Этот уверенный в себе голос явно принадлежал человеку постарше.

— Думаю, да, молодой хозяин. — Это был голос Помпи.

Я вспомнила о напитке, которым он меня напоил. Он, а не старик.

— Ну, мы, наверное, никогда не узнаем, что же тут произошло, — произнес голос молодого хозяина с плохо скрываемым раздражением. — Я же говорил, что не следует потакать его грязным прихотям. Я знал, что не стоит приводить ему еще одну девушку. Теперь посмотрите на это. Нужно было прислушаться к своему внутреннему голосу!

Я все еще ничего не чувствовала, хотя в верхней половине моего тела начинала набухать едва заметная тупая, пульсирующая боль. Сильно пахло кровью. Я почувствовала, как мою голову передвинули, затем меня куда-то потащили, держа за запястья. Рукава платья сползли вниз, и мне стало холодно.

— Посмотрите на эту отметину! — взвизгнул Кленси. — Словно рыба.

Меня уронили, и я снова мешком свалилась на пол.

— Кто ее привел? Сутенер? Ее сегодня будут искать?

Это был все тот же голос с нотками превосходства. Голос, с которым мало кто осмелился бы спорить. Как странно, подумалось мне, что я могу слышать и все понимаю, но у меня нет сил даже на то, чтобы открыть глаза.

— Полагаю, ее привели на всю ночь, молодой хозяин. Никто не будет искать ее до утра, — ответил Помпи.

— Но что мы теперь будем делать? — спросил Кленси. — Что нам делать со всем этим? Кровь! Здесь столько крови! — Он разрыдался.

— Заткнись, Кленси. Помпи, ты выбросишь ее в Мерси, — распорядился молодой мужчина. — Сейчас же.

— А что делать с вашим отцом, молодой хозяин?

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая приглушенными всхлипываниями Кленси.

— Приведите его в порядок, насколько это возможно, — приказал властный голос. — Нам необходимо отправиться в Лондон еще до рассвета. Если кто-то завтра придет за девочкой, ни ее, ни нас здесь уже не будет. В любом случае судьба этой шлюхи заинтересует разве что ее взбешенного сутенера.

— Когда мы приедем в Лондон, скажем, что он умер, возвращаясь из Ливерпуля, и похороним его с почестями. Никто не должен знать о случившемся здесь. И мы все будем молчать. Как ты думаешь, Кленси, это хороший план?

— Ох, Господи, конечно же нет! Меня будет преследовать, постоянно преследовать все, что я видел сегодня! — Голос Кленси превратился в задушенный писк. — Я не могу смотреть. Я не могу на это больше смотреть!

— Возьми себя в руки, Кленси, — в голосе молодого хозяина послышалось раздражение.

— Но эти ужасные ножницы… его лицо… о Боже, я… меня сейчас стошнит!

Я услышала хлопок двери и быстро удаляющиеся шаги. На этот раз все молчали куда дольше.

Затем уверенный голос снова заговорил.

— Я поручаю тебе сделать все необходимое, Помпи, — спокойно произнес он. — Я не хочу, чтобы здесь хоть что-нибудь осталось, особенно эти чертовы волосы или этот проклятый сундук. Или любой, кто может проболтаться о сегодняшней ночи. Любой. Ты все понял, Помпи?

— Да, молодой хозяин.

Голоса умолкли, но затем пол снова задрожал от тяжелых шагов, и я услышала мягкий щелчок двери.

Я пошевелила левой рукой. Движение неожиданно отозвалось невыносимой болью, словно ножницы только сейчас вспарывали мою кожу, сухожилия и мышцы. «Помогите мне, кто-нибудь, пожалуйста», — попыталась прошептать я. Но губы меня не слушались, а кроме того, некому было мне помочь. Моя мама умерла, а человека по имени Рэм интересовали только монеты, которые он за меня получал. Вдруг в комнате завоняло палеными волосами.

— Помпи? — прошептала я, наконец вновь обретя дар речи, но никто не ответил, а затем на меня нахлынули темные воды Мерси, и я позволила себе в них утонуть.

* * *

— Что это было?

Что-то привело меня в сознание. Был ли это крик, приглушенный расстоянием или каким-то предметом? Или просто неожиданный резкий звук?

Я ничего не видела, но не могла определить, открыты или закрыты сейчас мои глаза. Я все еще была не в силах пошевелиться и чувствовала, как меня мягко покачивает, словно в колыбели.

Голос раздался снова, на этот раз он был ближе.

— Гиб, ты это слышал? Гиб!

