Теперь же, вместо того чтобы убивать время за чаем с пирожными в известном кафе «У Пелити», как миссис Партридж, живущая снами в бунгало, или ходить по английским магазинам, я отправляюсь на индийский базар и покупаю там всевозможные продукты.Теперь я разбираюсь в фруктах и овощах, которые были мне неизвестны, когда я только приехала в Калькутту.Затем я, пошатываясь под тяжестью корзины, наполненной бамией[31], баклажанами, ямсом и манго, возвращаюсь домой, чтобы торжествующе поставить ее на земляной пол кособокой хижины, служащей нам кухней, перед священнодействующим там Дилипом.

Мне пришлось несколько недель уговаривать Дилипа поделиться со мной кулинарными премудростями, но в конце концов он согласился.Думаю, это произошло в основном благодаря тому, что я теперь довольно непринужденно могу говорить на хинди.Я стараюсь ничем не выказывать удивления или беспокойства — например по поводу едкого запаха горчичного масла, на котором он готовит, или сладковатого вонючего дыма от даали — очага, растапливаемого сухим навозом.Индийская печь представляет собой полый куб, выложенный из кирпичей, с отверстием для горшка наверху и с дверцей для дыма сбоку. Когда Дилипу требуется духовка, он ставит сверху на печь железный ящик.

Сначала повар сказал мне, что, как всем известно, мэм-саиб не умеют готовить и поэтому он думает, что я просто собираюсь за ним шпионить.Может, я подозреваю его в каких-то злодействах? — спросил он, прищурившись. —Может, я думаю, что он размешивает яйца для рисового пудинга собственными пальцами или цедит бульон сквозь свой тюрбан? Или совершает что-то еще более ужасное? Неужели я поверила сплетням об обидевшемся бобажи, который якобы подмешал в карри толченое стекло и добавил белладонну в кеджери[32]?

Я рассмеялась, услышав его слова, взяла кирпич и принялась отбивать им кусок баранины, лежавший на доске.Повар долго на меня смотрел, но в конце концов согласился показать, как готовят индийские блюда, — только если это останется между нами. Ну вот опять, Шейкер. Моя жизнь снова обрастает секретами.

Так что теперь я знаю рецепт острого перченого индийского супа, карри из козлятины и рыбного кеджери.Под руководством Дилипа ясмешиваю ингредиенты вблестящих медных деки иготовлю на кирпичной плите.

Мы с Фейт едим то, что я готовлю (в те дни, когда Фейт удается заставить поесть), —я призналась ей, как провожу время, —но мы и словом не обмолвились об этом миссис Партридж.Она постоянно ходит по магазинам, где продают готовую английскую еду, и приносит домой холодные пироги с дичью, жареных цыплят и вареный язык.Миссис Партридж старательно прячет от посторонних глаз свои коробки с индийскими сладостями —она боится признаться нам, что питает слабость к самбуку, пирожным с начинкой из сыра и миндаля, и к нежной выпечке, наполненной толчеными финиками, и горячо отрицает свое отношение к большой коробке дол-дол, найденной уборщиком под диваном.

Шейкер, в Симле на меня снизошло некое умиротворение.Здесь я свободна.Днем, выходя всад, янадеваю только простое хлопчатобумажное платье.По правде говоря, яотказалась от корсета икринолина.Миссис Партридж взирает на меня сотвращением, но какое мне до этого дело? Покачиваясь вгамаке сНилом под боком, ячитаю или рассматриваю пушистые белые облака, которые собираются низко над горами, азатем, подхваченные ветром, уплывают прочь длинными растрепанными прядями.Над головой шуршит прохладными зелеными листьями иалыми цветами рододендронов ветерок иругается черный дрозд.По меньшей мере раз вдень по тенистому саду важно прохаживается надменный павлин, высоко поднимая точеные лапки перед каждым шагом, —в такие моменты мне приходится класть руку на дрожащую от нетерпения спину Нила.

