Почти в ту самую минуту, когда секретарь Кембриджской обсерватории читал телеграмму из Сан-Франциско, секретарь клуба, достойнейший Мастон, испытывал величайшее волнение, которое чуть не стоило ему жизни.

Как известно, секретарь клуба отправился тотчас после выстрела колумбиады к своему посту на Скалистые горы. Ему сопутствовал Бельфаст, директор Кембриджской обсерватории.

Прибыв на место, оба приятеля устроились как могли лучше и не отходили от своего громадного телескопа.

Читатель помнит, что колоссальная труба так была устроена, что падавшие в нее лучи претерпевали только одно отражение, и поэтому получаемые изображения были гораздо яснее, чем в телескопах других систем. Вследствие подобного устройства трубы Мастон и Бельфаст во время своих наблюдений должны были находиться в верхней части телескопа.

Они взбирались туда по винтовой лестнице, и под ними открывался металлический колодец, заканчивавшийся на глубине 90 метров зеркалом.

Ученые проводили все свое время на узкой платформе, проклиная свет дня, скрывавший от них Луну, и облака, которые упорно застилали ее ночью.

Какова же была их радость, когда, наконец, после долгих дней тщетного ожидания, в ночь на 6 декабря, они заметили снаряд, унесший их приятелей в пространство. За этой великой радостью последовало не менее великое разочарование. Чересчур положившись на первые наблюдения, они дали свою первую телеграмму, в которой утверждали, что снаряд сделался спутником Луны и обращается вокруг нее по неизменной орбите.

С этой минуты снаряд уже не показывался более, но его исчезновение легко было объяснить тем, что он проходил позади лунного диска.

Но когда снаряд, который должен был снова появиться на видимом диске, не появился, пылкий Мастон и не менее пылкий Бельфаст просто закипели от нетерпения. Они каждую минуту надеялись увидеть снаряд и не находили его!

По этому поводу не замедлили возникнуть споры и ссоры. Бельфаст утверждал, что не видно даже и признака снаряда. Мастон стоял на том, что снаряд «колет ему глаза».

— Это снаряд! — говорил Мастон.

— Нет! Это лавина, оторвавшаяся от лунной горы!

— Увидим! Увидим завтра!

— Нет, не увидим!

— Увидим!

— Нет!

В те минуты, когда подобные восклицания сыпались градом, достопочтенному Бельфасту угрожала серьезная опасность.

Подобная жизнь скоро сделалась бы невыносимой для обоих ученых, но неожиданное событие вдруг прервало все споры.

В ночь с 14-го на 15 декабря оба непримиримых друга занимались наблюдениями над лунным диском. Мастон, по своему обычаю, нападал на Бельфаста, который, со своей стороны, тоже начинал горячиться.

Секретарь клуба в сотый раз утверждал, что он заметил снаряд и даже в одном из окон его различил лицо Ардана. В жару спора запальчивый ученый размахивал железным крюком, заменявшим ему руку, что было не совсем безопасно для его собеседника.

Вдруг на платформе появился слуга Бельфаста — было 10 часов вечера — и подал телеграмму от капитана Блемсбери.

Бельфаст разорвал конверт, прочел и вскрикнул.

— Что такое? — крикнул Мастон.

— Снаряд!

— Ну?

— Упал на Землю!

Раздался второй крик, похожий на вой.

Бельфаст быстро обернулся и увидел, что его злополучный товарищ, наклонившись чересчур над металлической трубой, исчез в громадном телескопе.

Падение с высоты 90 метров!

Бельфаст растерялся, но инстинктивно кинулся к отверстию рефлектора.

Он вздохнул свободнее: Мастон, зацепившись своим металлическим крюком, держался за одну из внутренних подпорок телескопа. Достойнейший секретарь Пушечного клуба испускал ужаснейшие вопли.

Бельфаст позвал помощников, которые немедленно прибежали и вытащили, хотя и не без труда, неосторожного Мастона.

