Я решил, что и это логично, но прямых доказательств нет. Надо быть крайне осторожным со всеми, хотя чего уж осторожничать, когда все потеряно! Я уже хотел, было отметить мою неудачу дома, но Наташа меня попросила:

— Сделай мне приятное, зайди со мной к одному знакомому, он в соседнем доме живет. Он — шофер-таксист. Недавно он меня с Курумоча бесплатно довез. Летала в Казань, еще до знакомства с тобой, а по дороге назад у меня из кармана кошелек сперли, так он довез меня бесплатно домой. Правда, я обещала занести ему деньги, даже паспорт показывала, где живу, оказалось, что мы соседи.

— Посидим полчасика, выпьем, отдам ему деньги, поблагодарю, и домой пойдем. Только не вздумай ревновать — ему пятьдесят с лишним лет, мужлан такой малограмотный — сам увидишь!

Взяли пару бутылок водки, Наташа перевела меня через двор, и позвонила в дверь, крыльцо, которого выходило почти на угол нашего дома. Дверь открыл хмурый мужик в тулупе, оказавшийся тем самым водителем.

— Дмитрий Васильевич, вот я и нашла вас! А вы, наверное, решили, что я забыла про должок! — Наташа вошла в дом, ведя меня за собой. В комнате оказалось очень холодно — отопление было печное, а печь — нетопленой. Кроме холода в комнате был страшный беспорядок, бардак, что называется. На газете на столе — недоеденная селедка и полкирпича черного хлеба. Мы, не снимая верхней одежды, присели за стол, я вынул бутылки. Хозяин оживился, сбегал куда-то, принес охапку дров. Помимо стенной печи, в комнате стояла жестяная печка-буржуйка, дымовая труба от которой шла прямо в верхнюю часть стенной печи.

Печка загудела, в комнате сразу же стало тепло. Мы сняли пальто и положили рядом с собой. Дмитрий Васильевич тоже снял свой тулуп и принес из сеней пару селедок, стал их чистить. Я заметил, что у него не хватает верхних фаланг нескольких пальцев на руке, а где эти фаланги имелись, был несмываемый «траур» под ногтями. Все это было так противно, что я только и стал дожидаться конца этого визита. Мы выпили по первой, мне после вчерашнего стало тошно, и я больше не притрагивался к водке. Наташа и шофер продолжали пить; Наташа оживилась, стала отпускать какие-то сальные шуточки.

Если хотите увидеть людей в самом гадком свете, то при коллективной пьянке сами воздержитесь, не пейте, и вам будет до тошноты противно смотреть на пьющих и слушать их бред. Если, конечно, они не английские лорды. Наташа и Дмитрий Васильевич лордами не были, и мне стало гадко. Я начал звать Наташу домой, мотивируя тем, что мне жарко (а в комнате действительно стало как в бане — тепло и сыро). Она посоветовала мне одеться и подождать во дворе.

— Я за тобой — мухой! — заявила она и поцеловала меня в щеку.

Я оделся и вышел. Подождал с четверть часа, разозлившись, вернулся назад. Но дверь оказалась запертой. Тогда я стал звонить, дверь, ворча, отворил Дмитрий Васильевич — босиком, в майке и кальсонах. Кинувшись в комнату, я увидел Наташу, лежащую в койке под одеялом; лицо у нее было багровым и в пятнах.

— Дмитрий Васильевич, — прогнусавила она, — выгоните его, он мне надоел!

— Ну, что, — спросил меня этот монстр в кальсонах, — сами уйдем, или сделаем, как они велели?

Я повернулся и, не ощущая ничего, вышел во двор. Полная Луна сияла, как холодное Солнце, освещая снег. Вокруг была смертельная красота. Глубоко проваливаясь в сугробы, я шел «напрямки» ко входу в общежитие и удивлялся, как это земля не разверзнется подо мной, и я не провалюсь в Тартарары. Что это все означает — спасение мое из петли, внезапное любовное счастье, неожиданное предательство сотрудника, и конец карьеры? И далее — неслыханное по цинизму предательство любимой женщины! Не слишком ли частая смена декораций, дальше, как будто, некуда…

Но я, как обычно, ошибся, дальше было куда… Зайдя в комнату Наташи (ключи были у меня), и погасив свет, я лег в ее постель. Постель не менялась, наверное, никогда; простыня была местами необычно накрахмаленной; в комнате стоял устойчивый запах застарелого секса. Понюхав подушку, глубоко втянув носом воздух, я почувствовал после прогулки по чистейшему и лунно-морозному воздуху, что от подушки приторно сладко запахло Наташей. Подумав немного, я снова сладострастно понюхал подушку и заснул, обняв и прижав ее к лицу. Проснулся я от стука в дверь. Ключ был вставлен в замок и торчал с моей стороны.

— Кто там? — ошалело спросил я и понял, что уже утро.

— Нури, прости, это я! — жалобным баском пропела лисица-Наташа.

Отворив дверь, я увидел несчастных, дрожащих с похмелья, Наташу и ее монстра-приятеля. Они вошли, и Дмитрий Васильевич заспешил обратно.

— Я проводил их, чтобы ничего по дороге с ними не случилось! Простите нас, чего по пьянке не бывает! — стуча зубами, просипел Васильич.

— Одну минуточку! — бросил я ему и приказал Наташе, — раздевайся, и — в койку!

Она, дрожа от тремора, принялась быстро раздеваться, и я не отставал от нее. Раздевшись, она — худющая и сутулая, бессильно повалилась на койку. Я лег на нее, покрыв своим телом, и тогда уже спросил ошеломленного этим зрелищем Васильича.

— Что, выйдешь сам, или помочь?

Тот нелепо затопал сапогами, завертелся, видимо забыв, где выход и, наконец, вышел вон. Я запер за ним дверь и приступил к экзекуции Наташи…

А через три дня…Чтобы было понятно, и в тоже время, чтобы обойтись без обыденщины, расскажу анекдот в тему, причем в двух сериях.

Над Африкой, районом, где проживали дикие племена, разбился самолет. Все погибли, осталась в живых одна стюардесса, которую взял своей очередной женой вождь местного племени. Конец первой серии.

Вторая серия. Через три дня вождь собирает своих воинов и спрашивает их:

— О, мои храбрые воины, помните, как в позапрошлом году крокодил откусил мне ногу, плакал ли я тогда?

— О, великий вождь, ты не плакал тогда! — отвечали воины.

— А когда в прошлом году тяжеленный бегемот наступил мне на живот, плакал ли я тогда?

— О, великий вождь, ты не плакал и тогда! — отвечали воины.

— А теперь я плачу, плачу, когда писаю!

Теперь ясно, что со мной случилось через три дня? Если не ясно, то дополняю сказанное еще одним анекдотом.

— Все течет, все меняется! — сказал философ.

— Все течет, но ничего не меняется! — возразил больной одной неприличной болезнью, называемой «гусарским насморком», «путешественником», «триппером», «гонорреей» и мало ли еще как…

Одним словом, мне не хватило всех бед, которые со мной приключились, и я получил в наследство от Дмитрия Васильевича этот гусарский насморк, будь он неладен (и Васильич, и насморк!). Хотел, было, набить Натахе лицо, но пожалел — своя, все-таки…

И вдруг…наконец, должно же нам хоть в чем-то повезти — Наташе объявили, что ей выделили квартиру и нужно срочно, за день или два заселяться. Квартира была двухкомнатной с одной проходной комнатой, совмещенными удобствами и крохотной кухней в пятиэтажной «хрущебе» на последнем этаже. Но считалось, что и это отлично.

Перевозить было практически нечего, вся обстановка в комнате была «казенной», но была одна загвоздка. Наташа никак не могла найти слов, чтобы сказать мне об этой загвоздке. Но, наконец, нашла слова, и вот в чем оказалось дело.

Будучи дамой ленивой, Наташа не выходила вечером, ночью и утром в туалет, который находился в конце коридора, делала свои дела (естественно, не очень серьезные!) в комнате в баночки. Баночки затем сливались в трехлитровые баллоны из-под сока; они закупоривались полиэтиленовыми крышками и хранились под кроватью и в шкафу. Баллонов было таких около двадцати, и их надо было ликвидировать, чтобы «сдать» комнату и получить разрешение на въезд в квартиру.

Но как эти баллоны с желтоватой жидкостью пронести незаметно через весь коридор, чтобы пронырливые студентки ничего не заметили? Я на минутку задумался и нашел-таки решение. Мне его подсказала загадка, которую я немедленно загадал Наташе.