Томми Бигхед с большим трудом мог следить за мыслями своего собеседника. Он думал лишь о том, как из всего этого сделать интересную статью для газеты.

В разговор вмешался доктор Александр Гардт:

– По правде говоря, тут кое-что для меня неясно, – сказал он, затянувшись из своей трубки. – Каким образом сможет человек жить в таком звездолете, если будет лишен всех необходимых для существования условий; воздуха, атмосферного давления, тепла, даже веса своих собственных членов?

– Это как раз легко преодолимые трудности, дядя Алекс; я просто захвачу с собой кусок земной обстановки и все, что необходимо для жизни, в том числе табак и твои трубки... Ты спросил бы лучше, как можно будет обследовать Луну.

– Что!? – опять вмешался в разговор Томми. – Вы хотите полететь на Луну?

– Не при первом полете... Первая поездка ставит себе исключительно научные цели. Но при второй экспедиции я обязательно попытаюсь высадиться на Луну. Ясно, что пассажиры должны иметь возможность покинуть звездолет.

– Высадится на безвоздушную Луну?

– О, мы покинем звездолет не только при высадке на Луну, но и при свободном полете в пространстве...

Томми решил, что инженер сошел с ума. Но он все же вежливо сказал:

– Не будет ли это утопией?..

Гардт приоткрыл дверь кабины, помещающейся в стене лаборатории. Дверь была обита резиной и снабжена пневматическими затворами.

– Две вещи, за исключением холода, который легко преодолеть, делают как будто невозможным для человека пребывать в безвоздушном пространстве, – сказал Гардт. – Это – отсутствие атмосферного давления и воздуха для дыхания. Вот в этой кабине я сейчас при помощи центробежного насоса так разрежу воздух, что создам условия, господствующие в безвоздушном пространстве.

Гости с величайшим вниманием следили за движением руки Гардта, который вынул из ящика какой-то сверток и развернул его:

– Вот изобретенный мною костюм из прорезиненной кожи, несколько похожий на костюм водолаза; он абсолютно непроницаем для воздуха. Благодаря особым воздушным резервуарам, внутри костюма можно всегда иметь достаточно воздуха, чтобы поддерживать в нем давление одной атмосферы, совершенно независимо от внешних условий. Быть может, кто-нибудь из вас согласится надеть этот костюм?

Бигхед внимательно рассматривал материал и шлем, который отвинчивался от костюма, но от предложения Гардта надеть его отказался, предоставив роль опытного кролика Андерлю.

Не говоря ни слова, Андерль облачился в этот фантастический костюм. Гардт надел на его голову тяжелый шлем и плотно привинтил к шлему резервуар с кислородом. Затем Андерль вошел в кабину. Всякий другой на его месте кряхтел бы под тяжестью такого костюма.

Гардт сунул ему в руку горящую свечу и закрыл дверь, через окошко которой можно было наблюдать за всем, что делается внутри. Электрический колокольчик, который Гардт включил перед закрытием двери в кабину, заработал, и звуки его были ясно слышны.

Насос начал работать. Свеча вспыхнула и погасла. Звонок стал звонить все тише и тише, пока его вовсе не стало слышно, хотя язычок продолжал работать. Тогда инженер остановил насос.

– Теперь в кабине, если не считать тяжести и тепла, установились те же условия, что и в мировом пространстве. Несмотря на это, мой ассистент, с которым мы не можем сейчас разговаривать, чувствует себя прекрасно.

Томми заглянул в окошко кабины и расхохотался. Действительно, Андерль представлял собой довольно комическую фигуру. Костюм раздулся и придал фигуре вид резиновой игрушки. Широкая фигура разгуливала по кабине, поднимая и опуская руки, подскакивала и вообще вела себя непринужденно. Без сомнения, Андерль чувствовал себя там прекрасно.

Гардт открыл маленький клапан; воздух со свистом устремился в кабину, звонок зазвенел опять, и фантастическая фигура приобрела нормальные формы.

