Промелькнула площадь старта... Только что люди подбрасывали вверх свои шляпы, а теперь мелькнули ярко блестевшие верхушки деревьев, темные силуэты домов в Фридрихсгафене, затем неясное очертание Боденского озера... Мимо, все мимо!..

Корабль оставил свою железную дорогу и поднялся в воздух.

Оконца снизу были свободны. Слабо освещенная Земля быстро исчезла, и темная ночь окутала окошки «Виланда».

Гардт схватился за телефон.

– Полный ход!

Проволока отнесла этот приказ в кабину вспомогательного самолета. В ту же минуту раздался грохот дюз. Указатель ускорения двигался по скале и остановился около двадцатого деления. Бечевки гамака врезались в тело, которое с удвоенной тяжестью увлекалось «вниз».

Алекс, усталый, лежал в своем гамаке. Его взгляд был обращен кверху. Странно: окошки, сквозь которые он сейчас только видел звездное небо, словно опустились в сторону. Круглая передняя стена повернулась и закрыла собой внешний мир.

С большим трудом повернул Алекс голову. Сводчатая стена с оконцами окружила его теперь со всех сторон: сверху и снизу – ровная поверхность шара.

Прошло тридцать секунд.

– Ганс! – прохрипел он.

– Дядя Алекс...

– Все ли в порядке? Мне тяжело!..

– Усиленная тяжесть, дядя, ничего больше...

– Видишь ли ты там, в стороне, слабо светящееся скопление звезд на одной высоте с нами, окруженное каким-то бледным сиянием? Замечательная звездная куча!

Ганс быстро взглянул в окошко.

– Звездная куча?

Он следил за показателем высоты.

– Эта звездная куча, вероятно, не что иное, как Мюнхен.

Пораженный Алекс хотел вскочить, но тяжесть бросила его назад.

– Мюнхен? – простонал он. – Ты с ума сошел? С каких это пор города прилепились к небу?

– Не спрашивай ничего, дядя; дыши, дыши как можно глубже... Скоро станет еще хуже.

Через четыре минуты указатель ускорения медленно продвинулся назад.

– У вспомогательного самолета горючее подходит к концу, Андерль. Необходимо сейчас же освободиться.

Андерль схватился за поручень.

Гардт смотрел на стрелку скорости.

– Только четыре тысячи двести в секунду, – сказал он про себя, покачав головой.

По телефону он послал последнее «прости» вспомогательному самолету и быстро приказал:

– Андерль, освободи ракету!

Легкий нажим – и ракета освободилась от вспомогательного самолета.

В ту же минуту рука Гардта ухватилась за рычаг.

– Теперь начинается. Не забывайте дышать...

Ужасный толчок потряс корабль. Дюзы «Виланда» воспламенились. Стрелка указателя ускорения вновь быстро подскочили до двадцати, перешла через двадцать пять и тридцать и остановилась на тридцати двух. Корабль шел с ускорением тридцать два метра в секунду за секунду.

Усиленная тяжесть стала совершенно невыносимой. Гамаки натянулись еще больше. Давление на грудную клетку страшно усилилось.

Алекс попытался приподнять руку. Ему удалось это сделать лишь с большим напряжением, затем рука упала бессильно назад и больно ударила его. Казалось, что каждая часть тела стала в несколько раз тяжелее. По кровеносным сосудам вместо крови словно текла ртуть. Веревки и ремни гамака врезались в тело.

Алекс ни о чем больше не спрашивал; он жаждал воздуха. Легкие не в состоянии были больше выдерживать тяжести груди. Он пытался бороться с усиленной тяжестью, хотел что-то сказать, крикнуть, но опрокинулся назад и перестал соображать, что делается вокруг него.

Ганс Гардт тоже сильно страдал от этого давления. Лишь с величайшим напряжением мускулов удавалось ему протянуть руку и коснуться рычага.

Стрелка указывала на скорость шесть тысяч метров в секунду.

Ганс опять передвинул рычаг.

«Виланд» развил свою максимальную силу, извергая вниз раскаленный пар с космической скоростью. Стрелка заметно приблизилась к красной черте. Еще две минуты, и ракета достигла той скорости, которая должна была освободить ее от земного плена.

