В среду вечером я иду к Тамаре-маленькой и остаюсь на ночь — это у нас обговорено, и если нет никаких препятствий, то остаюсь и на следующую ночь. В моем распоряжении остаются две ночи — с понедельника на вторник и следующая. Это на все непредвиденные случаи — встречи на «конспиративной» квартире у Элика, поход к Моне или другим друзьям с ночевкой и тому подобное. А бывает, что эти ночи я «отдыхаю» дома с Олей.

В понедельник я снова в Контрольном Совете, конечно же, для того, чтобы видеть Тамару. Олег счастлив — я успеваю «расчистить» завалы решений, накопившихся почти за месяц. Не оформить решение вовремя — значит потерять месячную премию. Как мы только ни хитрили, чтобы успеть вовремя!

Помню такой случай — завалялось одно дело и обнаруживается оно только в последний день. Сегодня решение должно быть отправлено, иначе — прощай премия. Что делать? Нужна какая-нибудь отписка. А заявка на изобретение называется «Рюкзак». Что это такое? «Рюк» — это по-немецки «зад», а «зак» — мешок.

Роюсь в энциклопедическом словаре, торговой энциклопедии — нет такого слова. Может быть, есть «мешок»? Нет, и «мешка» тоже нет! А стало быть, нет и предмета, о котором можно вести речь. Такое предусмотрено в «Положении об экспертизе». Нет слова в словаре, значит автоматический отзыв заявки — не определен объект изобретения! Мы быстро строчим решение и регистрируем сегодняшним днем. Премия выиграна!

Автор, конечно, возмущен, — вы ребята, небось, с ума посходили, что такое «рюкзак» не знаете? Мы отвечаем, что знать-то знаем, а вот в энциклопедическом словаре такого слова нет. Давайте ссылку, где мы можем прочесть, что такое рюкзак. Переписка идет, на письмо — по месяцу, а премия капает! Но эти бюрократические тонкости к моей новой любви никакого отношения не имеют.

Наконец, вызываю Тамару в коридор. Уходим в тупичок у окна и общаемся. Оказывается, и отчество у нее подстать фамилии — «Витольдовна», налицо скандинавские корни. Вот откуда картинка с сыра «Виола»! Далее, Тамара разведена, у нее дочка — школьница-первоклашка, и она не хотела бы, чтобы дочка видела в гостях чужого дядю, поэтому и не пригласила меня в пятницу. Но в понедельник ее из школы забирает бабушка и ведет к себе на ночь. Так что сегодня, если я свободен, то могу зайти к ней в гости…

Счастье само лезет в руки, ведь в понедельник я — «ничей»! Едем вместе домой к Тамаре, около дома у нее какой-то «спецмагазин» где все есть. Загружаемся и поднимаемся в лифте на восьмой этаж. Квартира двухкомнатная, отлично ухоженная — Тамара хорошая хозяйка! Пока я смотрю телевизор, Тамара мгновенно готовит красивую закуску. Открываю шампанское, и — тост за любовь! Выбираем за любовь до брака, до нашего, разумеется! Все очень культурно, чинно и благородно!

Пьем на брудершафт (ведь мы до сих пор на «вы») и целуемся. Тамара Мопассана читала и все хорошо помнит, так что наивного восторга не было. В беседе с хозяйкой я жалуюсь на нехватку времени для работы. Перечисляю Тамаре, сколько книг опубликовал за последнее время, сколько изобретений сделал.

— Да, — удивляется она, — и где только ты время на все это берешь? А ведь еще занятия!

— Сижу допоздна, — вру я, — до двух-трех ночи, а в выходные — весь день. Втянулся в работу — и вроде бросать нельзя! — не краснея, жалуюсь я. Скоро должна выйти книга «Инерция», я тебе ее подарю!

— А много ли за книги платят? — невинно интересуется Тамара.

— За лист — около ста — ста пятидесяти рублей, — рассказываю, а когда вижу изумленное лицо Тамары, поясняю — за печатный лист, а это около 16 страниц в книге. Вот новая книга будет около десяти листов, значит гонорар — тысяча пятьсот рублей.

— Все равно хорошо, это мой годовой заработок! — подсчитывает Тамара.

Мне хочется выпить еще, но Тамара убирает бутылку.

— Я так не хочу видеть тебя пьяным, весь шарм пропадает, — раскрывает свое кредо Тамара. — Ты можешь сегодня не пойти домой? — загадочно спрашивает она.

— Могу, я же свободный человек! — гордо объявляю я.

— Тогда, если хочешь, можешь остаться у меня! — шепчет моя красавица.

— Хочу! — не веря в саму возможность этого, тихо отвечаю я.

— Тогда раздевайся и ложись! — включая ночник и выключая верхний свет, шепотом советует Тамара, — а я зайду кое-куда!

Она заходит в ванную, а я тем временем быстро, пожалуй, даже быстрее Луизы, раздеваюсь и — под одеяло. Жду, сердце вылетает из груди. Наконец в сумерках появляется белое стройное тело, оно быстро движется к постели, и шмыг ко мне!

— Вот это женщина, — успеваю подумать я перед тем, как логическое мышление покинет мою голову, — все нужное успела сделать, не то, что мои бестолковые «дюймовочки»!

Тамара Витольдовна — фемина на все сто процентов — и красива, и умна, и сексуальна, и хозяйка хорошая, наверное, и мать замечательная. Одно только плохо — не переносит пьяных мужиков! Ну что ты будешь с ней делать, разве только обманывать, но это же грешно!

Я стал бывать у Витольдовны с понедельника на вторник, и это органически вписалось в мой график, тем более, после веселой парочки «Луиза-Маша» хочется чего-то культурного и возвышенного, в нравственном, конечно, смысле этого слова.

Вскоре мой график сделался еще напряженнее. А произошло это так. Как-то во вторник после работы в ИМАШе состоялась пьянка. День рождения чей-то, или что-то еще. Позвали меня, тем более вторник как раз для таких случаев и предназначался. Подошла Инна, которая опять простила мне все. Оказывается, у нее произошел конфликт с ее армянином, которого Инна оставила у себя в номере, но потребовала не приставать к ней. Армянин не вынес такого садо-мазохизма и устроил скандал. А мы с Луизой и Машей были так заняты, что, в отличие от всего пансионата, даже не слышали об этом.

Когда выпили прилично, Инна решила познакомить меня с еще одной ее подругой, на сей раз из ИМАШа.

— Она умница, кандидат наук, старший научный сотрудник, может, ты слышал — ее фамилия Ульянова, Лика Ульянова…

— Ульянова, — переспросил я, холодея, — жена генерала Ульянова?

— Ты что, знаешь ее мужа? — поинтересовалась Инна.

— Знаешь, мы с ним — дальние родственники; но Лика пока не знает об этом. Инна, я очень хотел бы познакомиться с Ликой!

Инна сбегала и привела бледную худенькую женщину лет тридцати пяти. Она чем-то напоминала монашенку — строгое выражение на красивом, как из мрамора изваянном белом лице, черное платье с белым воротничком, гладко причесанные русые волосы.

Взгляд ее почти постоянно был устремлен «долу»:

— Ну и жена у этого кобеля-генерала, — подумал я, — монашенка нетронутая! Может генерал, как тот Коридзе, «в нэволе нэ размножается!».

— Я хочу выпить за нашу Лику Мизинову! — провозгласил я тост, поскольку меня выбрали, как обычно, тамадой.

— Я — Ульянова! — серьезно поправила меня Лика, видимо, не очень знакомая с Чеховым.

— Еще лучше, — вдохновился я, — за Лику — родственницу вождя! Она столь же красива, как и умна, она — мечта Данте, Петрарки, а если говорить о присутствующих — то и моя!

За столом засмеялись и поддержали тост. Лика посмотрела на меня долгим взглядом и, привстав, чокнулась со мной. Вечер продолжался, я отпустил множество комплиментов по адресу Лики, обменялся с ней служебными телефонами.

А днем, после лекции, секретарь кафедры — красивая Ира (которая работала в деканате, когда я поступал на работу), сообщает мне, чтобы я позвонил в ИМАШ по такому-то телефону.

— Кому? — спросил я Иру

— Женский голос сказал, что вы сами знаете! — невозмутимо ответила Ира.

Звоню, хочу спросить, кто интересовался мной, но только я произнес «алло», тихий женский голос сказал мне:

— Нурбей Владимирович, вы же обещали позвонить мне утром!

Вспомнил — это Лика Мизинова, вернее — Ульянова!

— Лика, я только что с лекций! Просто не мог раньше!

— Мне так и сказали, что вы на лекции. Вы можете подойти к памятнику Лермонтову, что около ИМАШа? — тихо, но настойчиво спросила Лика.