— Что, если бы я разбил зеркало?! — сказал он, появляясь на верхней площадке телескопа.

— Вы бы за него заплатили, — строго ответил Бельфаст.

— Так, значит, этот треклятый снаряд упал? — спросил Мастон.

— В Тихий океан.

— Едем!

Через четверть часа Мастон и Бельфаст спускались со Скалистых гор, а после двух дней пути прибыли, одновременно со своими приятелями из Пушечного клуба, в Сан-Франциско, загнав по дороге пятерку лошадей.

Эльфистон, Блемсбери-брат, Билсби кинулись к ним навстречу.

— Что делать? — вскрикнули они.

— Вытащить снаряд, — отвечал Мастон, — и вытащить как можно скорее!

Место, где снаряд погрузился в волны, было известно в точности: недоставало только средств схватить снаряд и вытащить его на поверхность океана.

Надо было эти средства придумать, а потом смастерить.

Американские инженеры, конечно, не стали втупик перед такой безделицей. Стоило пустить в ход пар, и они были уверены, что снаряд, невзирая на свою тяжесть, которая, кроме того, значительно уменьшилась в воде, [38] будет вытащен.

Но недостаточно было вытащить снаряд. Надо было поскорее освободить путешественников. Никто не сомневался в том, что они живы.

— Они живы, живы! — повторял то и дело Мастон. — Наши приятели — люди толковые и сообразительные. Они не могли упасть, как дурни. Они живехоньки, но надо поторопиться… надо поторопиться. Пища и питье — пустяки; они всем этим запаслись надолго. Но воздух! Воздух! Вот в чем скоро окажется недостаток! Скорее, скорее! Не теряйте времени!

И времени не теряли.

Машины «Сускеганны» были соединены с подъемными лебедками. Снаряд был гораздо легче трансатлантического кабеля, который был вытащен со дна Атлантического океана при таких же условиях. Единственное затруднение состояло в том, что стенки цилиндро-конического снаряда были совершенно гладкие и ухватить его, следовательно, было нелегко.

Инженер Мерчизон прибыл немедленно в Сан-Франциско с целью устроить громадные железные лапы автоматической системы, которые если бы только зацепили снаряд своими могучими захватами, то уж не выпустили бы его. Мерчизон, кроме того, приказал приготовить скафандры, которые позволяют водолазам исследовать морское дно.

Камеры с сжатым воздухом тоже были доставлены на корвет. Это были настоящие комнаты, с отверстиями вместо окон. При наполнении их водой они могли опуститься на большую глубину.

В Сан-Франциско строили подводную плотину, и потому имелись все эти приборы.

Однако, невзирая на все остроумные приспособления, на все искусство и распорядительность лиц, принявшихся за это дело, успех оставался сомнительным.

Мастон, готовый сам нарядиться в водолазный костюм и испытать камеры с сжатым воздухом, торопил рабочих, не давая им покоя ни днем, ни ночью.

Как, однако, ни торопились, как ни старались и ни усердствовали, все-таки прошло пять дней — пять веков! — прежде чем все необходимые приготовления были закончены.

Наконец подъемные цепи, воздушные камеры, автоматические лапы были доставлены на корвет. Мастон, Мерчизон и уполномоченные Пушечного клуба заняли свои каюты. Оставалось отправиться в путь.

21 декабря, в восемь часов вечера, корвет вышел в море при благоприятной погоде; дул северо-восточный ветер, и было довольно холодно. Все население Сан-Франциско высыпало на набережную и с волнением провожало глазами отплывавших.

Корвет полным ходом понесся по волнам.

Не будем передавать всех разговоров между офицерами, матросами и пассажирами корвета. Говорили об одном, думали об одном, волновались одним: что сталось с Барбикеном и его товарищами? Живы ли они, или нет? Томятся или же успокоились?…

23 декабря, в восемь часов утра, корвет должен был прибыть на роковое место; надо было ожидать полудня для того, чтобы сделать точное определение местоположения корвета. Буй, к которому был прикреплен трос, еще не был виден.