Мишель Ардан, оставляя в стороне научные объяснения, утешал себя мыслью, что родимая Земля ласково напутствует своих детей звездными фейерверками.

Земной шар, где они оставили все, что было им мило и дорого, представлялся теперь им убегающим в темное пространство серпом.

Три товарища молча смотрели вдаль.

А снаряд все несся и несся, хотя и с постепенно уменьшающейся скоростью.

Спустя некоторое время путешественников начала одолевать сонливость. Вслед за возбужденным состоянием, в котором они находились последние часы на Земле, неизбежно должна была последовать усталость.

— Просто с ног валит! — проговорил Ардан. — Ну, что ж, делать нечего! Спать, так спать.

Они улеглись на матрацах, и вскоре все трое погрузились в глубочайший сон.

Но не проспали они и четверти часа, как вдруг Барбикен вскочил и начал будить товарищей.

— Нашел! Знаю! Нашел! — кричал он.

— Что нашел? Что? — спросил Мишель Ардан, подпрыгивая на матраце.

— Причину, почему мы не слыхали выстрела колумбиады!

— Какая же причина? — спросил Николь.

— Снаряд летит быстрее звука! Мы перегнали звук выстрела! [33]

Тотчас же после этого интересного сообщения Барбикен и его оба товарища снова уснули.

Да и где, скажите, можно было, отыскать более тихое и спокойное место для сна и отдыха? На Земле все городские дома, все сельские хижины все-таки более или менее ощущают сотрясения, какие только возможны на поверхности земного шара. На море корабль носится на волнах, и его беспрерывно сотрясает и колеблет. В воздухе аэростат постоянно качается на атмосферных слоях различной плотности.

Только этот снаряд, летевший в абсолютной пустоте, среди полного безмолвия, мог предоставить своим обитателям полнейшее спокойствие.

Сон наших путешественников длился бы, может быть, бесконечно, если бы внезапный шум не пробудил их в семь часов утра 2 декабря, ровно через восемь часов после их отлета.

— Что это? Лай? — спросил Мишель Ардан, протирая глаза. — Это наши собаки!

— Они, верно, проголодались, — заметил Николь.

— Пора проголодаться! Мы про них совсем забыли.

— Где же они? — спросил Барбикен.

Все трое принялись за розыски и одну собаку нашли под диваном.

Первоначальный толчок так ошеломил ее, что она лежала в углу до тех пор, пока голод не заставил ее залаять.

Кроткая Диана, уступая убедительнейшим просьбам, застенчиво выползала из своего убежища. Ардан манил ее самыми нежными словами.

— Дианочка, Диана, милочка!- говорил он. — Поди сюда, мое сокровище! Поди, мое милое дитя, моя прелесть! Поди сюда, о ты, чья судьба будет отмечена в летописях! Поди сюда, Дианочка, поди же сюда, моя радость!

Диана уступила льстивым речам и с жалобным воем вылезла из-под дивана.

— Диана налицо, — сказал Барбикен, — но где же Спутник?

— Спутник? — повторил Ардан. — И Спутник, верно, недалеко. Он тоже куда-нибудь забился! Спутник, сюда! Спутник! Спутник!

Но Спутник не показывался, а Диана продолжала жалобно выть.

Диану осмотрели, нашли, что она не ранена и не ушиблена, и угостили превкусным пирожком, что сразу прекратило ее жалобный вой.

Долго шарили, пока, наконец, отыскали Спутника. Он лежал в верхнем отделении снаряда, куда его подбросило при толчке. Бедный пес сильно расшибся и был в очень жалком состоянии.

— Экое горе! — воскликнул Мишель Ардан. — Вот тебе и акклиматизация…

Спутника бережно спустили вниз.

Головой он ударился о свод снаряда и, казалось, вряд ли мог поправиться после такого удара.

Раненого уложили на подушку и тут он свободно вздохнул.

— Бедный Спутник! Друг ты мой милый! — причитал Ардан. — На нас лежит ответственность за твою жизнь, голубчик! Да пусть лучше у меня отвалится правая рука, чем пропадет хоть одна лапка у моего сокровища, Спутника!

Он дал воды разбитому животному. Собака жадно стала лакать.

