Первыми посетителями два колумбиады были, разумеется, члены Пушечного клуба, которые вполне заслужили право на такое почетное первенство.

Торжество первого спуска в колумбиаду было назначено на 25 сентября. В почетной тележке поместились: председатель Барбикен, секретарь Дж. Т. Мастон, майор Эльфистон, генерал Морган, полковник Блемсбери и другие — всего девять наиболее деятельных членов Пушечного клуба. К ним, разумеется, присоединился и начальник работ — инженер Мерчизон.

Страшно жарко было еще в этой огромной чугунной трубе! Вначале некоторые просто изнемогали от духоты. Но зато какое веселье, какая радость!

На массивном дне пушки оказался богато сервированный стол на десять человек.

Эту своеобразную столовую освещал сильнейший электрический фонарь.

Начался банкет. Многочисленные и великолепно приготовленные блюда, точно с неба, опускались на стол вместе с бутылками лучших французских вин.

Можно себе представить оживление пирующих! Тост раздавался за тостом. Пили за земной шар, за его спутника, за Союз Соединенных штатов, за Луну; называли ее светлорусою Фебою, божественной Дианой, светлой красавицей Селеною, восхитительным светилом ночи, мирною вестницей неба. Все эти «ура», усиливаемые звуковыми волнами колоссального металлического цилиндра, игравшего в данном случае роль огромного рупора, доносились на поверхность земли, точно раскаты грома, и толпа, собравшаяся вокруг Стонзхилла, вторила своими криками десяти пирующим, запрятанным на дне огромнейшей колумбиады.

Восхищение пылкого Мастона не поддается описанию, — трудно установить, что именно он делал, но можно думать, что он больше кричал, чем слушал, и больше пил, чем ел. Во всяком случае, он не променял бы своего места на целое государство, если бы даже колумбиаду зарядили и выстрелили из нее, разорвав почтенного секретаря Пушечного клуба на тысячи кусков, извергнутых в межпланетное пространство.

Главные работы Пушечного клуба можно было считать законченными, и, однако, оставалось еще целых два месяца до дня, назначенного для выстрела в Луну.

Эти два месяца должны были показаться годами для нетерпеливых ожиданий не только членов Пушечного клуба, но и всего населения Соединенных штатов. До снх пор газеты ежедневно передавали отчеты о подробностях работ в Стонзхилле; публика быстро раскупала газеты и жадно читала все статьи о колумбиаде.

О чем же теперь станут писать газеты? Можно было опасаться упадка общественного интереса к предприятию Пушечного клуба, и многие читатели с огорчением думали, что они лишатся интересных, животрепещущих новостей о колумбиаде, к которым успели так сильно привыкнуть.

Ничуть не бывало!

Событие — самое неожиданное, самое необычайное, самое невероятное, самое неправдоподобное — снова наэлектризовало общественное внимание.

В памятный день, 30 сентября, в 3 часа 47 минут пополудни, по адресу Барбикена была доставлена телеграмма, переданная по подводному кабелю, который тогда еще был только что проложен между Ирландией, Нью-Фаундлендом и американским берегом.

Барбикен прочел телеграмму. Несмотря на все его огромное самообладание, у него побелели губы и помутилось в глазах.

Вот текст этой телеграммы, которая хранится в архивах Пушечного клуба:

«Франция, Париж. 30 сентября, 4 часа утра, Бербикену. Тампа. Флорида. Соединенные штаты. Замените круглую бомбу цилиндро-коническим снарядом. Полечу внутри. Приеду пароходом «Атланта». Мишель Ардан»

Если бы это поразительное известие, вместо того чтобы перенестись по телеграфной проволоке, просто пришло по почте в запечатанном конверте и если бы французские, ирландские, нью-фаундлендские и американские телеграфные чиновники, передававшие это известие с аппарата на следующую передаточную станцию, не были уже осведомлены о намерении Мишеля Ардана, Барбикен не задумался бы ни на одну минуту. Он просто умолчал бы о письме, даже уничтожил бы его из самых очевидных соображений осторожности, из весьма понятного стремления избежать всего, что могло бы компрометировать его проект.

