— Все ясно! — донесся до меня голос одного из присутствующих — старика в помятом костюме. Он взглянул на часы и спросил у строгой женщины в очках:

— есть там еще кто-нибудь?

Строгая женщина покачала головой и сказала мне: — можете идти, наше решение вы получите по почте, у нас, как вы понимаете, ваш адрес есть!

Я вышел из ВАК в похоронном настроении. Зашел в магазин, взял бутылку дагестанского портвейна и пошел к метро. По дороге я догнал парочку экспертов ВАК, которые только что рассматривали мой вопрос — полную даму и старика в помятом костюме. Они медленно ковыляли, обсуждая, как ни странно, мой вопрос. Я ожидал какого-то сочувствия, защиты, что ли, но вот что я услышал:

— Странный человек этот Николай Григорьевич! Если диссертация ему не понравилась, зачем говорить о трудоемких исследованиях? Ведь этим он затрудняет вынесение решения! — говорила полная дама.

— Да что там размышлять, отклонить и все! — парировал старик в помятом костюме, — будем еще голову ломать над ерундой!

Это был приговор! Я обогнал «сладкую парочку» и зашел в метро. Дома у Тани я застал Геракла с Тосей. Видимо, наш Ромео зашел за Тосей, чтобы взять ее с собой в «Москву», а по дороге заглянули к Тане. Я рассказал о моем неудачном визите в ВАК. Таня была очень огорчена и даже сказала: — мне кажется, они тебя никогда не утвердят!

А Геракл загадочно улыбнулся, потупив взгляд. Я же принял про себя решение позвонить Домбровскому и встретиться с ним.

Хорошие вещи — вино и любимая, желанная, женщина рядом! Обо всем печальном позабудешь, если они с тобой!

Утром я доложил Федорову о моем посещении ВАК и обо всем, что там произошло. Дмитрий Иванович обречено махнул рукой: — плохо все это, не знаю, что и посоветовать! Ведь этот черт не отлипнет, пока не утопит окончательно!

Я взял у Федорова телефоны Домбровского — домашний и служебный, и, не откладывая в долгий ящик, позвонил ему на работу прямо из ЦНИИСа. Работал Николай Григорьевич заведующим кафедрой в Московском Инженерно-строительном институте.

У меня поинтересовались, кто спрашивает Домбровского, и вскоре соединили. Я в чрезвычайно вежливых тонах попросил Домбровского о встрече, мотивируя тем, что живу далеко, и хотелось бы посоветоваться о дальнейших моих действиях. Домбровский говорил со мной довольно благосклонно, и предложил вечером зайти к нему домой, на Хавско-Шаболовский переулок. Я до сих пор помню в трубке его какое-то необычное, может быть даже польское произношение: — «Хавско-Шаболовский!».

В назначенное время с точностью до секунды я позвонил в дверь Домбровского. Он открыл мне сам и проводил к себе в кабинет. Большая комната была вся в стопках книг, рукописей, папок, рулонах чертежей, нередко лежащих прямо на полу. Этакая лаборатория Лавуазье или Торричелли со старинного рисунка…

Домбровский усадил меня в кресло и, с места в карьер, стал «поливать» Федорова. Что у него нет ни одной здравой идеи, раз он подсунул мне такую «тухлую» тему, что общего между маховиком и скрепером, до такого мог только полоумный додуматься…Я утвердительно кивал, выслушивая его «комплименты» фактически в мой адрес.

— Что же вы посоветуете мне делать? — наконец спросил я маститого ученого, который, как я понял, совершенно «не сечет» в науке (прав был Федоров!).

— Да все просто, — оптимистично заявил Домбровский, — вы делаете новую диссертацию на другую тему и с другим руководителем. Опыт у вас уже есть, все будет быстро, могу посоветовать вам и тему и руководителя! Подумайте!

Я поблагодарил Николая Григорьевича за помощь и попросил разрешения позвонить, как надумаю.

Вечером я опять встретил Геракла и Тосю у Тани и рассказал им о визите к Домбровскому. Геракл улыбался еще загадочней, но ни слова не вымолвил. Назавтра я снова был в ЦНИИСе, рассказал о визите в «логово врага». Федоров заметил, что в таком же тоне Домбровский предложил и ему заменить тему диссертации. А затем вдруг вспомнил, что утром позвонил в лабораторию один далекий знакомый, работавший ранее в ЦНИИСе, а потом продвинувшийся по «министерской линии». Он почему-то спрашивал Гулиа и просил позвонить ему по оставленному номеру телефона.