Лишь через несколько недель я поняла, почему мне здесь так спокойно.В Симле совсем нет привычного шума.Явсегда жила вшумных городах —сначала в Ливерпуле, затем в Калькутте. Калькутта! Во всем мире нет более шумного места.Напевы, постоянный звон крупных колокольчиков и звяканье тех, что поменьше, пронзительные, немелодичные вопли рожков и перекрывающие весь этот шум человеческие голоса.В первую ночь в Симле я лежала в кровати и не могла понять, чего же мне не хватает, а затем меня вдруг осенило, что здесь нет бесконечного скрипа панкха, сопровождавшего меня каждую ночь, с тех пор как я приехала в Индию.В Симле в ней нет необходимости.

Меня все время сопровождала какофония звуков.Я полюбила беспокойную Калькутту, но в Симле жизнь словно приостановилась.Мне здесь спокойно, но ябудто все время жду чего-то.Ачего —не знаю.

Благодарю за терпение, проявленное во время чтения этого слишком длинного письма.Я пишу его под моим любимым рододендроном и пытаюсь представить, как ты получишь мое послание усебя на Уайтфилд-лейн вЭвертоне и, читая, будешь время от времени смотреть на небо Англии, представляя себе меня под индийскими небесами.

Всегда твоя,

Линни

P. S. Эклипта белая известна еще как ложная маргаритка.Она хороша как для ухода за волосами, чтобы они оставались темными и блестящими, так и для лечения грибковых воспалений кожи ипри глазных заболеваниях.Ятакже открыла для себя манжит — индийскую марену.Порошком из корня этого растения пользуются, чтобы очистить кровь, и при внутренних воспалениях.

В тот день я видела заключенного. На краю города есть жалкая лачуга, служащая тюрьмой. Она казалась заброшенной и необитаемой, и я не обращала на нее особого внимания. Но сегодня, возвращаясь на пони в город, я заметила группу солдат, тащивших туда мужчину. Он был патаном — я поняла это по его раскосым глазам, высокому росту и золотым серьгам, блестевшим в его ушах. Его волосы, свободно спадавшие ниже плеч, стали светлее от толстого слоя покрывавшей их пыли.

Я сразу же вспомнила свою первую встречу с патаном на пристани в Калькутте. И предупреждение миссис Кавендиш о том, какую свирепость они могут проявить при случае. Как и тот патан, этот тоже выглядел впечатляюще. Я заметила, что, несмотря на бесцеремонное обращение, он сохранял достоинство. Его лицо ничем не напоминало лицо вора или трусливого разбойника. В чем его обвиняли? Несомненно, в чем-то серьезном, судя по пинкам тяжелых сапог и тычкам винтовок в спину, которыми патана награждали солдаты. Меня поразило бесстрастное выражение его лица — он словно не замечал унижений.

Один из солдат вел в поводу коня патана — огромного черного арабского скакуна, который храпел и ржал, вскидывая голову. Заметив неподалеку мистера Уилоуса, владельца одного из магазинов на Мэлл, я натянула поводья и поинтересовалась, что случилось.

— Я не могу говорить о таком преступлении с леди, — ответил мистер Уилоус, — но надеюсь, что этого человека повесят. Хотя и тогда он слишком легко отделается, — добавил мой собеседник. — А теперь отправляйтесь домой, миссис Инграм. Никто из нашего круга не должен даже смотреть на этого мерзавца.

Когда я уже собралась уезжать, мистер Уилоус выкрикнул мне вслед:

— Миссис Инграм! Вам лучше забыть, что вы его видели. Такое может присниться только в кошмарном сне.

«Патан из Афганистана, — повторяла я про себя, как тогда, в свой первый день в Индии. — Патан из Афганистана».

«Они называют себя пушту», — сказала тогда миссис Кавендиш.

Тем же вечером я услышала его историю — вернее две истории. Первую — из уст миссис Партридж, которая была в курсе всех городских сплетен.

— Это слишком ужасно, чтобы рассказывать, — сказала она нам с Фейт, однако ее глаза блестели и миссис Партридж нетерпеливо облизывала губы.