Затем любознательные путешественники снова принялись за наблюдения над Землей и Луной.

Земля уже представлялась им теперь в виде пепельного круга, который окаймлялся еще более узким серпом, чем накануне; но в сравнении с Луной, обращавшейся все более и более в полный круг, размер серпа все еще казался огромным.

— Экая досада, что мы не отправились в минуту полноземелия, то есть когда наш земной шар был как раз против Солнца, — сказал Ардан.

— Почему досадно? — спросил Николь.

— Да мы бы тогда увидели все наши моря и материки в новом свете. Моря сверкали бы, отражая солнечные лучи, а материки темнели бы так, как их изображают на некоторых географических картах. Мне хотелось бы видеть именно те части Земли, на которые никогда еще не падал взор человеческий.

— Разумеется, это интересно! — сказал Барбикен. — Но если бы Земля была «полная», то Луна находилась бы в периоде новолуния. Другими словами, она была бы невидима в солнечных лучах. Я полагаю, что для нас выгоднее видеть ту цель, к которой мы стремимся, чем ту точку, от которой мы отправились.

— Вы совершенно правы, Барбикен, — ответил Николь. — К тому же заметьте, что когда мы доберемся до Луны, то в долгие лунные ночи вдоволь успеем наглядеться на земной шар, где кишат наши ближние.

— Наши ближние! — сказал Мишель Ардан. — Они теперь такие же нам ближние, как селениты. Мы теперь, друг любезный, живем в особом мире, который населен только одними нами, — в снаряде. Я — ближний Барбикена, а Барбикен — ближний Николя. Над нами и вне нас человечество оканчивается; мы — единственное население этого мирка, до той самой минуты, пока не обратимся в селенитов.

— Почти через 88 часов, — сказал Николь.

— То есть? — переспросил Мишель Ардан.

— То есть теперь половина девятого, — отвечал Николь.

— Половина девятого? Я не вижу, почему бы нам не позавтракать.

Действительно, желудки жителей новой планеты довольно настоятельно требовали должного подкрепления.

Мишель Ардан, в качестве француза, объявил себя поваром и главным распорядителем по съестной части. Товарищи охотно уступили ему эту почетную должность.

Газ доставил необходимое тепло, а в ящике с провизией нашлись припасы для первой закуски в межпланетном пространстве.

Сначала были поданы три чашки превосходного бульона, который приготовили из сухих плиток. За бульоном последовал бифштекс, такой сочный и нежный, словно он только что вышел из парижской кухни. Мишель, отличавшийся чрезвычайно пылким воображением, уверял даже, что бифштекс этот «с кровью».

За мясом появились консервы из овощей — «свежее свежих», по уверению Ардана, и, наконец, завтрак достойно закончился превосходнейшим чаем с тартинками, приготовленными на американский манер. Для довершения пира Ардан вытащил бутылку отличнейшего бургонского, которая «случайно» попала в ящик с припасами. Само Солнце выступило, как бы желая озарить это скромное пиршество.

Снаряд вышел из конуса тени, которую отбрасывал земной шар, и лучи сияющего дневного светила упали на нижнюю часть снаряда.

— Солнце! — вскрикнул Ардан.

— Конечно, Солнце, — ответил Барбикен, — я и ждал его.

— А посмотрите-ка: конус тени, отбрасываемый Землей в пространство, выходит за Луну.

— И даже на довольно значительное расстояние, — сказал Барбикен. — А когда Луна покрыта этой тенью, происходит затмение. Отправься мы в момент лунного затмения, наше путешествие совершалось бы в темноте. А это было бы крайне печально.

— Почему печально?

— Да потому, что, хотя мы и несемся в пустоте, снаряд наш залит лучами Солнца и будет, значит, пользоваться солнечным светом и теплотой. А если у нас будут свет и тепло, то можно приберечь газ, который нам еще очень и очень понадобится.

Барбикен говорил совершенно основательно. Блеск и теплота солнечных лучей не умерялись никакой атмосферой, и снаряд так освещался и согревался, как будто вдруг наступило самое теплое лето. Сверху Луна, а снизу Солнце обливали снаряд своим блеском.