Стрелка прыгала: семь тысяч... восемь тысяч метров в секунду...

Ужасная мысль промелькнула у инженера: что будет, если у него не хватит сил переместить назад рычаг? Тогда ускорение будет итти тем же темпом все вперед и вперед, пока колоссальные запасы газа не будут исчерпаны. Тогда гибель неминуема. «Виланд» с безумной стремительностью пролетит через межпланетное пространство по гиперболической орбите, ведущей в бесконечность. В четверть часа корабль достигнет скорости, которая удалит его навсегда из Солнечней системы.

Прошла седьмая минута. Девять тысяч метров в секунду делала эта бешеная машина!

Гардт стал медленно и кряхтя поднимать свою руку и просунул ее в петлю, свисавшую с потолка. Небольшое расстояние отделяло пальцы от распределительной доски. С большим трудом боролся он за каждый сантиметр. Был момент, когда казалось, что силы его иссякли.

– Только бы не сплоховать теперь!

Девять тысяч восемьсот метров в секунду – указывал счетчик. Еще три секунды...

Последнее движение – и рука Гардта ухватилась за рукоятку. Рычаг двинулся назад.

Холодный пот выступил на лбу инженера. Ужасное напряжение поглотило остаток его сил.

Указатель ускорения отскочил назад к двадцатому делению, дошел до десятого и остановился на том делении, которое указывало на увеличение скорости на три метра в секунду за секунду. Ощущение тяжести исчезло так же внезапно, как и появилось.

От начала подъема прошло восемь минут.

Одно мгновение в кабине капитана никто не двигался с места. Лишь тяжелое дыханье трех человек нарушало молчание. Алекс раскрыл глаза и огляделся. Лампа горела, окна во мраке, словно пасти хищных зверей. Он попытался приподняться. Ему это удалось. Он с удовольствием расправлял свое усталое тело. Какое наслаждение быть в состоянии двигаться, уметь управлять своими мускулами! Он с облегчением вздохнул, словно только что очнулся после ужасного кошмара.

– Ганс! – воскликнул он. – Где мы сейчас?

– Подойдите сюда, доктор, – услышал он голос Андерля.

Алекс вылез из гамака и, осторожно шагая, направился к племяннику.

С большим трудом удавалось ему сохранять равновесие; он чуть не падал на каждом шагу.

– Что случилось?

Он чувствовал себя черезвычайно легко. Неужели это естественная реакция после ужасного отяжеления, от которого до сих пор все его мускулы болели?

Гардт лежал весь в поту. Андерль старательно растирал ему виски; Алекс поднес к его носу бутылочку нашатырного спирта.

Медленно раскрыл Ганс Гардт глаза и в беспамятстве оглядел своих товарищей. Через несколько секунд к нему вернулось сознание. Прежде всего он взглянул на хронометр: двенадцать минут.

– Гамаки можно свернуть! – крикнул он Андерлю, как только смог вскочить. Затем он углубился в изучение кривой, вычерчиваемой инструментами.

– Ну и путешествие! – заметил дядя Алекс. – Этих восьми минут я никогда в жизни не забуду! У меня все кости болят.

Он внимательно стал ощупывать себя:

– Но кажется, у меня все цело...

– Да, никто не мог бы долго выдержать такого отяжеления, – ответил инженер. – Андерль, посмотри еще раз, все ли внизу в порядке.

– Ганс, – спросил Алекс, когда Андерль исчез, – где мы теперь?

Гардт указал на инструменты.

– Шесть тысяч километров пути и около четырех высоты.

– Четыре тысячи высоты! Гм!.. А гора Эверест имеет десять тысяч?..

– Да, но метров, а у нас – километры.

– Тысяча чертей! – воскликнул ученый. – В таком случае, мы находимся сейчас в четыреста раз выше самой высокой точки на Земле!

– Безусловно. Наружные барометры показывают ноль. Воздушная оболочка Земли далеко внизу; мы давно уже витаем в свободном мировом пространстве.

Появился Андерль и сообщил, что все в порядке.

– Хорошо, Андерль. Ложись теперь спать: через шесть часов ты сменишь меня.

– Я не очень охотно это сделаю, господин Гардт, – возразил опечаленный парень.