью печеньем.

— Вы можете продолжать. Йали — моя помощница и дочь, — с улыбкой сказала Нани Меера. Молодая женщина улыбнулась в ответ, поставила поднос на комод и ушла. По другую сторону бус снова раздалось пение.

— Уверяю вас, Линни, я выслушаю любую историю и не стану вас осуждать. — Нани Меера окинула меня изучающим взглядом. — Вы что, желаете избавиться от ребенка, которого носите под сердцем?

От неожиданности у меня открылся рот, а руки непроизвольно потянулись к животу.

— Нет.

Я опустила взгляд, затем снова посмотрела на Нани Меера.

— Но ведь это еще неясно. Я не уверена, что беременна. Пока не уверена.

— Пожалуйста, успокойтесь. Это работа всей моей жизни. Я вижу то, что недоступно остальным. Так значит, этот ребенок желанный?

— Да. — Я инстинктивно почувствовала, что ей можно доверять. — Но он не от моего мужа.

— Вы в этом уверены?

— Да.

— Вашему мужу известно о ребенке?

— Нет. Он не должен знать. Пока.

— Тогда чем я могу вам помочь?

— Я хочу, чтобы мой муж подумал, что это его ребенок. У меня нет другого выхода.

— А что насчет его отца?

Я сделала глубокий вдох.

— Он… он принадлежит другому миру. Мы никогда больше не сможем быть вместе. Моему мужу неизвестно о его существовании.

— Если ваш муж не подозревает о настоящем отце ребенка, тогда в чем же трудность? Почему он должен решить, что ребенок не его?

Замолчав, я принялась разглядывать обезьянок из слоновой кости на дверцах буфета.

— Мой муж не прикасается ко мне. Он получает удовольствие с другими мужчинами. Наш брак никогда не был полноценным.

В этой женщине было нечто такое, отчего правду было говорить гораздо легче, чем я предполагала.

Нани Меера оглядела мои волосы, лицо, руки, неподвижно лежащие на коленях.

— Его лингам не имеет силы с тобой?

— Да. Кроме тех случаев…

Она ждала.

— …когда он причиняет мне боль — когда он меня избивает, то хочет взять меня, грубо, как животное, однако ему никогда не удается… преуспеть в этом.

Нани Меера покивала, постучав по подбородку указательным пальцем.

— Думаю, я смогу тебе кое-чем помочь, но остальное будет зависеть только от тебя.

Нани Меера подошла к высокому буфету, открыла дверцы и пробежалась пальцами по многочисленным маленьким ящичкам, помеченным неразборчивыми знаками.

— В Индии много известных и малоизвестных лекарственных растений. Некоторые из них можно использовать как во благо, так и во вред.

Она выбрала один из ящичков, выдвинула его и достала длинную плоскую жестянку, затем взяла белый квадратный лоскут льняной ткани. Нани Меера отодвинула крышку жестянки и положила в центр лоскута большую щепоть коричневого порошка.

— Что это?

— Это гашиш, легкий афродизиак, изготавливаемый из индийской конопли. Он обеспечивает продолжительность любовного акта.

Она открыла другой ящичек и повторила свои действия.

— Толченые семена баньяна[41] — это тоже афродизиак. И теперь… — Нани Меера добавила в снадобье еще один порошок. — Совсем чуть-чуть растертых листьев дурмана. Это очень сильный яд, с ярко выраженным успокоительным действием, поэтому его нужно использовать очень осторожно.

Нани Меера завязала ткань в маленький тугой узелок и отдала его мне.

Я глядела на мешочек.

— Убедись, что твой муж примет все это количество за один раз. Он англичанин, поэтому, я полагаю, он употребляет алкогольные напитки?

Я кивнула.

— Высыпь порошок ему в выпивку и тщательно размешай. Он ничего не заметит, а алкоголь усилит эффект. Как только он выпьет, ты должна сделать все, что необходимо, чтобы привести его в то состояние, о котором мы говорили. Он может немного удивиться, однако без труда справится со своей задачей, и, возможно, даже несколько раз.

Я снова кивнула.

— Ты сейчас на раннем сроке беременности? Шесть или семь недель?

— Да.

— Тебе придется тщательно следить за собой и не перенапрягаться, чтобы не родить преждевременно, как это часто случается с англичанками. Можно обмануть твоего мужа на месяц или чуть больше, однако, если ребенок родится здоровым слишком рано, даже у самого несведущего мужчины могут возникнуть вопросы. — Она посмотрела мне в глаза. — Ты сказала, что отец ребенка принадлежит другому миру. Если он индус, тогда ребенок может родиться…

— Он не индус, — перебила я ее, думая о темных глазах и волосах Дауда, о его светлой коже в тех местах, где она не была тронута солнцем.

Мне оставалось только молиться, чтобы несходство ребенка с Сомерсом не было слишком явным. К счастью, у моего мужа тоже были темные глаза и черные волосы.

— Хорошо. Как ты добралась до моего дома? — спросила Нани Меера.

— Я наняла рикшу. Это все, что мне удалось найти. Мой визит сюда должен оставаться тайной.

— Открытая повозка — это не самое лучшее средство передвижения в такую жару. Я попрошу Йали сходить за закрытым паланкином.

Нани Меера прошла сквозь зазвеневшие бусы, и я услышала, как они с дочерью перешептываются. Затем Нани снова появилась передо мной с большим стаканом водянисто-белой жидкости.