— Оба здесь, надо же! Чего же не попросили нас, чтобы довезли, зачем сами рисковали? — и ГАИшник стал рукавом бушлата оттирать лед с лобового стекла.

Я вышел из автомобиля и заспешил домой. По дороге меня медленно обогнала «Волга». Машину вел ГАИшник, а Василий Дмитриевич по-барски развалился рядом. Он опустил стекло и только успел сказать:

— Вот бл…, популярность, а!

Тогда же у Захарченко случилась большая неприятность. Он дружил с известным писателем-фантастом Артуром Кларком, жившим на острове Цейлон. И фантаст решил опубликовать в «Технике-молодежи» свой новый роман целой серией статей, из номера в номер. Статьи стали появляться, их с интересом читали, и вдруг публикация резко оборвалась. А потом мы узнаем, что Василия Дмитриевича «снимают» с должности главного редактора журнала. В чем же дело?

Оказывается, «паразит» Кларк дал всем героям своего романа, имевшим русское происхождение, фамилии наших известных диссидентов. Эти герои как бы являлись их детьми, об этом свидетельствовали даже их отчества. Конечно же, не предупредить об этом своего друга было свинством со стороны Кларка. А наш Вася «прозевал» такую существенную для того времени деталь. Но бдительные «писарчуки» нашлись, и дело дошло до ЦК Нашей Любимой Партии. И Васю сняли… Он очень переживал случившееся. Участие в телепередаче хоть как-то сгладило шок от мгновенного прекращения его общения с людьми, читателями, обществом, через свой журнал.

И вот в июле 1990 года мы с Володей наметили «выездную» запись передачи из Киева, где я присмотрел хороший объект. В Киевском Гидропарке самодельщики оборудовали почти полгектара территории, построенными своими руками тренировочными стендами. Это было бы самое масштабное творение самодельщиков в наших передачах.

Но в конце июня, прямо во время эфира очередной передачи «Это вы можете!» мне домой позвонил наш администратор Саша Куприн. Я весело приветствовал его, но голос в трубке был сдержан и лаконичен: «У нас горе — Володя умер!»

Молодой, здоровый человек внезапно погиб от обильного инфаркта, который случился на даче. Это была первая для меня потеря столь близкого товарища, моего ровесника, потеря, так сильно изменившая течение моей жизни.

Еще некоторое время передача, как бы «по инерции» продолжала существовать, сильно меняя свой «имидж». Сюжет из Киева мы все-таки сняли, но ровно через год. Получился он хорошим. Но конец передачи был предрешен. Клуб наш, к сожалению, распался, и люди, более десятка лет бывшие столь близкими друг другу, расстались. Связывал всех нас наш дорогой друг и ведущий Володя Соловьев. Без него все потеряло свой былой смысл…

В конце 90-х годов была сделана попытка реанимировать передачу, и она на год вновь появилась в московском эфире под названием «Жизнь замечательных идей». Ведущим стал постоянный участник соловьевской передачи — Женя Островский. По экономическим причинам эта передача закрылась. Вскоре после закрытия передачи ушли из жизни молодой еще Геннадий Зелькин и испытанный боец — «аксакал» Василий Захарченко. Я с трудом мог представить себе, что этот лежащий в гробу высокий худой человек — весельчак, жизнелюб, человек кипучей энергии, неутомимый и неугомонный Захарченко. Несмотря на солидную разницу в возрасте (он мне годился в отцы!), он мне был настоящим другом.

А чтобы сгладить траурный тон, я расскажу про очень веселые съемки моего новогоднего поздравления, где в последнем эфире передачи я поздравил москвичей с Новым 1998 годом прямо из проруби.

Узнав, что я «морж», телеканал ТВЦ, на котором транслировалась передача «Жизнь замечательных идей», попросил меня поздравить москвичей с Новым 1998 годом прямо из проруби.

Сценарий был несложен: в плавках, в красной шапочке Деда Мороза и при своей натуральной седой бороде, я должен был залезть в прорубь и спрятаться подо льдом. Снегурочка в купальном костюме — моя жена Тамара, тоже «моржиха», три раза ударяла по льду серебряным посохом и говорила: «Дед Мороз, вылезай, Новый год на носу!». Когда же я недовольно выбирался из проруби, ворча: «Кто меня разбудил, кто меня побеспокоил?», Снегурочка должна была сообщить мне, что пора поздравлять телезрителей с Новым 1998 годом. После чего я говорил: «Тогда чарку мне!», провозглашал поздравления и выпивал чарку. Для этого я забрал из дома свою «кровную» бутылку — 0,75 литра водки.

Но тут перед самыми съемками ударили страшные морозы — ниже 30 градусов. Но не отменять же назначенного!

И вот мы всей съемочной группой поехали на Красный пруд в Измайловском парке, где привыкли «моржеваться». Расставили аппаратуру, все приготовились, и я по команде режиссера Жени Островского полез под лед — ждать ударов посоха Снегурочки. Но… их все не было. Задыхаясь, я вынырнул на поверхность и на всякий случай громко завопил: «Кто меня разбудил, кто меня побеспокоил?» А оказалось, что, занявшись перестановкой камеры, группа обо мне просто забыла. Снегурочка, она же Тамара, «для сугрева» налила мне чарку, и я снова полез под лед. Секунд через двадцать послышались удары посоха, и я вылез. Произнес, что было положено, и выпил чарку.

— Не пойдет, не пойдет! — закричал Женя. — Вы что, Снегурочку поздравляете? Обращайтесь, пожалуйста, не к ней, а на камеру!

Третий дубль снова не удался — я перепутал слова поздравления, но чарку, разумеется, испил до дна. На четвертом дубле поначалу было все хорошо, но я поскользнулся на лестнице и грохнулся о лед, разодрав локоть. Рану залили водкой, остатки которой я допил для храбрости. На пятом дубле я уже сам не мог вылезти из воды, и на меня надели пояс с веревкой, за которую незаметно тянули вверх. Но водка кончилась, и я отказался поздравлять без чарки.

Сердобольные зрители, к этому времени скопившиеся у проруби, великодушно предложили свою бутылку. Поэтому шестой дубль, прошел нормально, за исключением того, что вместо слов «С Новым Годом!» я произнес тоже три слова, но совсем других. Но «халявную» чарку все-равно выпил. На седьмом дубле я заснул прямо подо льдом, и меня не разбудили удары Снегурочки посохом. Тащили меня из проруби за веревку всей съемочной группой, причем активнее всех работала Снегурочка. Последнее, что я помню: как допивал дареную бутылку прямо из горлышка.

Одеть меня так и не смогли — уложили на сиденье, покрыли моей же одеждой и привезли домой. Спал я два дня и проснулся как раз к Новому Году.

А тут передачу смонтировали. И когда мы со Снегурочкой смотрели ее и слушали свои же поздравления, никаких мук творчества на экране заметно не было. Вспомните, может и вы видели эту передачу и слушали мои поздравления из проруби. Можно ли поверить, что я при этом выпил почти полтора литра?

Но вернемся назад в 1974 год, когда я, проведя нервотрепные для меня испытания автобуса, вышел-таки в отпуск и отправился в Москву. На юг Тамаре ехать запретили врачи, но западное направление не возбранялось.

Тамара, уже не «пенсионерка», закончила учиться на вечернем отделении Плехановского института и работала в институте ВНИИТоргмаш. Я часто захаживал туда; познакомился я с начальником и сотрудниками Тамары. И среди последних возникла компания, пожелавшая поехать в отпуск на крайний запад нашей необъятной страны — в Калининградскую область. Буся был в курсе дела; ворчал, конечно, но разумной альтернативы предложить не смог. Для отдыха мы наметили город Светлогорск на Балтийском побережье; часть компании уже выехала туда, а часть, конкретно — я, Тамара и ее начальник по прозвищу «Бугор», выезжала позже. Мы взяли четырехместное купе, много выпивки, и выехали.

Бугор, как и его попутчики, были не промах выпить, и к ночи мы заснули без задних ног. Бугор, который сильно заикался, все-таки сумел доказать, что ему лучше всего спать внизу, а нам с Тамарой — наверху. Потому что, если он заберется наверх, то ему будет все видно внизу, ну, а снизу верх не виден, полки-то не прозрачные!

Так мы и поступили. Тамара легла на полку над Бугром, я же — на противоположную. К середине ночи я проснулся и до утра сделал пару «ходок» на полку «визави». С утра начали выпивать снова и так увлеклись, что когда в наше купе постучали и спросили, не мы ли «бабу потеряли», мы и не сразу поняли, в чем дело. Выйдя за дверь, мы, к своему ужасу, обнаружили Тамару без намека на одежду, и главное — без парика, весело пляшущую в коридоре. Тут же загнали ее в купе, втащили на полку, пристыдили и, покрыв одеялом, продолжили наше занятие.