В пустыне царило гробовое молчание: ни звука, ни дыхания. На темном багрянце неба мерцали мириады звезд. Одни из них были моими старыми знакомыми, другие же чужды мне и неведомы. Я заметил несколько звезд, обычно видимых у нас в северных широтах: Орион, Арктур, Сириус, Альдебаран – все были налицо. Однако не было видно ни Большой Медведицы, ни Плеяд. Зато светили некоторые звезды, видимые на Земле только к югу от экватора. Южный Крест горел во всем своем великолепии. Спокойный и величавый, среди мерцающих звезд плыл Юпитер. Я начал искать вечернюю звезду – Венеру, но не смог найти. Наконец, мне показалось, что я ее разыскал: в северной части неба появилось крупное светило, затмившее своим блеском бесчисленные рои звезд. Однако беглые вычисления доказали мне, что это не могла быть Венера. Вынув из кармана зрительную трубку с мощными стеклами, я принялся наблюдать яркую звезду. Мое любопытство все возрастало. Я весь дрожал от волнения. Эта ослепительная планета – наша Земля. Планета была, конечно, слишком удалена, чтобы я мог рассмотреть ее отличительные черты, но вблизи нее я заметил световую точку. У этой планеты был только один спутник. Сомнения отпадали – это была Земля.

Сняв шляпу, я низко поклонился своей матери Земле. Я – самый отважный и, дерзко сказать, самый удачливый из всех мировых путешественников, исследователей неведомых областей – поклялся охранять честь нашей старой планеты в этом чуждом суровом мире. В порыве неожиданной гордости и самоупоения я схватил пригоршню песку и бросил ее вверх по направлению к далекой Земле. Вероятно, даже Вильгельм Завоеватель, вступая на почву Англии, не испытывал такого удовлетворения и торжества.

Видимая с Марса, наша Земля представлялась обыкновенной звездой первой величины. По ее спокойному сиянию нельзя было догадаться, что она является очагом бесчисленных драм, горнилом разрушительных страстей. Находясь на Марсе, воспринимаешь мир со строго научной точки зрения. Здесь ты не считаешь родимую планету средоточием Вселенной. Земля представляется отсюда заурядным произведением вечно творящей природы.

Из всех людей Земли один я получил привилегию наблюдать совсем иную сферу творчества природы. Интересно знать: что произвела природа на Марсе – людей или чудовищ? Если здесь имеются люди, то что они собой представляют? Каковы бы ни были марсиане, меня они чрезвычайно интересовали. Даже гибель от Минотавра представлялась менее ужасной, чем грозившая мне медленная голодная смерть.

«Во всяком случае, – думал я, – недолго осталось мне жить. Однако короткая блестящая жизнь куда предпочтительнее долгому монотонному прозябанию в нужде и бесплодных желаниях. Жизнь исследователя, смелого путешественника, несмотря на сопряженные с нею смертельные опасности и лишения, без сомнения, лучше косной рутинной жизни всеми уважаемого буржуа».

При свете звезд марсианские пустыни имели достаточно фантастический вид, и смешно было думать, что как раз в этот час служащие королевской биржи спешат с работы домой.

Чтобы обмануть голод, начинавший терзать меня, я вообразил, что нахожусь в своем любимом ресторане на Чип-сайде. Я вспомнил кофе, которым славится это заведение, и приятное воспоминание быстро нагнало на меня сон. Погружаясь в объятия Морфея, я подумал, что ни один арабский калиф или персидский шах не наслаждался таким дивным ароматным напитком, как я.

