Скривившись, я перекинула одну ногу через конскую спину.

— Если бы я могла сидеть вот так, то чувствовала бы себя намного лучше.

Патан поднял глаза к небу.

— Мы скакали не так быстро, как я рассчитывал, из-за того что Расулу пришлось везти еще и тебя. Впереди нас ожидает трудная дорога. Ты не сможешь сидеть вот так на лошади без седла. Почему ты этого хочешь?

Я сползла со спины Расула. Мне не хотелось признаваться этому смуглому незнакомцу, что моя кожа покрылась язвами от натертых волдырей.

— Я никогда так не ездила. Как мужчина. Это причиняет мне боль.

Он издал звук, выражавший отвращение.

— Тогда возьми это и сядь на него.

Патан развязал свой кушак.

— Сейчас не время так себя вести, с этой неуместной ложной скромностью, — добавил он, когда я заколебалась.

Патан сунул мне в руки кушак.

Я сложила его в несколько слоев, приподняла сзади юбку и подложила свернутую шерстяную ткань себе в панталоны. Затем я кивнула патану, и он снова усадил меня на Расула.

Толстая ткань кушака смягчила неприятные ощущения, но теперь мне пришлось держаться за талию патана. Он снова пустил Расула галопом, но ненадолго. Скоро я увидела горную вершину на фоне яркого синего неба. Подножье горы скрывал туман. Огромные ели и валуны казались отсюда точками. Расулу пришлось медленно взбираться по каменистому склону все выше и выше. Воздух становился прохладнее. Затем начался короткий, но крутой спуск. Расул осторожно спускался, напрягаясь и приседая на задние ноги. Из-под его копыт срывались камешки и комья земли и катились по склону впереди нас. Сила притяжения заставила меня прильнуть к спине патана. Я прижалась к его жилету щекой, чувствуя, как бьется его сердце. От него пахло п'отом и соснами, лошадьми и ветром.

Впереди нас лоскутным одеялом раскинулось плато, а за ним из тумана снова поднимались дрожащие и расплывчатые холмы предгорья. Наконец патан остановил Расула возле узкого, обрамленного ивами озера. Откуда-то доносился плеск воды. Я обернулась и обнаружила его источник — небольшой водопад возле дальнего берега. Землю под копытами Расула покрывал ковер из земляники и водосбора. За зеленой горной цепью оранжевыми и алыми полосами пламенело закатное небо. Я подумала о зарисовках швейцарских пейзажей, которые я видела в книгах в библиотеке. Даже красота Симлы не могла сравниться с тем, что открылось моему взору. И в то же время мой восторг был омрачен мыслями о Фейт, которые не давали мне покоя. Боль утраты не оставляла меня ни на секунду.

— Дальше мы сегодня не поедем, — прервал мои раздумья патан. — Впереди еще много часов пути, а дорога в темноте слишком опасна.

Я слезла с лошади.

— Жди меня здесь, — сказал патан и уехал.

Я напилась воды из озера, вымыла руки и лицо, а затем стоя смотрела на отражение холмистого предгорья в неподвижной воде. Возвратился патан, неся с собой седельную сумку, украшенную иглами дикобраза, с которой он отряхивал листья и тонкие веточки. Я решила, что патан постоянно останавливался в этом месте и сделал здесь тайник.

Оставив Расула пастись на высокой траве, патан присел возле меня на корточки и вынул из сумки кусок чистой белой ткани. В ней оказался кусок твердого белого сыра. Затем патан достал нож, разрезал сыр на две части и одну из них протянул мне. Со своей долей патан расправился за несколько секунд.

— Озеро мелкое, и в нем полно рыбы. Ты соберешь фрукты и ягоды, — распорядился он.

Снова порывшись в сумке, он извлек оттуда небольшой кусок кожи, свернутый и перевязанный ремешком. Патан вручил его мне, произнеся неизвестное слово. Я молча смотрела на сверток. Тогда патан взял его и развязал. Внутри я увидела блестящую темную массу.

— Это для лошадей. От ран и ушибов. Воспользуйся им.

Он указал на мое плечо и на юбку.

Я взяла лекарство и направилась к роще из невысоких деревьев. Некоторые из них цвели, а на других уже висели небольшие плоды. Здесь озеро плавно изгибалось, и ветви ив нависали прямо над прозрачной, синей, как сапфир, водой. Они скрывали меня от посторонних взглядов.