Прежде всего эта телеграмма могла оказаться просто мистификацией, остроумной, но скверной шуткой, тем более, что она исходила от француза. Какому человеку могла притти мысль, более чем смелая, более чем дерзкая, — отправиться на Луну внутри ядра? И если эта телеграмма не подложная, если действительно нашелся такой человек, то разве это не сумасшедший, которого надо поместить в психиатрическую лечебницу, а не в снаряд колумбиады?

Но телеграмму нельзя было скрыть, так как телеграфные служащие нигде не склонны сохранять свою служебную тайну. Можно было поручиться, что изумительное предложение Мишеля Ардана тотчас же станет достоянием гласности во всех штатах Северной Америки. Поэтому и Барбикену не было никакого смысла скрывать телеграмму.

Он тотчас же созвал всех проживающих в Тампа членов Пушечного клуба и, объявив экстренное заседание открытым, совершенно хладнокровно, — не выказывая своего отношения к телеграмме Ардана, не касаясь ни единым словом вопроса о доверии, которого она заслуживает, — огласил ее краткий текст.

— Невозможно!

— Немыслимо!

— Нелепо!

— Это просто шутка!

— Издевательство над нами!

Несколько минут продолжался ряд восклицаний, которые служат для выражения сомнений, недоверия, обвинения в глупости и безумии, со всеми обычными в таких случаях жестами: одни добродушно улыбались, другие смеялись, некоторые пожимали плечами, многие прямо расхохотались, — смотря по настроению каждого.

Один только Мастон отнесся иначе. У него вырвалась великолепная фраза:

— А ведь это идея! Превосходная идея!

— Действительно идея, — ответил ему майор Эльфистон, — но если позволительно иногда иметь такие идеи, то лишь при условии не осуществлять их…

— А почему же не осуществить? — горячо возразил достойный секретарь Пушечного клуба, с явным намерением хорошенько поспорить.

Но его собеседники постарались скорее замять разговор, чтобы не «раскалить» достойнейшего секретаря.

Между тем имя Мишеля Ардана уже переходило из уст в уста по всему Тампа. И приезжие и местные жители переглядывались, переспрашивали друг друга, не скупились на шутки — не над этим неведомым европейцем, который представлялся им мифом, химерой, но над достопочтенным секретарем Пушечного клуба, который способен был поверить в существование мнимого лица. Когда Барбикен предложил выстрелить большим ядром в Луну, всякий янки нашел это предложение естественным, вполне исполнимым, простым и притом весьма интересным вопросом баллистики. Но чтобы разумное существо предложило себя в качестве пассажира бомбы колумбиады, задумало предпринять такое изумительно-невероятное путешествие, — это просто фантазия, шутка, даже шутка в квадрате.

Насмешки и прибаутки продолжались без перерыва до самой ночи. Можно смело утверждать, что все Соединенные штаты в этот день хохотали до упаду, что, между прочим, довольно несвойственно для страны, где самые изумительные, а с европейской точки зрения прямо невозможные, предприятия всегда находили защитников, последователей и исполнителей.

Однако предложение Мишеля Ардана, как и всякая новая идея, взбудоражило многие умы. Хотя оно слишком расходилось с обычными мыслями и с привычными интересами, но многие не могли не сказать: «А в самом деле, об этом никто еще не подумал!»

Скоро новая мысль так крепко запечатлелась в общественном сознании, — именно вследствие своей странности, — что для многих приобрела силу навязчивой идеи: о ней думали даже тогда, когда не хотелось о ней думать. Поневоле вспомнилось, что в истории человечества было множество идей и предложений, которые вначале осмеивались всеми, а затем блестяще осуществлялись… К чему же сразу утверждать, что это путешествие невозможно, что оно никогда и никому не удастся? С другой стороны, казалось несомненным, что человек, который теперь хочет таким образом рискнуть жизнью, не находится в здравом уме. Нельзя, следовательно, серьезно отнестись к его предложению, и он сделал бы гораздо лучше, если бы молчал и не волновал целую страну подобным нелепым вздором.