В эту ночь, в противоположность предыдущей, мой сон был беспокоен. Меня мучили тяжелые кошмары. Сначала я видел себя летающим на зеленом мотоциклете по Лондону и свободно проникающим в открытые окна домов. Затем, словно по мановению волшебного жезла, я очутился в своей квартире, за обеденным столом. Передо мной лежала кипа писем. На каждом конверте стояло: «А. С. Джинксу, эксквайру, до востребования, Марс». Внезапно вся эта белиберда исчезла, и я увидел себя лежащим на песке пустыни. Затем я услыхал оглушительное жужжание, и огромный дракон медленно опустился с неба и схватил мой зеленый мотоциклет. Я весь дрожал во сне, слыша тяжелые крадущиеся шаги и сопение гигантского зверя. Это был слон с походкой огромной кошки. Меня охватил невероятный ужас, и я почувствовал, что обливаюсь холодным потом. Всем существом я ощущал, что на меня из мрака надвигается какая-то неведомая смертельная опасность, и делал тщетные усилия проснуться. Я весь оцепенел от леденящего немого ужаса. Огромная темная фигура стояла надо мной, и два чудовищных белых глаза глядели на меня в упор. Наконец, нахлынуло забвение, и я словно провалился в черную бездну. Когда я проснулся, на красном небе уже сияло беспощадное солнце. Тяжело дыша, я поднялся на ноги, осмотрелся и замер: на песке чернели гигантские следы, тянувшиеся от места, где я лежал, в глубь пустыни. Несомненно, они принадлежали какому-то колоссальному чудовищу, ходившему на задних лапах. Судя по размеру следов, лапы зверя были не меньше слоновьих, но гораздо шире расставлены.

Я боязливо огляделся по сторонам. В тускло мерцавшей пустыне по-прежнему не было заметно признаков жизни. Чудовище ушло неведомо куда. Только гигантские следы являлись безмолвными, но красноречивыми свидетелями его ночного посещения.

Я вынул револьвер и выстрелил два–три раза в воздух. По пустыне, нарушив мертвенное безмолвие, прокатилось сухое короткое эхо. Однако ни звука не раздалось в ответ. Пустыня по-прежнему молчала и, казалось, затаила глухую злобу против нарушителя ее извечного покоя. Напрасно я вглядывался в песчаные дали. Ответа не было. Я был одиноким отшельником, заживо погребенным в песчаной пустыне. Смертельная опасность, грозившая мне ночью, отхлынула неведомо куда. Но кто был мой ночной посетитель? Как это узнать? Повинуясь инстинкту самосохранения, я повернулся к своей машине, намереваясь поскорее улететь с проклятого места. Изумление и ужас приковали меня к месту: зеленый мотоциклет исчез!

С минуту я стоял растерянный, сбитый с толку. Придя в себя, я понял все значение моей потери. Я был один на Марсе, лишенный пищи, без всякой надежды на спасение. Меня ожидала медленная голодная смерть или же не менее ужасная перспектива достаться на завтрак неведомому чудовищу. Итак, мой ночной кошмар был не только сном, его конец оказался ужасающей явью. Белые глаза, преследовавшие меня во сне, очевидно, принадлежали вору, лишившему меня возможности спасения. Счастье мое, что я не проснулся и не попал в пасть незнакомцу. Без сомнения, он принял меня за труп. Этот факт, конечно, не говорил в пользу его умственных способностей. Я содрогнулся при мысли о том, какая чудовищная смерть мне грозила.

Внезапно мне пришло в голову, что, пока я стою и размышляю, последняя надежда на спасение все больше и больше удаляется от меня. Любой ценой летательная машина должна быть отнята у чудовища. Нельзя терять ни мгновения. Я опустился на колени и стал жадно рассматривать следы, используя знания, приобретенные мною у индейцев во время пребывания в долинах Анд. Следы были совсем свежими. Судя по всему, зверь прошел здесь часа три тому назад. За это время он не мог далеко уйти. Такое огромное животное должно было двигаться медленно, особенно же с моей машиной в лапах. Я не мог понять, как это ему удалось так беззвучно унести мой аппарат. Судя по тому, что на песке не было следов от машины, животное должно было ее нести в лапах. Во всяком случае, надо было торопиться, так как вечно движущиеся пески пустыни не могли долго хранить отпечатки лап. Взвалив ружье на спину, я двинулся быстрыми шагами в путь.

Пройдя несколько миль, я обнаружил, что отпечатки лап становились все менее отчетливыми. Мне пришлось остановиться. Я начал обследовать почву. Прыжки неведомого двуногого шли в разные стороны; казалось, оно умышленно путало следы. К этому моменту у меня сложилось впечатление, что следы принадлежали какому-то кенгуроподобному животному, размерами, приблизительно, со слона, расхаживавшему на задних лапах. Оно делало гигантские прыжки, достигавшие иной раз пятидесяти–шестидесяти футов; конечно, следовало принять во внимание условия притяжения на Марсе: на Земле прыжки такого зверя были бы вдвое короче. Тем не менее, только существо огромнейших размеров могло делать такие прыжки. Когда немного остыла горячка погони, я начал раздумывать, может ли подобное животное устоять против пули.