Я оглянулась, чтобы посмотреть на патана, но сквозь кружево листьев смогла разглядеть только белое пятно его рубашки. Он ходил по берегу. Прохладная вода тихо плескалась о поросший травой песок. Я расстегнула платье и выбралась из него. В этой покрытой грязью и окровавленной засаленной тряпке невозможно было узнать тот простой, накрахмаленный чистый предмет одежды, который я надела два дня назад. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Оставаясь в нижней рубашке и юбке, я расстегнула высокие кожаные сапожки и стянула их со вздохом облегчения. Я сняла и чулки и пошевелила пальцами в теплом песке, наслаждаясь его мягкостью.

Несмотря на то что мои волосы были растрепаны, в них еще оставалось несколько шпилек. Я вытащила их и бросила на песок. Затем я стянула панталоны и вынула из них кушак патана. Мою кожу овевал теплый вечерний воздух, над головой пролетел зимородок. Я подобрала платье, панталоны и чулки и ступила в воду одной ногой, затем другой. Дно озера покрывали скользкие камешки и мягкий ил. Я медленно вошла в воду. Раньше мне никогда не приходилось купаться в реке или в озере. В моем распоряжении всегда было только то количество воды, которое помещалось в цинковой или медной ванне. Я вошла еще глубже, и моя нижняя юбка всплыла. Прохладная вода обожгла недавно лопнувшие волдыри. Зайдя в воду по пояс, я оставила свою одежду плавать в озере и, наклонившись, попыталась под водой распутать сбившиеся волосы. Затем я тщательно выстирала платье и чулки. Панталоны оказалось труднее отчистить, поскольку они заскорузли от крови и гноя.

Наконец я выбралась на берег, вытерлась кушаком патана и смазала плечо и открытые язвы вонючим лошадиным лекарством. После этого я отжала платье и с трудом натянула его на себя, поверх мокрой нижней юбки и рубашки. Панталоны я не стала надевать и взяла их с собой вместе с чулками, сапожками, кушаком и лекарством.

Патан стоял на небольшом камне, в нескольких футах от берега, остругивая ножом конец тонкой палки. На берегу уже бились несколько рыбин. Пока я на него смотрела, он занес над головой заостренную палку и с силой вонзил ее в воду. Когда патан так же быстро вытащил ее из озера, на конце палки извивалась большая рыба с радужной, сверкающей, словно металл на солнце, чешуей. Патан снял пойманную рыбу и ловко бросил ее на берег.

Я положила на землю принесенные вещи и направилась к деревьям, на раскидистых ветвях которых было много маленьких твердых слив. Я рвала их и складывала в мокрый подол.

Тем временем патан, сидя на корточках, разделывал пойманную рыбу на плоском камне, закапывая головы и внутренности в песок.

Подойдя к нему, я вытряхнула подол, и сливы покатились на песок, словно камешки. Он взглянул на меня, затем полез в сапог и вынул оттуда кремень. Патан сложил тонкие веточки и кусочки трута и развел огонь.

Вскоре мы ели хрустящую рыбу, сливы и мелкую сладкую землянику, что росла вокруг. Костер был большим, и тьма отступила. Я подержала ноги у огня, чтобы согреть их, а затем надела сухие чулки и сапоги.

Неожиданно я поняла, что не хочу есть. Я наслаждалась чистотой своего тела. Плечо беспокоило меня, только когда я делала резкие движения. Я довольно удобно устроилась, подогнув под себя ногу.

По-настоящему сильную боль мне причиняли мысли о Фейт. Это я во всем виновата. Если бы не я, она осталась бы жива. Она сидела бы в саду «Констанция-коттедж» и читала бы книгу. Это я позволила ей осуществить ее план. Фейт была моей единственной настоящей подругой, а я не смогла ее спасти.

Отовсюду доносились загадочные звуки — в подлеске шуршали мелкие зверьки, какое-то более крупное животное осторожно ходило вокруг нас кругами. Издалека донесся предупреждающий крик шакала, а высоко над головой пробормотала что-то ночная птица. Расул вздрогнул и заржал. Патан сказал ему несколько слов на незнакомом языке, и конь притих.

— На каком языке ты с ним разговариваешь? — спросила я.