Ответом было недовольное ворчание, словно кого-то только что разбудили. Затем раздался стон.

— Я ничего не слышал. Угости меня выпивкой, Вилли.

Я замерзла. Промокла. Я знала, что лежу на боку. Приближался какой-то очень знакомый звук. Я попыталась опознать его. Весла, шлепки весел о воду.

— Мы всю ночь здесь просидели? Уже утро, Вилли?

— Нет, колокола только что пробили три часа ночи.

Голоса приближались, звук весел становился все громче. Я почувствовала, что промокла до нитки. В ухо начала литься вода.

— Я видел, как подъехал экипаж. А затем что-то упало в воду вон там. Что-то тяжелое.

Вместо ответа послышалась отрыжка.

— Моя жена с меня шкуру спустит, я ее знаю. Отвези меня на берег, Вилли. Лучше я пойду домой. Если мне удастся пробраться в дом, не разбудив ее, возможно, она не…

Я почувствовала глухой удар рядом с макушкой.

— Клянусь Господом, ты был прав, старый мошенник! Что это? Что это такое, Вилли?

Вода залила мне лицо. Я ощущала, как она змеей просачивается в рот между губами. Вода была грязная и холодная. Я попыталась выплюнуть ее или проглотить, но не смогла. Ни язык, ни гортань не слушались меня.

— Эта штука тонет, Гиб. Ну же, помоги мне ее вытащить! Это какой-то ящик. Помоги мне его подцепить. Хватай его за ручку.

— Он слишком тяжелый. Вот, продень сквозь ручку эту веревку. Мы дотащим его до берега.

Вода моментально залила мое лицо, и я почувствовала, что всплываю. Во рту было полно воды. В следующий момент я почувствовала на спине какую-то тяжесть: что-то давило на меня сверху.

Я находилась в ящике. В гробу? Я что, умерла? Я испугалась, что захлебнусь, а затем почти обрадовалась, так как это означало, что я еще жива. Но где я и почему я плыву по реке в ящике с чем-то тяжелым, толкающим меня в спину? Я услышала, как дно лодки заскребло по камням у берега. Затем ящик потащили вверх. Я чувствовала, как он покачивается, но все еще не могла пошевелиться. Мой язык по-прежнему меня не слушался.

— Это сундук. Большой, вроде тех, что берут в дорогу. Давай откроем его, Вилли. Там внутри может оказаться что-то ценное.

— Я стараюсь.

— Он закрыт на замок?

— Нет. Но защелки слишком тугие. Это хороший знак. Возможно, внутрь попало немного воды. Вот, я открыл последнюю и… Господи Иисусе!

Меня обдало холодным воздухом. Голоса замолчали. Теперь я знала, что глаза у меня закрыты, — я все еще ничего не видела.

— Здесь две девочки, — сказал более приятный голос, обладателя которого звали Вилли.

— Я вижу. Глянь только, как они лежат. Как ложки в коробке. И что это за банки? Они пустые. Здесь даже крышек нет.

— Откуда я знаю? Господи, Гиб. Что нам с ними делать?

— Они наверняка мертвы, правда, Вилли?

— Наверное. Они совсем не двигаются.

Я услышала шорох одежды, и Вилли сказал мне чуть ли не в лицо:

— Они умерли не оттого, что захлебнулись в воде. Она еще не успела покрыть их головы.

От него несло перегаром.

— Ты прав. Та, что лежит впереди, такого же возраста, как твоя младшенькая, Вилли.

Меня толкнули в плечо.

— Ее закололи. Прямо в сердце, насколько я могу судить.

— Другую тоже?

Снова шорох, движение, и тяжесть позади меня сдвинулась.

— Не-а. У этой перерезано горло. Может, на них есть что-то ценное?

— Не похоже. Вряд ли кто-то стал бы убивать их и выбрасывать в реку, не сняв прежде все драгоценности.

— Эй, Вилли, может, нам удастся продать их этим трупорезам из больницы?

Второй мужчина повысил голос:

— Я не собираюсь ввязываться в дела с похищением трупов!

— Тише, Вилли. Мы же не украли их с кладбища. Они сами к нам приплыли. Все честно.

— Нет, я на это не пойду. Я не собираюсь продавать девушек этим живодерам, чтобы они занимались своим грязным делом. Это никуда не годится — резать мертвых, чтобы на них учиться. Кроме того, у нас нет ничего, во что можно было бы завернуть девушек, и не на чем их туда доставить. Нет, я не пойду на это, Гиб, — повторил Вилли.