– В таком водолазном костюме, – сказал дядя Алекс, когда Андерль сбросил с себя тяжелый костюм, – можно, пожалуй, просуществовать в безвоздушном пространстве. Но как представляешь ты себе движение человека в пространстве, где не будет силы притяжения, и где человек, следовательно, не будет иметь веса?

– Конечно, отсутствие тяжести будет на первых порах действовать на путешественников ошеломляюще. Но это дело привычки. В конце концов ведь безразлично, будут ли пассажиры парить внутри корабля или витать вне него. Отсутствие тяжести неизбежно.

У Томми Бигхеда, долго молчавшего, было теперь такое лицо, словно у него от долгих размышлений разболелась голова. Он был поэтому очень рад, когда дядя Алекс сказал, что разговоров на этот раз хватит.

У него все же один вопрос остался, и когда он пожимал на прощание руку Ганса Гардта, он спросил:

– Скажите, пожалуйста, какие цели преследуете вы, в конце концов, вашим изобретением?

– В конце концов, – повторил Гардт, потягиваясь, – в конце концов я хочу добиться того, чтобы неисчерпаемые запасы тепловой энергии Солнца служили на пользу человечеству. Далеко в пространстве будут устроены силовые станции, огромные солнечные рефлекторы, которые дадут возможность сконцентрировать в любом пункте земного шара огромную массу энергии. А это, в свою очередь, даст возможность превратить обширные пространства полярных стран в плодородные земли. Человечество не будет больше зависеть от иссякающих запасов угля на Земле и уничтожит в зародыше всякие попытки войны. На Земле воцарится изобилие и благосостояние, и счастливый род человеческий будет жить вечно. Вот конечная цель моего изобретения.

Глаза Андерля засветились гордостью при этих словах шефа. Он состроил гримасу, которая, по-видимому, должна была обозначать: «Как это нравится тебе, идиот?»

Но тот сказал:

– Хорошо, господин Гардт. Все это будет отлично принято «Вечерней почтой». Бьюсь об заклад, что ровно через час экстренное издание будет красоваться на всех углах Детройта.

Дядя Алекс улыбнулся:

– Вы, очевидно, забыли, мистер Бигхед, что вы сейчас в Европе.

– Ладно. Ну, так через три часа, – ответил он.

Прошли месяцы.

Чрезвычайно суровая, но сухая зима благоприятствовала работам на Боденском озере. В процессе работы Гардт вынужден был прийти к весьма неприятному заключению, что он недооценил предстоящие расходы; смета значительно превысила его предположения.

Он телеграфировал Томми в Детройт, и его газетный концерн выразил согласие на увеличение сметы расходов. Ему ничего другого не оставалось, ибо, если бы предприятие не удалось привести к благополучному концу, то все вложенные Бигхедом капиталы погибли бы безвозвратно.

Ганс Гардт работал без устали. Он получил продолжительный отпуск и мог все свое время отдать постройке аппарата. Благодаря его неутомимой энергии, в конце января дорога для старта и аппарат были готовы.

Когда дело дошло до вопроса об участниках полета, Гардт послал дяде официальное приглашение принять участие в экспедиции.

Приглашение Гардта поставило его дядю – уже не молодого ученого – в весьма затруднительное положение. С одной стороны, его пугала грандиозность предприятия, с другой он – смущался перед неминуемой мировой славой.

Ганс Гардт сумел, однако, рассеять его сомнения.

– Дядя Алекс, – сказал он, – чтобы наша поездка имела научное значение, необходимо участие в ней человека, который знает минералогию и химию. Подумай только, сколько открытий можно будет сделать на древней Луне! Кроме того, необходимо, чтобы те немногие люди, которым, быть может, придется целыми неделями пробыть вместе в тесном помещении, по крайней мере, хорошо понимали друг друга, как, например, мы с тобой. Да и твои медицинские знания могут пригодиться.

Противодействие ученого стало ослабевать.

– Ну что ж, я еду с тобой, – сказал он, – но с условием, что ты в своем замечательном небесном крейсере не вывесишь плаката «курить воспрещается».

Третьим пассажиром должен был быть Андерль, на которого Гардт мог всецело положиться.