— Хочу сказать, что человек этот — с сомнительной репутацией, — осторожно предупредил меня Федоров, — как бы выразиться, ну, типа авантюриста, что ли. Сейчас работает, кажется, в МИНВУЗе.

По номеру оставленного телефона я понял, что это недалеко от ВАК — та же телефонная станция. Я тут же позвонил Семену Натановичу (так он назвал себя в своем звонке в ЦНИИС), он оказался на месте.

— Послушай, Гулиа — он сразу обратился ко мне запанибрата, — есть разговор, полезный для тебя. Я тебя помню по ЦНИИСу, ты там пьянствовал и хулиганил, мы тебя за это уважали! Давай встретимся в скверике перед Политехническим музеем. Сядь на скамейку, я тебя узнаю сам. Часам к трем, успеешь? Ладушки!

Я заспешил на встречу к Семену Натановичу, совершенно не представляя, кто это и что за полезный разговор меня ожидает. Не успел я присесть на скамейку, как ко мне подлетает мужчина лет сорока в расстегнутой дубленке и меховой шапке «Иванушка-дурачок», весьма модной в то время.

— Привет, Гулиа — с места в карьер обратился Натаныч ко мне, — говорят, что у тебя с ВАК отношения испортились. Знакомые ребята сказали — надо помочь, человек он неплохой, но попал в сети к этому старому пауку Домбровскому. Скажи, сколько ты будешь получать, если станешь кандидатом? — поинтересовался Натаныч.

— Рублей триста, — неуверенно ответил я.

— Ну, ладно, давай триста рублей, я передам их инспектору, он положит твою работу в стопку утвержденных. Маразматики проголосуют оптом за все, и тогда твой Домбровский тебе уже не страшен. У нас — сила в коллективе!

— Но у меня сейчас нет таких денег! — в ужасе пробормотал я.

— Нет сегодня, будут завтра! — жизнерадостно заключил Натаныч, — итак, завтра в три часа здесь же!

Я был в недоумении — где взять деньги. У Геракла — точно не будет таких с собой. Да ведь у меня есть в Москве дядя! — и я помчался к нему домой, не позвонив даже по телефону. Дядя оказался дома. Он подозрительно осмотрел меня, сказал, что в Москве без звонка не принято заявляться, и спросил, в чем дело.

Я сбивчиво рассказал ему все, как было, и попросил триста рублей взаймы. — Мне больше негде взять! — взмолился я.

У дяди задергался глаз.

— На взятки — никогда! Попросил бы на жизнь, сказал бы, что голодаешь — дал бы. Но на авантюру, на взятку — не дам! Попадутся твои дружки, потянут тебя, а откуда деньги — от меня! И поехало-покатилось! Я ничего не слышал от тебя и не видел тебя сегодня! — закончил дядя, и я ушел не солоно хлебавши.

Я стал успокаивать себя, что все равно ничем Натаныч уже помочь мне не сможет, только обдерут еще на триста рублей. А дома все рассказал Тане, благо Геракла с Тосей сегодня в гостях не было. Таня все восприняла серьезно.

— Ты знаешь, у нас многое сейчас таким образом и делается. И я удивлена словам твоего дяди, что он жизни не знает, что ли? Я дам тебе эти триста рублей, у меня они на книжке, только обещай, что вернешь, ладно? А то трудом все заработала!

Мы с Таней вышли из дома, перешли улицу и зашли в сберкассу. Народу не было, Таня быстро сняла с книжки нужную сумму и там же передала мне. Я опять понял, что многого не смыслю в жизни. В первую очередь я ожидал помощи от богатого дяди, но ошибся. Может быть, действительно надо было соврать, не говорить правды. Конечно же, дядя опасался за свое достаточно высокое положение в обществе и знал, что в случае чего, я и на суде правду скажу. Но от Тани, с которой у меня были даже не семейные, а любовные отношения, и которая сама нуждалась в деньгах, я такого поступка не ожидал. Да за любовь люди не то, что деньги, жизнь отдают! Но все это для меня было в книжках, а чтобы в жизни — впервые! Я, конечно же, сразу переслал Тане деньги, как только вернулся в Тбилиси. Перезанял, у кого смог, и выслал.

Назавтра я снова встретился с Натанычем на том же месте, в тот же час. Он снова спешил, взял деньги, не пересчитывая, а на прощанье сказал: