– Двадцать тысяч футов! – восклицал Борк, отсчитывая показания манометра. – Тридцать тысяч!

Хукер ползком по полу добрался до Роды; она схватилась за его руку.

– О, Бенни, – воскликнула она. – Это чудесно! Но я перепугалась до смерти.

Склонив голову к ней, он смотрел в темную бездну удалявшейся Земли.

– Шестьдесят тысяч! – пропел Борк.

Огни Вашингтона слились в бледно-желтое фосфоресцирующее пятно. Серебряная нить обозначала течение реки Потомак; далеко к северу другой след светящегося тумана – Балтимора – постепенно входил в первое пятно; а еще дальше третий и четвертый – Вильмингтон и Филадельфия. Поверхность Земли при лунном свете приняла холодную синеватую окраску. С востока подходила более густая тень, подобно черному занавесу: это море.

– Девяносто тысяч футов! Почти тридцать километров, – восклицал Борк.

Через несколько минут все побережье Атлантического океана развернулось под ними. Нью-Йорк, сильно освещенный, сиял, словно планета. Все большая часть поверхности становилась видна по мере того, как Кольцо уносилось вверх, за пределы земной атмосферы. Горные цепи сверкали, подобно бриллиантовым ожерельям, а Великие Озера представлялись более темными клочками; все прочее оставалось смутным и мрачным, как в густом тумане.

– Сто пятьдесят тысяч футов! – нараспев провозглашал Борк. – Манометр больше не действует. Мы вышли из земной атмосферы и вступаем в межпланетное простран ство.

Мгновение все были безмолвны. Затем Хукер и Рода заметили, что поток гелия от двигателя уменьшается: он принял желто-соломенную окраску, а звук ослабел до нежного, едва слышного жужжания.

– Что случилось? – тревожно спросила Рода. – Мы падаем?

– Нет, – ответил Хукер, – мы вышли из атмосферы. При отсутствии воздуха нет сопротивления, нет и среды для распространения звука. Но вы чувствуете тяжесть? Это значит, что аппарат все еще идет ускоренно вверх.

– Как высоко мы теперь несемся? – спросила она со страхом.

Хукер взглянул на свои часы.

– Прошло ровно двадцать минут с момента нашего поднятия. Снаряд должен лететь со скоростью двенадцать тысяч футов в секунду; вероятно, мы поднялись теперь уже на полторы тысячи километров от поверхности Земли.

Они молча смотрели в окошечко минут десять или пятнадцать. Потом Хукер вдруг вскочил на ноги.

– Чуть не забыл! – воскликнул он. – Пора натянуть веревки.

Он поспешно подошел к соседнему шкафу, вынул несколько свертков веревок и начал систематически привязывать концы их к маленьким стальным крючкам в полу, стенах и потолке комнаты по всем направлениям.

– Разве сегодня у вас стирка белья? – шутливо спросила Рода.

– Это наши спасательные веревки, – ответил Хукер. – Через двадцать минут мы остановим машины и будем лететь дальше по инерции. И тогда трудно будет ходить по комнате без таких приспособлений. Тяжесть не будет больше ощущаться. Вы убедитесь, что для нас не будет ни верха, ни низа; если пожелаете двинуться, то почувствуете, что ничто не прикрепляет вас к месту, и вам придется хвататься за что-нибудь вроде этих веревок.

Комната приняла такой вид, словно гигантский паук раскинул в ней свою паутину. Веревки тянулись повсюду – от стола с картами прямо к двери наружного отверстия, к гардеробной и, наконец, к контрольной комнате, где инженер Эттербери точно так же натягивал «воздушные пути».

Когда эти меры предосторожности были приняты, все, по приглашению Хукера, поспешно поужинали, предвидя, что позже станет очень неудобно обращаться с тарелками и стаканами. Как только машина будет выключена, прекратится и давление книзу от ускоренного движения Кольца.

– Мы теперь, вероятно, больше чем в тридцати тысячах километров от Земли и движемся со скоростью около одиннадцати километров в секунду. Опасность упасть обратно теперь уже миновала, – сказал Хукер.

Он с усилием прошел к переговорной трубе и позвонил в электрический звонок.

– Выключите на время машину! – приказал он Эттербери.

Затем он вернулся к окошку и опять лег на пол.

– Мы сейчас испытаем новое ощущение, – сказал он.

Пронзительный шум динамо-машины начал стихать; пылающий свет гелия под Кольцом медленно бледнел и вскоре исчез. Это и был тот момент, когда Торнтон потерял Кольцо из виду в искателе большого телескопа.

Едва прекратился поток гелия, у всех явилось любопытное ощущение. Давление, которое тянуло их к полу, постепенно ослабело, и тела их стали легче. Хукер положил руки на пол сбоку и, оттолкнувшись, поднялся на всю длину рук. Он легко держался на кончиках пальцев; потом, к изумлению своих спутников, быстро поднял руки, но вместо того, чтобы упасть, медленно вернулся в первоначальное положение, подобно телу, взвешенному в жидкости.

– Через мгновенье мы ничего не будем весить, – объявил он. – Двигатель еще работает, но скоро остановится совсем, и тогда – прощай, тяжесть!

Не было никакого ощущения движения. Казалось, Кольцо висит неподвижно в пространстве. Подобно обитателям Земли, движущимся в пространстве со скоростью ста девяти тысяч километров в час, путешественники не ощущали своего движения.

– Но почему же мы ничего не будем весить? – спросил Борк. – Разве Земля нас больше не притягивает?

– Конечно, – возразил Хукер. – Земля притягивает, но единственное действие этого притяжения скажется лишь в уменьшении нашей скорости...

– О, я чувствую себя очень странно, – прервала Рода. – Будто лечу в каком-то очарованном сне. Боюсь захворать...

– Не заболеете, – успокаивал Хукер. – Ощущение, будто все поддерживающие связи ослабли, через минуту пройдет.

– Конечно, – вставил Борк. – То же самое ощущается, когда быстро ныряешь на аэроплане или попадаешь в воздушный водоворот. Я часто замечал это.

Хукер оттолкнулся руками от пола и медленно поплыл по воздуху над их головами, пока не ухватился за площадку под телескопом.

– Я хочу взглянуть на Медузу и убедиться, верно ли мы держим направление, – говорил он и в то же время старался поместиться под телескопом. Держа окуляр телескопа между пальцами, он удобно наклонился в горизонтальном положении.

– Мы отошли градуса на два, но это не важно сейчас, – сказал Хукер и, легко оттолкнувшись от телескопа, опять поплыл на спине над головами спутников.

– Что это? – воскликнула Рода, наполовину поднимаясь с кресла. К ее удивлению, она также плыла в воздухе и, сохраняя грациозную позу, медленно пристала к потолку рядом с Хукером.

Борк разразился смехом.

– А как вы попадете вниз?

Рода подвернула платье вокруг лодыжек и махнула рукой Борку.

– Почему вы не идете сюда к нам?

– Действие и противодействие, говоря словами бессмертного Ньютона, – начал объяснять Хукер, – равны и противоположны. – Он дал легкий толчок Роде, и оба стали двигаться, пока не ударились легонько о противоположную стенку комнаты. – Удачно? Будь у нас под руками шары и кии, мы могли бы сыграть партию в биллиард трех измерений.

Борк приложился лицом к окошку и всматривался в бездну пространства, зиявшую под ними.

– Вы пропустите нечто интересное. Спуститесь-ка лучше и поглядите, – крикнул он.

– Но как спуститься? – вздохнула Рода в смущении. – Что мне делать?

– Не то, что вы делаете на Земле, – посмеивался Хукер. – Ухватитесь за спасательную веревку и отталкивайтесь.

Они вместе медленно влекли себя назад, к столу, с помощью спасательных веревок и оттуда к окошечку.

Свет от двигателя исчез совершенно, и Кольцо плавало в стиксовом мраке пространства. Земля, казалось, пропала. На ее месте была обширная черная твердь, переполненная миллионами сверкающих миров. Было полнолуние, и луна светила, подобно солнцу, над их головами. Лунный свет, не ослабленный земною атмосферою, нисколько не уменьшал яркости звезд. Получался совсем новый и чудный эффект: темный бархатный покров ночи, усыпанный раскаленными и, казалось, неподвижными точками, мириады которых сияли спокойным, не мерцающим светом.